Отдышаться, повторила я себе. В любом случае. Я должна испытывать отчаяние. Я агент-новичок на испытательном, видимо, сроке, с чудовищно скользкой задачей. Я не смела пикнуть про неё никому, потому что мне не велели, но в результате я оказалась в слишком глубокой заднице. В подвале второго отедела. Итак, я в отчаянии и держусь из последних сил. Это слишком походило на правду, чтобы я не смогла это сыграть.

Я заставила себя осознать то, что меня окружало.

Как холодно… и как гадко всё ещё ощущать на себе следы рук этой беловолосой вонючей твари… Но я задвинула эти мысли в угол. Потом.

Я лежала на просторном кожаном диване, с круглым подлокотником под затылком. Поверх условно чистой простыни (неуловимо пахнущей сладковатым, тошнотворным духом блока дознания) меня укрывал тёмный полосатый плед, не слишком аккуратно подоткнутый мужскими руками. Тень. Подо всеми этими тряпками на мне практически не осталось одежды, и от этого я чувствовала себя очень скверно.

Мне нужно выжить. И даже не просто так, ради жизни как таковой. Мне нужно выжить, чтобы понять. Что происходит. Что случилось. Боги, я чего-то не понимала.

Он был тут. Рядом со мной. Моё сердце стучало, как молот, ноздри трепетали… Что это было?

«Если ты его убедишь, тебя выпустят»… Если ты его убедишь… Здесь ключ. Здесь знак внимания. Кого я должна убедить, чтобы меня отсюда выпустили..?!

Как холодно… как же мне было худо. Я снова ушла во тьму…

— В каком она состоянии?

— То без сознания, то в истерике.

— Да Кордоре? — ровным голосом спросил да Лорро, — Он её уже?

— Начал.

Шеф весело хмыкнул — возможно, представляя досадливое и испуганное выражение лица да Кордоре, когда старый противник ворвался к нему в такой момент.

Он пожал плечами. Об их с Сарги вражде не знал только ленивый. Однако напоминать шефу о недопустимости такого поведения было глупостью и, в известной степени, ханжеством. По крайней мере, не сейчас — когда он ни в коем случае не мог допустить, чтобы да Лорро даже предположил о какой-то его личной связи с девушкой.

— Зато, признаюсь, в данном случае отлично сработал контраст, — осклабился он.

Глаза шефа удовлетворённо блеснули. Он всегда ценил, когда сотрудники перешагивали через свои принципы ради дела.

Они беседовали в аскетичном кабинете да Лорро. Впервые за этот год шеф предложил ему сесть, однако он категорически отказался. Подпускать его к себе (точнее — себя к шефу) не стоило. Это было бы абсолютной ложью и могло дорого обойтись. Хотя сейчас он был практически никем, они оба являлись элитными офицерами с Высшей Школой за плечами. Их связывали общие правила игры. И по этим правилам они не смели нарушать лежавшую между ними огромную дистанцию.

— Сейчас она «тёпленькая». Если ей есть что рассказать по нашему вопросу, можно беседовать.

Шеф удовлетворённо кивнул. Контраст и впрямь получался классический — в момент чинимого беззакония врывается хороший человек, уносит жертву на руках и обещает помощь.

— Лучше вы попробуйте её успокоить. Она вас знает, и вы её только что забрали от да Кордоре. К тому же, ей не известно, что вы больше не сотрудник третьего.

— Я бы настаивал, чтобы вы были рядом, — отметил он, поворачиваясь к двери, но шеф остановил его жестом.

— Карун, — в голосе начальника послышался добродушный смешок, — я вам профнепригодность выпишу.

Он удивлённо и даже с полуулыбкой (интонация шефа это сейчас допускала) поднял брови.

— Вы с таким выраженим лица собираетесь беседовать с девушкой, которую только что обхаживал наш Сарги? — хохотнул да Лорро, — Добрее бы чего-то изобразили…

Замерев на миг, он медленно кивнул. Бегло улыбнулся.

— Да. Сейчас.

— Нельзя же настолько явно демонстрировать, что вы лишь пытаетесь её использовать, — мягко проговорил шеф, отпуская его жестом, — Нервы ваши совсем никуда не годятся.

