– Стой, Паша. – Из всего сказанного Филиппыча больше всего задели ящеры. – Как так нагрянут? Когда? Откуда знаешь?

– От верблюда! Тебе прямо здесь все изложить?

– Нет, здесь не надо, – спохватился Семен. – Погоди… Я же здесь в засаде, между прочим… Ты хоть в курсе, что студентка мамашу навещает?

– В курсе, спасибо Феде. Я ж тебя поэтому грешным делом уже похоронил.

– Ящеры, значит… – пробормотал Филиппыч. – Погоди, Паша. Покури на улице шесть минут, я сейчас. Попрощаюсь по-человечески, чувствую, мне еще возвращаться сюда…

Старый лифт в этом подъезде срабатывал со звуком стартующей баллистической ракеты, но за перебранкой Павел с Филиппычем проигнорировали включение механизма. Да и кто же поедет на лифте с первого этажа на второй?

Оказалось – поедут. Двери со скрежетом разошлись, бросая на площадку полоску тусклого желтого света…

– Ой, Павел? – проговорила растерянно Тома. Перевела взгляд на Филиппыча и еще более растерянно добавила: – И… дядя Семен?

– А-а… – выдавил Филиппыч. – Так это… Мы здесь…

Ни произнести, ни даже просто придумать свое объяснение он не успел. В тамбуре хлопнула квартирная дверь, и на площадку степенно выплыла Тамара Фоминична собственной персоной.

– Семен! – провозгласила она. – Ну неужели обязательно решать все свои дела посреди ночи! Вели человеку вернуться утром!..

На этом этапе выговора глаза ее привыкли к полутьме. Дама застыла с выражением лица, достойным актера МХАТа в немой сцене «Ревизора».

– Что такое? – неуверенно проговорила Тамара-старшая, и дочь молчаливо присоединилась к вопросу.

Павел зажмурился, пожалев мимоходом, что не может заткнуть заодно и уши. Ибо надвигалась буря.

– Семен! – Несмотря на то что возглас бухгалтерши был адресован «агенту большого секса», гневный взор ее и указующий перст уперлись в Павла. – Семен!!! Кто это?!

Едва ли она не узнала ночного гостя: скорее до последнего надеялась, что глаза ее обманывают. И тут Филиппыч вышел наконец из ступора.

– Чулочек, родной мой… – Он подхватил даму сердца под локоть и, упершись шлепанцами в кафельный пол, повлек ее в сторону тамбура. – Идем, идем скорее, я все объясню!.. Это совсем не то, клянусь тебе!.. Да идем же ты, блин!..

Сдвинуть с места Тамару Фоминичну и в благодушном ее настроении было непросто, а уж в гневе… И все же Филиппычу постепенно удалось сместить даму за угол. Утратив визуальный контакт с объектом раздражения, бухгалтерша, видимо, потеряла и часть своего упорства, потому что довольно быстро дверь квартиры снова хлопнула, и ее невнятные междометия вместе с болтовней Филиппыча затихли.

– Вот это да… – выдохнул Павел и с опаской посмотрел на студентку, ожидая чего угодно, вплоть до приказа на свое физическое развоплощение…

И осекся, так и не выговорив больше ни слова оправдания.

– Боже мой, – прошептала Тома. Глаза ее быстро наполнялись слезами, подбородок опасно задрожал. – Боже мой! Какое же это все… настоящее.

Она осторожно протянула руку, потрогала ошеломленного Павла за рукав. И вдруг оказалась у него на груди, не сдерживая больше рыданий. Упершись лопатками в стену, тот постоял мгновение с разведенными в стороны руками. Однако спасительные слова утешения не возникли из воздуха, и тогда он осторожно обнял девчонку за плечи, прижал к себе, лихорадочно соображая, что делать дальше. Стоять на площадке – глупо, идти в квартиру – попросту опасно… Оставалось только одно. Бормоча какую-то утешительную чушь, он увлек ее в сторону лестницы. Не вполне понимая, куда она идет, Тома покорно преодолела два пролета и, не отпуская Павла, протиснулась вслед за ним на улицу.

Ночь, середина января, мороз… Отличное время и погода для успокаивающей нервы терапии. Павел зачерпнул из ближайшего сугроба пригоршню снега и, отодвинув Тому от себя, принялся размашисто растирать ей лицо. Она задохнулась на мгновение и стала молча отбиваться. Под конец ей удалось залепить ему пощечину, и Павел понял, что, пожалуй, достаточно.

