В общем, Альрик был великолепен не только благодаря внешней привлекательности, но и выдающемуся внутреннему содержанию. Хромота его правой ноги обесцвечивалась и терялась на фоне королевского величия, с коим он вел занятие. Приглядевшись внимательнее, я заметила, что шрам на лице мужчины не тянулся узкой полосой, а являлся своеобразной границей, отделяющей здоровую кожу от бугристой и розовой, уходящей к линии волос и скрывающейся под стрижкой.

Однако красота красотой, а занятие никто не отменял. Студенты вразнобой поздоровались с преподавателем, и терзания начались.

Темой сегодняшнего коллоквиума стала символьная механика вис-предметов или так называемых улучшенных вещей. Данная область науки в настоящее время развивалась семимильными шагами, будучи перспективным направлением висорики. Суть состояла в изменении свойств неживых предметов с помощью символов, вводимых в их структуру.

Тон занятию задал Альрик, рассказав о современных аналогах предметов сказочного фольклора: шапки-невидимки, сапог-скороходов, нескончаемого горшочка с кашей. Последний пример напомнил мне о спрятанной в общежитии фляжке коньяка, поэтому я изо всех сил напрягла внимание, стараясь вслушиваться в доклады выступавших. Но то ли сегодня был неудачный день, то ли квелое настроение, а нюансы символьной механики не запомнились абсолютно.

Следующим выступил невысокий темноволосый студент, который рассказал о проблемах, возникших при разработке учеными опытной модели неразмениваемого висора. Я слушала вполуха. Гораздо больше меня поразили густые брови парня, нависавшие над глазами широкой черной линией.

Затем взяла слово бойкая смуглая девушка с тысячью мелких косичек и просветила о результатах своей исследовательской работы по изучению времени действия улучшенных вещей.

Участвующие в обсуждении студенты выглядели такими умными-разумными и подкованными в области символистики, что мне стало неловко за свою патологическую необучаемость. Даже Мэл рассказал о чудо-линзе, передающейся в его семье из поколения в поколение. Выпуклая сторона линзы работала как микроскоп, через который можно было разглядеть структуру любого предмета вплоть до межмолекулярных связей.

— Я имел дело с похожими уникальностями, поэтому не удивлен, — ответил профессор, выслушав доклад Мелёшина. — Не сомневаюсь, что в вашей семье хранится немало любопытных вещиц, поскольку ваша фамилия часто упоминается в каталогах известных реликвий.

Мэл почему-то не возгордился, услышав завуалированный комплимент, а нахмурился. Эльзушка с новым интересом посмотрела на соседа.

По ходу занятия Альрик вовлекал в обсуждение и тех, кто предпочитал отмалчиваться, задавая вопросы, однако я отвечала невпопад, а иногда вообще рассеянно пропускала мимо ушей.

— А вы, Папена, — вдруг обратился ко мне профессор, — можете привести примеры улучшенных вещей, когда-либо попадавших в ваши руки, и объяснить общие принципы их работы?

Взгляды присутствующих настроились в мою сторону, и я засмущалась. О чем рассказать? О сумке, сопровождающей меня во всех жизненных перипетиях и давно утратившей способность вмещать в себя большие объемы, равно как легкость и компактность? Или о купленных на распродаже тапочках и пижамных штанах — уютных и комфортных и в сложенном состоянии умещавшихся в сумке в виде тонюсенького рулончика. Я любила их и гордилась ценным приобретением.

О чем я могла рассказать висоратам, взирающим на меня с любопытством? Не о фляжке же!

— У меня улучшенная куртка, — начала неуверенно.

Эльза прыснула в кулачок и прокомментировала громким шепотом:

— Неужели линялый бобрик был когда-то улучшенным?

— Штице, вам слова не давали, — осадил студентку Альрик. — Продолжайте.

— Куртка с терморегуляцией, — выдавливала я из себя по фразе, словно отсталая двоечница.

— И? — тянул меня препод.

— В нити подклада вплетена сетка символов.

— И?

— Она обеспечивает комфортную температуру.

Не буду же уточнять, что куртка давно износилась, и заявленная в ней идеальная терморегуляция организма сгорела синим пламенем.

