Но — даже неудачи можно обратить в достижения, если подумать (и если нет иного выхода)! Итак, помозговав, я совместила один непреодилимый пока дефект (тягу только от ступней) и имевшиеся у меня навыки — в нечто ценное. Мне удалось разработать для себя «воздушную походку» — такой полёт, когда ты вроде бы касаешься земли, а на самом деле оставляешь небольшую, в четвёрть пальца, прослойку воздуха между землёй и ступнями. Изобретение до того мне нравилось, что я часто баловалась им, когда меня никто не видел. И даже раз — когда видел. Сознаю, это было глупой и опасной затеей (тем более, что срабатывало далеко не всегда гладко), но мне показалось верным узнать, насколько хороша новая техника. Оказалось — хороша. Зрители не поняли, что я не шла по земле. Полезная вещь, решила я, когда надо тихо ступать или не оставлять следов. Но впредь я побаивалась так рисковать.

Спустя некоторое время мне стало интересно, как долго я могу летать? Вспоминая слова профессора Лак`ора, я решила тренироваться на длительность. Спустя время я могла удерживаться вечер и всю ночь, но потом, обессилев, засыпала в кабине тайкового мобиля. Выходило что-то вроде десяти часов, но это был мой предел, и превзойти мне его не удавалось. Если бы, не приведи Боги, мне пришлось до этого предела дойти, то я должна была быть уверена, что потом у меня будет возможность безопасного отдыха. Однажды я упала, не дотянув до машины десяток шагов, носом в песок — и потеряла сознание; придя в себя аж днём, я с неудовольствием нашла песок таким раскалённым, как это бывает только в Бмхати, а свою спину — с немалыми ожогами. После этого я зареклась экспериментировать — а ведь мне ещё следовало придумать уважительную причину, по которой матёрый тер-карелец мог так глупо сгореть на солнце! Я даже не знала, какое следствие хуже!

(На самом деле, я не знала, насколько элементарные или сложные вещи я изобретаю. Могло быть и так, что освоенные мною техники были «детского уровня» для нормального бриза, но, за неимением знаний, всё приходилось создавать заново).

Я снова ехала в Холмы Биранн. Солнце клонилось к закату, когда я наконец увидала впереди давно знакомые низкие скалы, поросшие чахлыми кустарниками. В Холмах был оазис. Собственно, глядеть тут было особенно не на что — выступ породы, вдоль которого пробилась на поверхность струйка воды — она и давала жизнь одиноким худолистам и колючкам. Иногда тут можно было видеть птиц. Ещё реже — людей.

Люди не жили в пустыне Бмхати. Немногие поселения на её краю не забирались далее полсотни пуней вглубь красных песков, а дальше всех стоял Тер-Карел, Место Мира, полунелегальная община отбросов, чудаков и отщепенцев всего Мира. Однако — даже со всего Мира — было их очень немного: здешнее население редко превышало цифру в двести человек. Иногда к Тер-Карелу прибивались так называемые «серые» аллонга, «добела» размешанные полукровки, не имеющие Семьи и родового имени. В своей прошлой жизни я лишь слышала про таких людей (как про что-то дикое и мифическое), но здесь, во всех припустынных городах, их жило, по прикидкам Горранна, не менее двух тысяч. Как правило, они вели свои дела, добившись протектората местных Семей, и лишь немногие решали вообще уйти от Мира, присоединившись к общине Тер-Карел.

Община вела мелкую торговлю с припустынными городишками. Формально этих отношений не существовало, но тут была слишком глубокая дыра, чтобы кто-то всерьёз беспокоился об идеологии поступления кактусовой наливки на столы местных Семей. Как и во всяком захолустье (а тем более — захолустье, отягощенном суровыми природными условиями), тут куда больше ценили личные связи и репутацию у соседей, чем петиции блюстителей Порядка, призывы Комитета Спасения Нации и прочие столичные глупости.

В пустыне за последними селениями не было других дорог, кроме единственной грунтовки, ведущей до Тер-Карела. Во всех прочих смыслах тут существовали лишь направления. Направление на Холмы Биранн, например, или на Оазис Кулло, или на Камни Ринойило… на все те немногие ориентиры, которыми красная Бмхати, коварная любовница и жестокая мать, изредка радовала путников. Я приезжала на Холмы Биранн, чтобы подумать.