– Дурак! – выкрикнула она, отскакивая на всякий случай от мучителя на пару шагов. – Холодно же!

– Еще бы, – согласился Павел. – Снег тоже настоящий. Пойдем-ка сядем, поговорим. Тебе, я вижу, есть что сказать.

Тома оглянулась на дверь подъезда.

– Только не туда. Там мама… Ей незачем знать.

– Не туда. – Павел представил, что будет, если они вернутся в квартиру, и кивнул. – У меня здесь тачка за углом.

– Годится, – заключила Тома и двинулась в указанном направлении.

Несколько машин остановились, пропуская, когда она ступила на проезжую часть. Павел хмыкнул и следом поспешил через дорогу. Усевшись за руль, он вспомнил, что центрального замка в сергеевской машине нет, и наклонился к пассажирской дверце, но студентка уже потянула за ручку. Шишечка предохранителя сама собой отскочила вверх, и дверь распахнулась.

Тома уселась, зябко передернув плечами. Виновато призналась:

– Не подумала одеться. Там у них тепло… Всегда тепло, если надо…

Павел присмотрелся. То, что он принял за зимнюю куртку, действительно скорее походило на легкую до полупрозрачности ветровку поверх какой-то совсем уже летней кофты.

– Сейчас прогрею, – заторопился он, вставляя ключ в зажигание. Однако завести мотор не успел: по салону стремительно разливалось тепло.

– Ага, – проговорил Павел. – Вот, значит, как оно все у тебя…

– Вот так, – грустно согласилась Тома. – Проблем нет. Никаких и ни в чем… Если бы ты только знал, как это невыносимо!

– Трудно представить. А как же менталы, мир-сказка, сбывшаяся мечта?

– Это тоже правда, Павел. Но только не для меня… не для нас, убогих. – Тома поймала его взгляд и вдруг отвела глаза. – Они слишком многое могут, понимаешь? По нашим меркам, они могут вообще все. Неразрешимых задач нет! Проблем нет! Делают со своим миром все, что захотят… Но здесь-то и есть главная засада.

– Комплекс бога? – предположил Павел, чтобы сказать хоть что-то.

– Какой еще комплекс? – моментально завелась она. – Они же правда почти боги все как один… Планета суперменов! Только их это не интересует! Представляешь, я, как дура малолетняя, восхищаюсь: никто не голодает, никто не болеет, человек человеку брат… Работать и то не надо! Не мир, а рай земной. А они умиляются мной, неразумной, и твердят, что это все не главное и легкодостижимое. А главное, оказывается, созидательное творчество и тонко организованный духовный мир цивилизации!.. Да кто бы спорил, но не круглые же сутки!.. Вот пророс у нее на клумбе незапланированный цветок. Так она, чем выдрать, ляжет рядом и будет решать, находится ли этот сорняк в гармонии с мирозданием… А мужик ее будет творческий настрой создавать: завтрак на подносе, солнце на закате подольше, луну к рассвету покрасивее…

– Кто такие она и мужик? – машинально осведомился Павел.

Тамара отмахнулась от вопроса:

– Так, семья. Жила у них одно время… Они же добрые все, сопереживающие, блин, до мозга костей! Всё думали, что способны сделать из меня ментала, подобного себе. Даже дали мне все это… – Она в затруднении щелкнула пальцами, обвела взглядом потеплевший салон машины.

– Могущество, – подсказал Павел.

– Да, сначала я его так и называла. Но оказалось, что это скорее проклятие.

– Я знаю кучу людей, которые за такое проклятие душу дьяволу продадут…

– Тогда передай им, что они все тупицы! – резко оборвала его Тамара. Она заводилась все больше и торопилась, торопилась… Будто боялась, что не сумеет высказать все, что накопилось за последние месяцы и что нельзя говорить даже матери. – Я сама такая же! Сижу здесь и доказываю тебе, какие менталы идиоты, а ведь на самом деле все это можно! Понимаешь? Можно искать гармонию в сорняке пред ликом вселенной, можно двигать звезды, на полном серьезе обсуждая художественную ценность созвездий… Они очень старались мне объяснить… Дали способности, чтобы поняла сама… Только все бесполезно! Я другая, понимаешь ты или нет?! Я здешняя, земная!.. И я там… Там, у них…