Альрик смешно рассказывал, и я хихикнула:

— Мне казалось, что при поступлении должны крутить на центрифуге, брать анализы крови и просвечивать голову.

— Это тоже делают, но не в первую очередь.

— И как же мне поступить со своей низкой чувствительностью? Не податься ли на элементарный факультет?

Профессор хмыкнул. Надменность его тона куда-то испарилась, и он стал общаться проще, как и декан:

— У вас низкий порог к тактильным ощущениям. Такое обычно бывает, если в детстве ребенок недополучал родительской любви и ласки.

Закусив губу, отвернулась к окну. Не хотела, чтобы Альрик прочитал в глазах правду. Я не просто недополучила свою порцию родительских объятий и поцелуев на ночь. Я их не получала вообще, после наказаний ревя ночами в подушку, чтобы не разбудить тетку.

Не нужна мне ваша ласка. Прожила без нее уйму лет, и до старости доживу, не согнувшись. Вулфу же, будто не замечая, продолжал расковыривать рану. Вернее, он говорил и одновременно намазывал остатки крема, а после надел вторую фланелевую рукавичку на правую руку.

— Ваши рецепторы обострены до предела. Представьте струну, растянутую до невозможности и готовую вот-вот лопнуть.

— И что же делать? — спросила я севшим голосом. Перспектива лопнуть как воздушный шарик или как струна, не радовала.

— Для начала успокоиться, — сказал Альрик, бросил перчатки в грязную кюветку и отнес в дальний угол к раковине.

Легко ему говорить "успокойся!", когда каждый день потрясения выбивают из меня дух, словно из тщательно обхлопываемого ковра.

Профессор прохромал ко мне и протянул руку. Не в силах поверить в искренность джентльменского порыва, я уставилась сперва на раскрытую ладонь, затем на невозмутимое лицо мужчины и нерешительно протянула лапку. Тоже мне, принцесса в варежках, — усмехнулась и спрыгнула с кушетки.

Альрик проводил меня в таинственное помещение, прятавшееся за матовой перегородкой. Как оказалось, в комнату отдыха после тяжелых и изнурительных экспериментов. В небольшом помещении компактно разместились диван из черной кожи, два кресла той же масти и небольшой столик. В углу втиснулся холодильник, а у окна раскинула листья пальма в большой кадке. На глянцевых листьях не было ни грамма пыли.

Стопятнадцатый занял одно из кресел, превратившись в черную глыбу на фоне окна. Он прихлебывал заваренный чай и читал газетный разворот. Увидев нас, сложил газету.

— Завершили процедуру?

— Не совсем, — ответил уклончиво Альрик. — Я бы рекомендовал обследуемой успокоительное, которое облегчит нервозное состояние.

— Вот как? — озаботился декан. — А кроме нервозности ты ничего не разглядел?

Вулфу пожал плечами и направился к холодильнику, достав оттуда маленький флакончик. Мельком я увидела, что холодильник набит не продуктами, а пузырьками и бутылочками всех форм и размеров.

Профессор бросил флакончик Стопятнадцатому, и тот на удивление ловко поймал, пробурчав одобрительно, словно сам подивился своей реакции:

— Осталась хватка в старческих руках.

— Будет вам, Генрих Генрихович, — ответил добродушно Альрик. — После чая о старости заговорили! Надо было коньяку налить.

Я переминалась, не зная, куда податься. Сяду в кресло — вдруг сгонят, сяду на диван — вдруг хозяин любит на нем полежать.

Тем временем Вулфу налил чай в красивую фарфоровую кружку с блюдцем и указал мне на свободное кресло. Я, смущаясь, уселась и тут же утонула в черных кожаных недрах сиденья.

— Хороший состав, — сказал Стопятнадцатый, прочитав этикетку на флакончике и надев для этой цели очки, а затем вернул Альрику. Тот взболтал содержимое.

— Говоря о спокойствии, я хотел посоветовать попробовать это, — обратился ко мне профессор, возвышаясь рядом с Генрихом Генриховичем. — Успокоительное средство растительного происхождения. Пятнадцать капель на чашку чая, час крепкого здорового сна, и вы подниметесь бодрой и посвежевшей.

