— Всех? Иртанну? Бордона? Даже его сыновей?

Фарфелла лишь мрачно кивнул.

Нет эмоций, — думал Джоан, вспоминая кодекс джедаев в попытке подчинить внезапный приступ гнева. — Есть лишь покой.

— Я знаю, тебе сложно это принять, — сказал Фарфелла, присев напротив Джоана и взглянув ему в глаза. — Но мы уже бессильны им помочь. И что бы ни случилось, не стоит принимать все на свой счет и жаждать отмщения.

— Я понимаю, мастер, — сказал Джоан, смахнув слезы. — Но я не могу не скорбеть об их потере.

— Ты и должен скорбеть, мой юный падаван, — сказал Фарфелла, в утешение похлопав Джоана по колену, прежде чем встать. — Печаль, что ты ощущаешь — нормальна для такой ситуации. Одна лишь скорбь не таит в себе угрозы.

Фарфелла отошел на другой конец комнаты и взялся за изучение настенного полотна, дав юноше немного уединения и позволяя ему собраться. Когда, несколько минут спустя, Джоан поднялся с кресла, учитель вновь встретился с ним взглядом.

— От этих новостей мне тяжело на сердце, мастер Валентайн, — признался юноша. — Но я понимаю, что не мне искать убийц. И спасибо вам, что позвали меня и сообщили об этом.

— Это не единственная причина, почему ты здесь, — заявил Фарфелла. — У меня для тебя задание.

— Я слушаю, учитель. Я готов служить. — Джоан подумал, что никогда прежде не говорил большей правды. Он отчаянно нуждался хоть в чем–то, в чем угодно, что поможет отвлечься от мыслей об Иртанне и ее экипаже.

— Сенат принял закон о «Руусанской реформации». Ты уже знаешь, каковы последствия для нашего Ордена, но закон содержит и много других нюансов. Как сказал канцлер Валорум, Республика должна переродиться.

Джоан понимающе кивнул.

— В Галактике найдется немало тех, кто примет в штыки новый закон, — продолжал Фарфелла. — Многие увидят в усилии Валорума объединить Республику попытку заново установить контроль Сената над мирами, провозгласившими свою независимость… или теми мирами, что вот–вот ее провозгласят.

— Вы боитесь за жизнь канцлера, — предположил Джоан.

— Абсолютно верно. Также я считаю, что джедаям важно показать поддержку канцлера и «Руусанской реформации». Мы должны занять лидирующую позицию в защите канцлера от тех, кто может причинить ему вред.

Джоан старался сдерживать эмоции. Фарфела сказал, что приготовил для него специальное задание. Быть может, он отправит его на территории Внешнего Кольца, чтобы положить конец радикальному сепаратистскому движению, или командирует его на передовую войны против одной из повстанческих клик!

— Ты будешь официальным представителем джедаев в личной охране канцлера Валорума, — подытожил Фарфелла, и Джоан задохнулся, точно от удара.

Последнее, чего он хотел — это остаться на Корусанте, а теперь его приговорили торчать здесь до окончания срока канцлера. А может и еще четыре с лишним года, если канцлера выберут на второй срок.

— Похоже, ты огорчен, Джоан.

— Не огорчен, мастер, — осторожно ответил юноша. — Разочарован. Я надеялся совсем на другое.

— Наш Орден избрал путь служения. Подчас нам приходится приносить в жертву то, что мы ценим превыше всего, ради блага других. Это и значить быть джедаем.

Джоан не горел желанием спорить. Как обычно, учитель был прав. Если уж таков его долг, если такова роль, ему уготованная, то он не только примет ее, но и будет ею гордиться.

— Мастер Валентайн, я смиренно принимаю оказанную мне великую честь. Я клянусь служить канцлеру Валоруму всем своим сердцем и духом, отдавать службе все лучшее, на что я способен.

— Я весьма рад слышать, с какой готовностью ты принимаешь свою судьбу, Джоан, — с озорной улыбкой отозвался Фарфелла. — Но нам нужно обсудить еще один вопрос.

Мне придется покинуть Корусант через несколько дней, чтобы проследить за другими делами. Как ты сам видишь, сейчас непростое время для нашего Ордена.

— Разумеется, мастер.

— Но ты должен понимать, что я не могу оставить падавана на Корусанте без надзора.

Ясное дело. Всем падаванам полагалось постоянная опека и бдительный надзор мастеров–джедаев, пока те не закончат учебу.