Осадив мобиль, я вылезла на хрусткий красный песок. Пыль медленно оседала, не отвлекаясь на неё, я вытащила из салона брезент и устроила навес, а потом пошла за водой. Часовая дорога до места моего уединения была тяжёлой — надо было выехать вечером, ещё в жару, прибыть к закату и провести здесь почти всю ночь, а потом вернуться до восхода. А всё потому, что находиться тут, в сердце пустыни, даже возле воды — днём было полным самоубийством. Езда в полслеполуденном зное и то переносилась легче. Ночью ехать тоже не годилось — было легко заблудиться, да и температура тут падала достаточно сильно — раздолбанные общинские мобили не давали от неё укрытия. То есть меня-то холод не тревожил, но я была вынуждена вести себя, как обычный человек с обычными способностями. В общем, Бмхати давала лишь крайне узкую температурную «полосу жизни» для тех, кто рискнул тут обосноваться… Буквально, к этому людей вынуждали отчаянные обстоятельства.

Вот хоть бы Кайр. Он пришёл в Тер-Карел ранней весной, через полгода после меня. История его для здешних жителей была типичная. Однажды он зачастил в Хупанноро, а когда его Семья выяснила, почему — все стали на уши. Он учился музыке — хупарской музыке! — у какого-то безногого муниципального шоколадного, отца никем не считанных детей по прозвищу Папаша Нуки (даже я когда-то о нём слышала от Куйли, своей бывшей подчинённой — Папаша, судя по всему, был персонажем легендарным). И Кайр со временем настолько вошёл в доверие замкнутой внутренней шоколадной общины, что ему и впрямь показали эту музыку — настоящую. Счастью парня не было предела, и знаете чем он занялся?! Я обалдела. Он начал изучать математическую закономерность гармоничных для человека звуковых колебаний — идея, которую я не раз слышала от своего отца! Во всём есть математика, твердил мне отец — а в Адди это и впрямь стало жизнью..! Математика там помогала чувствовать, а чувства помогали считать — чем не Мировая гармония..? Вот и Кайр, по его словам, мечтал о перевороте в Мировосприятии сограждан. Заодно он начал изобретать кое-что, в Мире неведомое — способ записи музыки в виде символов (ещё одна вещь, которую бризы придумали, а аллонга — нет)! Однако тылы Кайра подвели. У него начались проблемы там и тут, а пока Семья пыталась силой вернуть ущербного в лоно Порядка, им заинтересовались в первом отделе. Исключение из унивеситета было не самым большим злом из рухнувших на него. В конце концов, он покинул дом и на остатки личных денег поехал на юг. С собой он увёз лишь огромную сумку с записями…

Были и другие такие истории — буквально каждая здешняя судьба пестрела сломанными карьерами, распавшимися браками, арестами и ещё чем похуже. Мулатам было даже проще. Их и так нигде не считали достойными приличного общества — большинство жили жизнью обычных хупара, но кое-кто из них (кто был поспособнее и, значит, понесчастнее) в конце концов оказывался тут. В принципе, за пределами Тер-Карела от мулатов дистанциировались даже хупара — ведь «свежие» полукровки ещё несли в себе Белую Землю! — но образования и положения они не имели, итак никто не знал, как себя с ними вести, чтобы это оставалось в рамках Порядка… В любом случае получить образование и приличную работу (как способные хупара) мулаты не могли. Само их существование нарушало Порядок. Но в сердце пустыни до всех этих людей (белых, шоколадных и «двухцветных») никому не было дела.

Кайр учился играть сам — и всё ещё строчил формулы. Он не оставлял надежды, что когда-нибудь человечество оценит его труды. Бедного парня никто не разубеждал. А я не занималась почти ничем. То есть я выполняла всю положеную мне работу члена общины — все мы несли, так сказать, долг перед друг другом в попытках выжить среди песков. Нужно было следить за солнечными панелями, чинить технику (а особенно генераторы и насосы), обрабатывать растения и лениво гнать наш специалитет — кактусовую огненную воду «тер-карелку»… Но при этом у меня были и ещё некие задачи. Я их поставила сама перед собой.