Отворачиваясь и усилием воли развязывая узлы мимических мышц, он позволил себе испытать короткое безумное удовлетворение — которое, впрочем, никак не тронуло лица. Злобная рожа вышла почти случайно — на самом деле у него страшно, до тошноты, болела голова, в висках словно бил молот. Как раз на человеческое (или хотя бы просто вежливое) выражение требовались запредельные усилия. Но и тогда выражение это поминутно сползало с лица, обнажая мёртвую маску с безжизненными глазами. Но расслабляться не стоило. Ему удаётся скрывать свои истинные эмоции — но да Лорро может и не такое допустить… Манипулировать людьми шеф умеет не в пример ему качественнее. Поди доживи до его должности.

Но голова, после сцены в подвале, после пережитого напряжения, болела страшно. Поворачивать ею, двигать глазами было так мучительно, словно под кожу всыпали металлической стружки.

Он правда разваливался. Просто на глазах. Раньше ему ничего бы не стоило разыграть всю эту партию… Тело уже отказывалось жить в таком темпе. В постоянном напряжении, на слабеющей воле, на дряном кофе и таблетках. Без отдыха и перерыва — и при этом не смея ни на кроху Белой Земли сдать позиции. Реагируя там, где нужно, и так, как того требовали все неписанные правила. И даже ещё пытаясь отстоять собственную честь. Что ж, он сам выбрал. Альтернативой было кое-что похуже.

Но теперь, когда на кону стояло всё (и даже больше), он ощущал себя так, словно ему перекрывали воздух. Сил уже почти не было… Почти ни на что.

Нельзя. Не сейчас. Не сметь.

Он шагнул через порог начальственной комнаты отдыха.

— Госпожа да Кун?

Вздрогнув, я открыла глаза и быстро села, натянув на себя плед. Миновало какое-то время с тех пор, как я пришла в себя на чужом диване. Я немного согрелась и даже смогла оглядеться, с трудом заставляя себя осознавать и анализировать увиденное. Я лежала в просторной комнате, обставленной, как прихожая официального заведения, однако не без признаков личного присутствия какого-то человека. Этот человек пил дорогие сорта кофе, изредка курил трубку, читал журнал «Наука» и носил ларго средней длины. Ночами сидя на работе, он ходил тут в душ и сидел в раздумьях на тёмном кресле с высокой спинкой… Наверное, так.

И вот я увидела хозяина этой комнаты. И поймала себя на том, что бессознательно съёжилась, комкая края пледа.

— Странно, — сказал он безо всякого вступления, — и какой Тени дочь столь великого человека делала в Тер-Кареле?

От неожиданности я запнулась. Передо мной на стуле сидел полноватый человек среднего роста, лет пятидесяти. Каждый его малейший жест выдавал огромную внутреннюю силу, а ещё скользкую, как у ртути, пугающую подвижность. Ещё у него было правильное, однако совершенно нечитаемое лицо с единственной заметной деталью — ясными, цепкими, геологически-тяжёлыми глазами. Он глядел на меня немного брезгливо, однако не без любопытства.

— Ну?

Его интонация заставила меня вспотеть. В ней не было ничего кошмарного, не то что на явную агрессию — даже на ленивую угрозу он поскупился, однако за голосом говорившего лежала смерть. Спокойная, терпеливая и абсолютно вещественная. Создатель, да в подвале со мной беседовал невменяемый щенок-переросток! Теперь же я с неожиданным ледяным холодом осознала: передо мной — страшный и спокойный главарь стаи. И даже немножко больше.

— Санда, если вам есть что рассказать, говорите.

Голос Каруна словно окатил меня холодной водой — по мне пошли мурашки, и на миг я будто онемела. Я даже не заметила, как он тихо стал рядом. И всё-таки этой фразой он немножко привёл меня в чувство. Я уж слишком было захвачена злой силой моего оппонента. С оторопью отклеив глаза от незнакомца, я всё-таки рискнула поднять взгляд на человека, стоявшего возле моего плеча. Но не дальше шеи. Смотреть выше я не рисковала — возможно оттого, что боялась, как бы это видИние не исчезло под давлением очередной кошмарной реальности. Кошмарная реальность сидела передо мной на стуле, если вы не поняли…