Я продолжал размышлять на эту тему, когда мое внимание отвлекли: Ниро Вульф, стоя у входа в палатку, манил меня пальцем. Увидев, что я встал, он попятился и вернулся в шатер. Я последовал за ним.

Вульф пересек палатку, подошел к заднему выходу, отогнул полог, выбрался наружу и поманил меня. Когда я вышел, босс спустился по пяти ступенькам на землю, протопал к машине, ухватился за ручку задней дверцы и решительно дернул. Ничего не получилось. Он повернулся ко мне.

– Заперта! – обвиняющим тоном произнес он.

– Вы правы, – сказал я.

– Открой ее.

Я не шелохнулся.

– Вам что-то понадобилось?

– Открой машину, залезай внутрь и заводи ее. Мы уезжаем.

– Черта с два! Вам сейчас выступать.

Вульф свирепо уставился на меня. Он давно научился различать малейшие оттенки моего голоса, как и я – его, и отлично знает, когда спорить со мной бесполезно.

– Арчи, – терпеливо проговорил он, – это не чудачество, поверь. Для моей просьбы есть вполне здравая и убедительная причина, которую я открою тебе по дороге. Отопри дверцу.

Я потряс головой:

– Только в обмен на причину. А машина ваша, не спорю.

Я порылся в кармане, выудил ключи и протянул ему:

– Берите. А я подаю в отставку.

– Очень хорошо. – Вульф выглядел мрачнее тучи. – Человек на раскладной кровати мертв. Я приподнял одеяло, чтобы укрыть его получше. У него из спины торчит разделочный нож. Он мертв. Если мы окажемся здесь к тому времени, как обнаружат тело, сам знаешь, что? случится. Мы застрянем здесь на целый день, а то и на неделю, до бесконечности. Это невыносимо. Допросить нас могут и дома, необязательно здесь. Проклятье, открой же дверцу!

– Насколько он мертв?

– Мертвее не бывает.

– Хорошо. А ведь вам следовало бы знать. Хотя вы и так всё отлично знаете. Дома нас допрашивать не станут. Все равно приволокут сюда. Кстати, в дом вам даже зайти не удастся: нас будут караулить уже на крыльце.

Я опустил ключи в карман.

– Прелестная выдумка – сбежать прямо перед собственным выступлением! Уверен, ее оценят по достоинству. Вопрос только в том, сообщить ли о случившемся немедленно или подождать, пока вы произнесете свою речь, а кто-то другой тем временем найдет труп? Решайте.

Вульф перестал жечь меня взглядом. Он глубоко вздохнул и потом на выдохе произнес:

– Хорошо, я выступлю.

– Замечательно. Было бы очень обидно упустить такую возможность. Еще вопрос. Когда вы поднимали полог, чтобы выйти, вы его не отвязывали? Он уже был отвязан?

– Да.

– Очень интересно.

Я повернулся, взлетел по ступенькам, придержал полог, пока Вульф входил в палатку, затем последовал за ним. Вульф протопал через весь шатер и вышел наружу, а я задержался у раскладной кровати.

Филип Холт, укрытый по шею, лежал спиной ко мне. Отвернув край одеяла, я увидел рукоятку ножа, который торчал из спины примерно в дюйме правее лопатки. Лезвие ножа было погружено в спину до самого основания.

Я еще немного отвернул одеяло, взял Холта за руку, ущипнул за кончик пальца, потом опустил и увидел, что кончик так и остался белым. Я подобрал пушинку и с полминуты подержал ее перед ноздрями Холта – пушинка не шелохнулась. Я укрыл покойного директора-распорядителя одеялом, подошел к столу, раскрыл коробку и убедился, что недостает самого короткого ножа, с шестидюймовым лезвием.

Когда я снова вышел с задней стороны, мыльный голос Дика Веттера замолк и зазвучали одобрительные свистки и выкрики.

Я спустился к машинам. Наш седан был третьим справа от крыльца. А вот вторым слева стоял новенький «плимут», в котором – как с удовлетворением констатировал я, поскольку заметил ее еще раньше, – сидела пассажирка. Седовласая женщина с широкими скулами и волевым подбородком смотрела в мою сторону с сиденья по соседству с водительским.

Я обогнул «плимут» и, приблизившись к дверце со стороны женщины, обратился к ней:

– Прошу прощения. Вы позволите мне представиться?

– Это ни к чему, молодой человек. Я прекрасно вас знаю. Вы Арчи Гудвин, служите у Ниро Вульфа, частного сыщика.