Альрик выслушал вымученные умозаключения с серьезным видом. Мэл непонятно чему улыбался, катая перо по тетрадке.

— Смотри не употей в комфорте, — опять высказалась Эльза. — А то пованивает на весь кабинет.

Мелёшин сказал что-то девице, отчего она вспыхнула и в замешательстве сникла. Мне-то какое дело до их разборок? Однако Мэл обещал, что египетская плясунья не будет зубоскалить, а она опять принялась за своё.

Ближе к окончанию занятия профессор вынес резолюцию:

— Ознакомившись с уровнем подготовленных докладов, я пришел к выводу, что некоторым из вас полезно побывать на дополнительных занятиях, чтобы подготовиться к предстоящему экзамену. Таковых учащихся в вашей подгруппе наблюдается…

И преподаватель зачитал три фамилии, в том числе и мою.

— Участие в дополнительных занятиях — дело добровольное. Можно отказаться, но сдадите ли вы с уверенностью предстоящий экзамен?

Двое парней, чьи фамилии озвучили, ответили согласием, и я, вздохнув, тоже кивнула. В конце концов, Альрик мог попросту не принимать участие в судьбе отстающих и завалить нас на экзамене со спокойной совестью. Ну, а то, что я и преподаватель находились в небольшой конфронтации, делу не мешало. Строгость иногда бывает полезной.

А иногда и вредной, — подумала, когда мужчина положил передо мной листок с перечнем вопросов, ответы на которые предстояло отыскать к первому дополнительному занятию, а именно к завтрашнему дню, поскольку Альрик предупредил:

— Занятия будут проходить по вторникам и четвергам с двадцати ноль-ноль, по субботам — после большого перерыва.

Я взгрустнула. Плакал наш поход с Петей в его замечательную кузню, а стало быть, изменялся и распорядок сегодняшнего вечера. Следовало внепланово идти в библиотеку, чтобы до её закрытия выполнить указания великолепного Альрика, а маету с экспроприированными учебниками сдвинуть на бессонную ночь. Ох, и подсобил профессор с выводом о моей тупости!

Пока я наскоро переписывала в тетрадь вопросы, Мэл, откинувшись на стуле, поинтересовался у преподавателя:

— А не наблюдается ли в нашем институте тенденция к избранности?

Я замерла, перестав писать.

— Если вы считаете избранностью элементарное незнание основных аксиом символистики, могу посочувствовать вашему логическому мышлению, — ответил холодно Альрик.

Я снова закарябала строчки.

— Значит, любой желающий может прийти на дополнительные занятия? — продолжал допытываться Мэл.

— Вам, Мелёшин, рекомендую усилить свои слабые стороны по другим предметам. Поскольку вы свободно ориентируетесь в символистике в объеме знаний третьего курса, не вижу необходимости отнимать ваше свободное время.

Мэл некоторое время буравил взглядом преподавателя, а потом посмотрел в мою сторону. У меня даже почерк закривился: буквы так и попадали на линеечку. Ясно, что Мелёшин разозлился, но почему?

После звонка, в опустевшем кабинете, Мэл, собирая сумку, поинтересовался:

— Когда будешь возвращать книги?

Отрывистость слов и резкость тона не оставляли сомнений в том, что он сердился.

— Мне вчера не хватило времени. Сегодня еще подержу. А ты уже сделал?

— Уже сделал, — сказал Мелёшин, сцепив зубы. — Значит, теперь будешь ублажать препода?

— В каком смысле? — оторопела я.

— Сегодня помчишься в библиотеку, а завтра на задних лапках принесешь ответы.

— Тебе-то какое дело? Тебя похвалили, а мне предстоит три раза в неделю ходить на допы, дотягивать уровень знаний до средней планки.

— Похоже, ко всему прочему ты еще и хорошая актриска, — скривился Мэл. — Изобразила тупоумие, чтобы получить местечко бод боком у символистика и щеголять перед ним коленками.

Сдались ему мои коленки. И вообще, чего пристал? Хочет, чтобы я встала в гордую позу и плюнула на предложение преподавателя? У меня не тот фасон, чтобы жить по собственным правилам.