Как хорошо знали они с Валентайном, правда заключалась в том, что Валорум согласился подать заявку в знак признательности Джоану за спасение его жизни на Серенно.

— Как я и подозревал, — с очередным тяжким вздохом проронил мастер. — Совет джедаев не дал формального одобрения, Джоан. Предлагаемая затея видится им актом гордыни и высокомерия.

— Разве высокомерно чтить память тех, кто пожертвовал собой ради общего блага? — спокойно спросил Джоан.

Теперь он был рыцарем; тот падаван, что выходил из себя при малейшей провокации, давно почил с миром.

— Попытка построить мемориал, дабы почтить бывшего наставника, отдает душком тщеславия, — разъяснил Фарфелла. — Возвышая в чужих глазах человека, впервые обучавшего тебя, ты, в свою очередь, возвышаешь себя.

— Это не тщеславие, мастер, — терпеливо пояснил Джоан. — Мемориал на Руусане послужит напоминанием тому, как сотня человек по собственной воле пошла на верную смерть, чтобы вся Галактика могла жить в мире. Этот памятник станет символом, который вдохновит многих на благие дела.

— Джадаям не нужны символы для вдохновения, — напомнил Фарфелла.

— Но в них нуждается Республика, — парировал Джоан. — Символы дают силу идеям, обращаются к сердцам и умам обычных граждан, помогают реализовать абстрактные убеждения и ценности.

Памятник прославит победу на Руусане: победу, давшуюся не силой нашей армии, а ценой отваги, убеждений и самопожертвования Хота и всех тех, кто погиб вместе с ним. Он послужит ярким примером, направляющим граждан Республики в их помыслах и поступках.

— Как видно, склонность Валорума к пламенным речам передалась и тебе, — сказал Валентайн, печально улыбнувшись.

Похоже, он понял, что не сможет убедить Джоана изменить свое мнение.

— Именно вы решили прикрепить меня к Валоруму, — напомнил Джоан. — И за годы службы я многому научился.

Фарфелла поднялся с кресла и принялся мерить шагами комнату.

— Твои доводы весьма красноречивы, Джоан. Но ты, разумеется, понимаешь, что они не поколеблют мнения Совета джедаев.

— Настоящий вопрос вне полномочий Совета, — напомнил Джоан. — Если Сенат одобрит запрос Валорума, строительные работы на Руусане начнутся в течение месяца.

— Сенат никогда и ни в чем не откажет Валоруму, — отрезал Фарфелла. Он замер на середине шага и повернулся к Джоану лицом. — А какова твоя роль в этом проекте?

— Это решение также на совести Сената, — уклончиво ответил Джоан. Но через мгновение смягчился и рассказал Фарфелле правду: — Канцлер согласился на будущие дипломатические миссии брать полный состав охраны, чтобы я мог полететь на Руусан и надзирать за сооружением мемориала.

Фарфелла вздохнул и снова сел в кресло.

— Я понимаю твои мотивы, Джоан. И хотя я не вполне их одобряю, ни я, ни Совет джедаев, не встанем у тебя на пути. — Через мгновение он добавил: — Сомневаюсь, что теперь мы тебя остановим, даже если и попытаемся.

— Временами я бываю очень упрям, — ответил рыцарь–джедай с едва заметной улыбкой.

— Совсем как Хот, — заметил Фарфелла.

Джоан решил принять его слова за комплимент.

— Отец мой умер, когда я был еще ребенком, — говорил Хеттон так тихо, что Занна с трудом разбирала его слова за стуком каблуков по отполированному до блеска мраморному полу. — Обремененная обязательствами новой главы нашего дома, мать предоставила мое воспитание слугам. Те прознали о моих особых талантах за много лет до того, как слух об этом достиг ушей моей матери.

— Наверное, они не рассказывали ей, боясь наказания, — предположила Занна.

Они с Хеттоном остались наедине. После представления в тронном зале, глава движения сепаратистов настойчиво предложил ей взглянуть на его обширную коллекцию ситских манускриптов и артефактов, расположенную в дальнем конце огромного особняка. Помимо прочего, он настоял на отсутствии вооруженной охраны. Чтобы скрасить время в прогулке по бесконечным, на первый взгляд, коридорам и залам особняка, Хеттон решил поведать Занне историю собственной жизни.