– Вы правы. Не возражаете, если я задам вам несколько вопросов? Сколько времени вы уже здесь сидите?

– Достаточно долго. Но я все слышу. Кстати, сейчас как раз выступает Ниро Вульф.

– Так вы здесь с самого начала торжественной части?

– Да. Я не удержалась, переела вкуснейших угощений и решила, что, чем стоять в толпе, лучше посидеть здесь, в машине.

– Значит, все речи вы прослушали, сидя здесь?

– Да, я уже сказала. А в чем дело?

– Так, кое-что проверяю. Если вы не против, конечно. А кто-нибудь на ваших глазах заходил в палатку или выходил из нее?

Ее усталые глаза оживились.

– Ха! – фыркнула она. – Значит, что-то украли? Неудивительно. А что пропало, если не секрет?

– Насколько мне известно – ничего. Я проверяю совсем другое. Вы, конечно, заметили, как мы с Ниро Вульфом выходили из палатки и потом возвращались? А кроме нас кто-нибудь подходил к палатке?

– Вы меня не проведете, молодой человек! Ведь вы частный сыщик, значит, что-то пропало.

Я ухмыльнулся:

– Ладно, пусть будет по-вашему. Но все-таки хотелось бы, чтобы вы мне ответили, если не возражаете.

– Я не возражаю. Так вот, как уже говорила, я сидела здесь с самого начала выступлений. Никто, повторяю – никто, кроме вас и Ниро Вульфа, за все это время в палатку не заходил, в том числе и я. Я все время просидела здесь, в машине. Если хотите знать, кто я такая, то меня зовут Анна Банау, миссис Александр Банау. Мой супруг служит старшим официантом в «Цоллере»…

Страшный крик послышался из палатки. Я повернулся, вихрем взлетел по ступенькам и ворвался в палатку.

Флора Корби стояла спиной к раскладной кровати, прижав обе руки ко рту. Я почувствовал раздражение. Конечно, женщина вправе истошно вопить при виде трупа, но неужели она не могла дождаться, пока Вульф закончит свою речь?

Глава третья

Крик Флоры Корби раздался в начале пятого, а в 16.34, когда я в третий раз осмелился украдкой выглянуть наружу из палатки, «плимут», в котором сидела миссис Александр Банау, укатил прочь.

В 16.39 приехавший судебный врач удостоверил, что Филип Холт по-прежнему мертв. Криминалисты и фотографы, прибывшие в 16.48, тут же оттеснили нас с Вульфом и остальными наружу, где заставили сидеть на стульях под охраной.

В 17.16, по моим подсчетам, на месте преступления хлопотало уже полтора десятка полицейских, городских и местных, в мундирах и штатском.

В 17.30 Вульф горестно пожаловался, что теперь-то уж точно нас тут продержат всю ночь.

В 17.52 некий Бакстер из уголовной полиции уже настолько мне надоел, что я прекратил отвечать на вопросы.

В 18.21 нас всех увезли из Калпс-Медоус в неизвестном направлении.

В нашей машине мы ехали вчетвером: полицейский при всех регалиях расположился с Вульфом сзади, а коп в штатском устроился справа от меня и следил, чтобы я на полном ходу не выпрыгнул из машины. Снова рядом со мной сидел советчик и указывал, куда поворачивать, но на сей раз меня не тянуло обнять его за плечи.

Какое-то время нас допрашивали поодиночке, но в основном вопросы задавали всем сразу, на деревянном помосте, так что весь расклад я знал. Никто еще никого не обвинял.

Трое – Корби, Раго и Гриффин – объяснили свои визиты палатку беспокойством за здоровье Филипа Холта и желанием его проведать. Четвертый, Дик Веттер, привел причину, о которой я уже догадался: он подумал, что Гриффин собрался пригласить Холта выступить, и хотел этому воспрепятствовать.

Кстати, Веттер единственный из всех задержанных поднял шум. По его словам, он и так вырвался на пикник с огромным трудом, а на шесть вечера у него назначена репетиция, пропустить которую никак нельзя. В итоге в 18.21, когда нас всех распихали по машинам, на Веттера впору было натягивать смирительную рубашку.

Ни один из них не дал бы голову на отсечение, что видел Холта живым: каждый полагал, что Филип спит. Все, кроме Веттера, показали, что подходили к кровати и смотрели в лицо «спящему», но ничего не заподозрили. Ни один из них не пытался заговорить с Холтом.