— Спасибо, — промямлила я, растерявшись от неожиданной доброты.

— После того как проснетесь, закончим необходимые анализы и сделаем соответствующие выводы.

— То есть? — смешалась я. Где проснемся? Где проведем?

Альрик накапал из флакончика в чашку и придвинул ее ко мне.

— Выпейте, отдохнете на диване, а потом продолжим.

Я в изумлении смотрела попеременно то на одного мужчину, то на другого. Они выглядели серьезными и шутить не собирались. Неужели мне разрешат запросто забраться с ногами на священный Альриков диван и продрыхнуть на нем… Сколько, сказал профессор? Целый час стеснять сопением обладателя кучи ученых титулов и степеней?

Стопятнадцатый по-своему истолковал мою нерешительность:

— Эва Карловна, вы находитесь под моей защитой. Вам не причинят вреда.

Иными словами, дал понять, что пока буду спать, никто не придет и не сдернет с меня проклятый дефенсор. Альрик тоже понял смысл сказанного и оскорбился:

— Столь низменных предположений в свой адрес мне еще не приходилось выслушивать.

Да ведь я и слова не сказала!

— Ну… это… то есть спать здесь, на диване? — совсем стушевалась.

— Вас что-то настораживает? — спросил профессор.

— А-а… э-э… — протянула я, не зная, что и сказать.

Альрик извлек из диванной ниши подушку и одеяло. Расстелил и приказал:

— Пейте и марш спать.

Начальственный тон растормошил, и я, обжигаясь, большими торопливыми глотками выпила чай.

— Ложитесь, — Вулфу откинул уголок одеяла. — Раздеваться не нужно. Прошу прощения, не подготовился и не успел сменить постельное белье.

Да мы и не брезгливые вовсе, — подумала, разувшись и забравшись на диван. Нас гораздо больше волнует факт нахождения в святая святых великого Альрика, при упоминании имени которого стонет, закатывая глаза, женская половина института.

Профессор подошел к окну и опустил дневную штору, отчего в комнате создался полумрак. Мужчины вышли из комнаты, и Альрик закрыл за собой раздвижные двери.

Я лежала на самом мягком в мире диване, шевелила пальцами ног и вдыхала слабый приятный запах, исходящий от подушки. Представляла, как Альрик оставался ночевать в комнате, заработавшись допоздна в лаборатории, как также лежал и смотрел в потолок, раздумывая над причинами последнего неудавшегося эксперимента, а потом его осеняла идея, и он бежал ее воплощать, наплевав на глубокую ночь за окном. Или стоял у окна и, попивая чай, смотрел на заснеженную улицу, раздумывая над тем, какой научный титул добавить к длинной цепочке имеющихся достижений.

Почему-то мне ни на миг не пришло в голову, что Альрик мог привести сюда женщину. Сама мысль об этом казалась кощунственной и нелепой.

На этом мозг перестал функционировать, раздумья точно отрезало острым ножом, и я уснула.

— Что скажешь? — спросил декан у Альрика. Они сидели по разные стороны подоконника.

— Скажу то же самое. Касторский и его компания идут для меня побоку, а вот ее воспоминания о приключениях в подвалах однозначно указывают на нашего жильца. Почему вы не предупредили сразу, Генрих Генрихович?

— Замотался, улаживая последствия пожара. Не до того было. Над нами проверки всех уровней кружили как грифы, требовалось срочно выпутываться.

Вулфу сунул руки в карманы халата и скрестил ноги.

— Будем двигаться маленькими шажками, — начал размышлять вслух. — Нет сомнений, что учащаяся, заблудившись в коридорах, попала в зону Игрека и вступила с ним в контакт. Наш Игрек оказался весьма материальным, обладая, по крайней мере, одной лапой, когтями и шерстью. Насчет издаваемых им звуков я готов поспорить. Возможно, они родились в богатом воображении студентки.

— Стало быть, когда вы присутствовали при его рождении, Игрек не трещал и не мурлыкал?

— Шутить изволите? — усмехнулся Альрик и перевел взгляд на улицу. — На моих глазах он растерзал пятерых, а мне оставил на память множество отметин, — он мотнул изуродованной ногой.