— Мать моя была сильной и опасной женщиной, — признался Хеттон. — Быть может, слуги и побаивались ее. Но каковы бы ни были причины, мне стукнуло уже за двадцать, когда она узнала о моем с Силой родстве.

— И как она отреагировала?

— В моих талантах она узрела инструмент, надобный для увеличения благосостояния нашего дома. Стоит упомянуть, что в этом вопросе ее не интересовали ни джедаи, ни даже ситы, однако, она желала найти кого–то, кто мог бы помочь мне отточить мои способности.

— Это было за много лет до того, как к власти пришло Братство Тьмы, — напомнил он Занне, прежде чем продолжить рассказ.

— Задав тут и там несколько осторожных вопросов и вручив кому надо немало крупных взяток и взносов, она, наконец, остановила свой выбор на дуро по имени Гула Дуан.

— И он стал твоим учителем?

— Звания учителя он не заслуживал, — ответил Хеттон с легкой горечью в голосе. — Всего лишь охотник за наградой и наемник, по счастливой случайности от рождения имевший способность касаться Силы. За свою жизнь он обрел понимание простейших приемов применения собственного дара, что позволяло ему силой мысли перемещать небольшие предметы и демонстрировать нехитрые фокусы. Но он не питал симпатии ни к ситам, ни к джедаям; Гула был единственно верен тому, кто платил больше кредитов. А семья моя могла предложить ему плату большую, чем та, о какой он только мечтал.

Они подошли к очередным двустворчатым дверям, которые, в отличие от предыдущих, были наглухо закрыты и заперты с другой стороны. Хозяин особняка протянул руку, приложив ладонь к поверхности двери, и закрыл глаза. Занна ощутила легкое дуновение Силы; замок щелкнул, и двери медленно распахнулись, явив взгляду сокровищницу Хеттона.

Комната за массивными дверями была наполовину библиотекой, наполовину музеем. Вдоль стен стояли стеллажи со старинными томами и свитками и бесконечные ряды древних инфокассет, в углу возвышался информационный терминал, над которым нависал большой дисплей. Вдоль центра комнаты строилась вереница длинных витрин, демонстрирующих коллекцию ситских ценностей, собранных Хеттоном за три последних десятка лет: необычные мерцающие амулеты, короткие кинжалы, инкрустированные драгоценными камнями, множество редких камней и кристаллов и с дюжину рукоятей разнообразных светомечей.

— Наставления Гулы позволили построить фундамент для дальнейшей учебы, но большую часть знаний я получил из книг и манускриптов, которые вы видите перед собой, — с гордостью заявил Хеттон.

Они медленно шли вдоль витрин, и Занна пыталась распределить внимание между словами Хеттона и занимательным собранием ситских артефактов. Она все еще ощущала цеплявшиеся за них тусклые лоскутки энергии темной стороны: поблекшие воспоминания о прежней небывалой мощи.

— Едва приступив к занятиям, я понял, насколько глуп был Гула. По моему настоянию, мать использовала все богатство и ресурсы нашего дома для поиска записей, предметов и безделиц, хотя бы отдаленно относящихся к темной стороне, дабы я мог постигать знания, не полагаясь на одного лишь моего «учителя».

Как вы уже догадались, большая часть того, что приходило к нам в руки, оказывалось бесполезным хламом. Но за годы поисков я получил в свое распоряжение несколько поистине редких и ценных приобретений.

Хеттон обернулся к стеллажам, с любовью проведя рукой по аккуратно расставленным томам.

— Хранящиеся в них знания позволили мне быстро обойти Гулу. И мать моя, понимая, что в нем мы больше не нуждаемся, вынесла наемнику смертный приговор.

Занна опешила и удивленно моргнула. Хеттон, увидев ее реакцию, позволил себе деликатно рассмеяться.

— Матерью всегда руководили амбиции и отточенный практицизм. Она неплохо потрудилась, скрывая мое существование от джедаев и ситов; если бы Гуле позволили уйти, он непременно раскрыл бы главный секрет нашего Дома.

— Необходимая смерть, — кивнув, согласилась Занна. Бейн, вероятно, сделал бы то же самое. Затем, осененная внезапной догадкой, она спросила: — Это ведь ты убил его, да?