Вульф приподнял бровь:

– А труп тем временем уже лежал на полу?

– Разумеется.

– Тогда вы не много выгадываете. А кто сыграл роль мисс Фосс? Ведь у остальных подозреваемых тоже есть алиби на одиннадцать тридцать.

– Да, понимаю. Но в фирме работают девятнадцать женщин. Любая из них, пусть и не способная совершить убийство, вполне могла согласиться помочь замести следы, после того как Бьянку Фосс убили. Так мне кажется.

Вульф скорчил гримасу:

– Слишком уж хитроумно, мистер Кремер. Если предположить, что убийство совершила Флора Галлан, то преступление было спланировано с поразительной тщательностью. Вчера утром мисс Галлан позвонила нам, и мистер Гудвин назначил ей встречу на сегодня, на одиннадцать утра. Неужели она совершила убийство, оставила кого-то караулить труп, а сама помчалась сюда и надоумила меня позвонить по телефону мисс Фосс? Мне кажется, что это притянуто за уши.

– А я и не говорил, что убийца – Флора Галлан, – возразил Кремер, не желая отступать. – Это мог быть кто угодно из них. Он или она вовсе не обязаны были знать, что вы позвоните по ее номеру. Возможно, убийца сам хотел позвонить, чтобы зафиксировать время, когда случилось убийство, в присутствии свидетелей. Ваш звонок просто сыграл им на руку. Тот, кто сторожил тело, разыграл эту комедию. Я готов придумать дюжину версий того, как это могло случиться. Черт побери, я и сам прекрасно понимаю, что это кажется малоправдоподобным. Но я вовсе не прошу, чтобы вы лезли вон из кожи и ломали над этим голову. Вы, должно быть, уже догадались, почему я завел этот разговор.

Вульф кивнул:

– Думаю, да. Вы хотите, чтобы я… и мистер Гудвин еще раз подумали и обсудили то, что слышали собственными ушами. Вы хотите узнать, уверены ли мы в подлинности тех звуков. И если нет, то согласны ли мы допустить, что нас пытались одурачить.

– Да. Совершенно точно.

Вульф потер костяшкой пальца нос и зажмурился. Потом открыл глаза и посмотрел на инспектора:

– Боюсь, что бессилен вам помочь, мистер Кремер. Если нас хотели обвести вокруг пальца, то проделано все было мастерски. Слушая звуки, доносящиеся из телефонной трубки, я даже не заподозрил, что меня разыгрывают. Разумеется, как только я узнал, что эти самые звуки позволили точно определить время убийства, то сразу подумал, что дело может быть нечисто. Но по существу мне добавить нечего. Арчи?

Я помотал головой:

– Мне тоже. – И произнес, обращаясь к Кремеру: – Вы читали мои показания, а там все ясно изложено. Я предположил, что ее ударили, она упала и зацепила телефонный аппарат, который свалился на пол. Менять собственные показания я не стану. Перечитайте отчет повнимательнее. Там сказано, что она пыталась закричать, но крик выродился в стон. Словно она что-то увидела и хотела вскрикнуть, но в этот миг ее ударили, и из груди невольно вырвался стон. Звука удара мы в этом случае и не могли слышать. Удар куском мрамора по голове не производит особого шума. Теперь о вашем предположении, что убить ее могли на полчаса раньше. Я, или Джон Уотсон, перезвонил сразу же, а Карл Дрю беседовал со мной шесть-семь минут спустя. Следовательно, он или кто-то другой видели тело не позднее чем через пять минут после того, как мы услышали стон. Оно еще конвульсивно дергалось? Или хотя бы шевелилось?

– Нет. С удавкой на шее особенно не подергаешься.

– А что сказал медэксперт?

– Он приехал в начале первого. Если бы вокруг раны запеклась кровь, он определил бы время убийства точнее, но крови совсем не было. Так что он нам не помог.

– А как все было обставлено? Кто-то должен был стремительно выскочить из ее кабинета сразу после того, как мы услышали эти звуки. Если это был убийца, то ему или ей оставалось только положить трубку и затянуть вокруг шеи шарф, а на это много времени не требуется. Если же, как вы предположили, убийство свершилось раньше, то убийце требовалось лишь положить трубку. В любом случае неужели никто из окружающих ничего не заметил?