— Боюсь, что не совсем понимаю. Если вы улетаете, то кто будет меня обучать?

— Думаю, время твоего обучения подошло к концу, мой юный джедай.

Несколько секунд Джоан не мог прийти в себя, пытаясь уложить в голове то, что только что слышал. Только когда он понял, что Фарфелла использовал почетный титул «джедай» вместо падавана, все прояснилось.

— Вы хотите сказать… меня посвятят в рыцари?

— Именно это я и сказал, — подтвердил Фарфелла. — Я встречался с Советом, и они согласились, что ты готов.

Рука Джоана невольно опустилась на рукоять светомеча. Он собрал его на Руусане по настоянию Хота всего за пару недель до гибели своего первого наставника. Он понял, что генерал, должно быть, уже тогда готовил его к настоящему моменту. Но создание меча было только первым шагом на пути к званию рыцаря–джедая.

— А как же испытания? — вопросил Джоан, стараясь держать себя в руках. — Мне все еще нужно пройти финальную проверку Совета.

— Я говорил с ними об этом, и они решили, что ты уже не раз показал свою доблесть за время службы на Руусане. Назначив тебя в охрану Валорума, я провел последнее испытание. Приняв должность, ты, без сомнений, доказал, что готов пожертвовать собственными нуждами и желаниями во имя высшей цели.

— Я… я даже не знаю, что сказать, мастер, — пробормотал юноша.

— Ты заслужил это, Джоан, — заверил Фарелла. — Генерал Хот мог бы гордиться тобой.

Светомеч в руке мастера с легким гулом выпустил из рукояти сверкающий клинок. Джоан склонил голову и слегка наклонил ее набок. Фарфелла опустил меч, отсекая ученическую косичку. Когда та упала на пол, вместе с ней юноша ощутил упавший с плеч груз, и со слезами на глазах поднял голову.

Слова застряли в горле, в голове все так же беспорядочно кружили мысли: его посвящение в ранг рыцаря–джедая; назначение в охрану Валорума; трагические новости об Иртанне и экипаже «Звездного следа».

— Всю жизнь ты будешь оглядываться на этот день, как на день великой радости и день великой скорби, — сказал Фарфелла, давая Джоану последний совет, как наставник. — Так ты не забудешь, что в жизни эти два понятия подчас тесно связаны.

— Я буду помнить, мастер, — поклялся Джоан, внезапно осознав, что впервые он обещает что–то не как падаван, а как истинный рыцарь–джедай.

* * *

Даровит медленным, но уверенным шагом ступал по растрескавшейся земле высохшего на солнце поля. Левой рукой он сжимал трость, обрубок потерянной правой кисти был туго обмотан бинтами. За юношей, с обеих сторон, неотступно летели два прыгуна; округлые тела необычных созданий подскакивали в воздухе, словно пара пушистых зеленых шаров, привязанных к плечам Даровита. Кроме двух широких, открытых глаз, прыгуны не обладали иными видимыми чертами лица. Длинные и плоские хвосты созданий развевались позади словно ленточки, волнующиеся на легком ветру.

В первый раз прыгуны навестили Даровита в пещере, где тот пролежал несколько дней в состоянии, сходном с кататонией. Свернувшись в клубок и сжимая покалеченную руку, он почти уже сдался на произвол судьбы. Когда прыгуны нашли его, Даровит хотел лишь умереть.

Жалостливые существа–телепаты кружили над ним, общаясь напрямую с его разумом, шепча слова утешения, придавая уверенность. Они уняли его мятежный дух, и хотя не смогли излечить раны, но облегчили физическую боль.

Прыгуны вывели его из подземных тоннелей на яркий солнечный свет и свежий воздух. Они провели его к роще, где он нашел холодную воду, чтобы утолить жажду, и сладкие ягоды, чтобы унять жуткий голод. Они даже показали, где найти тайник со спрятанными медикаментами, и юноша смог позаботиться об обрубке, предотвратив сепсис.

Несколько дней Даровит прятался в роще прыгунов, собирая силы и оправляясь от ужасного ранения. Так опасался, что его примут за сита, что боялся искать других людей; был так пристыжен своими поступками и своей изуродованной рукой, что не хотел ни кого видеть. Но и страх, и позор перевешивала ярость — Рейн лишила его руки! Его собственная сестра предала и покалечила его! Мысли о мести и воздаянии поглотили саму его суть; в беспокойных снах он видел лишь, как находит и убивает кузину.