– Никто! Или они это скрывают. Как вам известно, Бьянка Фосс не пользовалась особой популярностью. К тому же у них там три отдельных входа и три лифта: в салоне, служебный и в главном вестибюле. Чтобы подняться в контору, необязательно заходить в вестибюль или проходить через салон.

– Да, замечательно. Значит, пока ровным счетом ничего не ясно.

– Ясно как в тумане. – Кремер грузно поднялся и произнес, глядя на Вульфа: – Стало быть, вы даже не заподозрили, что вас разыгрывают?

– Нет. И по существу мне добавить нечего.

– Прекрасно. Премного благодарен.

Кремер повернулся и двинулся к двери, но, не дойдя до нее, оглянулся:

– Мне не нравятся хохмы об убийствах, убийство не шутка, но Бьянка Фосс оценила вас не вполне верно. Собачье дерьмо? Вонючая клоака? Нет, я не согласен, орхидеи не воняют.

И вышел вон.

Значит, в глубине души он все-таки не поверил, что она уже была мертва, когда мы услышали эти звуки по телефону.

На следующий день, в среду, завтракая и одновременно изучая свежий выпуск «Таймс», что давно вошло у меня в привычку, я прочитал материалы об убийстве Бьянки Фосс. Кое-каких мелочей я не знал, но в целом ничего важного или полезного не обнаружил.

В статье отмечалось, что звонил некий Джон Х. Уотсон, но никто не намекал, что под этой фамилией скрывается Арчи Гудвин. Не упоминался и Ниро Вульф. Я, конечно, согласен, что и полицейские, и окружной прокурор имеют право приберегать кое-какие сведения для себя, но ведь и мне не вредно лишний раз увидеть свою фамилию в газетных столбцах.

Словом, я не на шутку обиделся и собрался позвонить Лону Коэну в «Газетт» и сделать ему царский подарок – выложить всю подноготную. Потом, сообразив, что сначала мне придется поставить в известность Вульфа, я решил дождаться одиннадцати часов, когда он спустится из оранжереи.

Кстати говоря, другая заметка в «Таймс» имела ко мне чуть большее отношение. Оказывается, покончила жизнь самоубийством Сара Йер. Ее тело было найдено во вторник вечером в скромной квартирке в доме без лифта на Восточной Тринадцатой улице.

Я никогда не писал восторженных писем ни одной актрисе, но пару лет назад, увидев игру Сары Йер в спектакле «Я хочу прокатиться», был к этому близок как никогда. В первый раз я смотрел этот спектакль со спутницей, а потом еще три раза ходил один. А зачастил я на Бродвей из-за того, что мне показалось, будто я безумно влюблен в Сару Йер, и я надеялся таким образом избавиться от напасти.

Однако, когда и после трех посещений ничего не изменилось, я бросил это занятие. Решил, что проверю силу своего чувства год-два спустя, если представится случай, но случая больше не представлялось. Сара Йер внезапно прекратила играть в «Я хочу прокатиться» и вообще ушла из театра. Поговаривали, что она алкоголичка и что с ней все кончено.

Вот почему я перечитал заметку дважды. В ней прямо не говорилось о самоубийстве, поскольку предсмертной записки Сара Йер не оставила. Однако на столе стояла почти пустая бутылка виски, а на полу возле дивана, на котором нашли мертвое тело актрисы, обнаружили стакан с остатками цианистого калия.

С фотографии на меня смотрела женщина, в которую я был влюблен. Я спросил Фрица, видел ли он хоть раз Сару Йер, а Фриц в ответ спросил, в каких фильмах она снималась. Я ответил, что в фильмах она вообще не снималась, поскольку была слишком хороша для кино.

Мне не пришлось ставить Вульфа в известность о предполагаемом звонке Лону Коэну, поскольку, спустившись на лифте из оранжереи в одиннадцать часов, Вульф меня уже не застал. Я как раз приканчивал вторую чашку кофе, когда позвонили из конторы окружного прокурора и настоятельно попросили, чтобы я приехал.

Я повиновался и провел два часа в обществе помощника окружного прокурора по фамилии Брилл. К концу допроса я знал немного больше, чем в начале, а вот Брилл остался при своих. Копия нашего отчета лежала перед ним на столе, и Брилл интересовался, не могу ли я что-нибудь добавить. Следует отдать ему должное, он здорово позабавился. Выпаливал вопрос, а потом минут девять копался в наших показаниях, проверяя, не наврал ли я.