Ну вот и дом – только дорогу перейти. Хоть машин и не видно, Настя остановилась: «смотрим налево, потом – направо», как она Николеньку учит. И, кстати, очень хорошо, что остановилась – вон мотоцикл несется, на страшной скорости. Рев стоит такой, что в домах стекла дрожат. Настоящий монстр, летит, не разбирая дороги. Настя даже шаг назад сделала – как бы этот придурок на тротуар не вылетел.

Однако мотоциклист оказался культурным – приблизившись к Насте, тактично замедлил ход. Она его даже рассмотреть успела: весь кожаный, из-под шлема полощутся белые патлы, сияют белоснежные зубы – кажется, симпатяга… Но улыбаться ему она все равно не будет – ишь, ревун!

Теперь мотоцикл вообще полз еле-еле – Настя даже ногой нетерпеливо топнула: да проезжай ты скорее! Дурачок какой-то – то несется, то плетется… И тут к ней протянулась затянутая в кожаную перчатку рука… резкий рывок – и мотоцикл снова набирает скорость! А в руках у водителя – Настина сумочка!

В первые доли секунды она стояла, окаменев. Тупо смотрела на ладонь – ее пересекала царапина, ручкой сумочки ободрало… Потом бросилась вслед, закричала, из глаз брызнули слезы… А мотоцикла уже и след простыл – только далекий, угрожающий рев. И город – пустой, словно она на Сицилии во время сиесты.

«Сволочь! – в бессильной ярости думала Настя. – Тварь!»

И вдруг в голову пришла совсем спокойная мысль: «У меня теперь даже платка нет, чтобы слезы вытереть».

Она кое-как протерла глаза рукавом. Нет, реветь ей нельзя. Некогда.

Настя твердо сказала себе: «А ну, соберись! Ничего страшного пока не случилось! Подумаешь, сумку вырвали. Спасибо, что сама цела».

Прийти в себя удалось на удивление быстро. Так, теперь нужно срочно решать, что делать.

Часы показывали половину четвертого. До встречи с дедом Никитичем – два с половиной часа. «Идти в милицию? Писать заявление?»

Настя вспомнила, как говаривал Сенька: «Милиция – это наиболее бесполезный правовой институт„. Настя тогда еще смеялась и просила Сеньку, «чтоб изъяснялся попроще“.

«Ну приду я в милицию. И сколько я там проторчу? Часа два, не меньше. Пока то, пока се… Наверно, уговаривать будут, чтобы я заявление не писала – явный же, как пишут в газетах, „висяк“. И этого мотоциклиста сроду не поймают.

Тем более что я даже номер его не заметила. Да и был ли он, кстати, вообще, этот номер?!

Нет, – решила она. – В милицию идти – бесполезно. Наплевать, забыть – и домой. Не выбьют они меня из колеи – пусть и не надеются. Буду варить суп со «звездочками», как собиралась. А потом – в больницу».

Она в пять минут добралась до дома. Снова поздоровалась со старухами на дворовой скамейке. Вихрем взлетела по лестнице. Ключ от квартиры, к счастью, был не в сумке, а в кармане: «Молодец я! Предусмотрительная!»

Настя сунула ключ в замок. Что за ерунда – не поворачивается! Или это у нее руки до сих пор дрожат? Вставила ключ по новой – снова не крутится. Да что же за день сегодня такой неудачный?! Сумку вырвали, замок сломался… Она навалилась на дверь плечом и опять взялась за замок. И – еле удержалась на ногах: дверь подалась. А ключ-то – по-прежнему не провернулся!

Первая мысль была – развернуться и убежать. Куда угодно, просто прочь отсюда. Как можно дальше! Немедленно – на вокзал и в Москву, к Сене!

«Успокойся, истеричка! Ну подумаешь – замок сломался. Он всегда заедал… Да, но дверь-то – открыта!» И ноги от страха подгибаются, и руки дрожат, а сердце, кажется, сейчас остановится.

«Нет. Не дождетесь!»

Настя стиснула зубы и осторожно вошла в квартиру.

«Здесь никого нет. Ни-ко-го. Нет. Нет!»

Да, пусто.

Только пол в комнате весь усыпан бумагами, и валяются пожелтевшие конвертики старых писем, и жалобный комок дедовой рубашки на полу…

«Нет! Не может быть!» – кажется, она закричала в полный голос.

Неужели она проиграла?! Впервые в жизни взялась – под свою ответственность! – за важное дело – и проиграла?

Настя на ватных ногах прошла в спальню. Здесь тоже – полный разгром, постельное белье сорвано, и даже матрасы вспороли. А бабушкина брошка растоптана злым каблуком, камушки разлетелись по полу и искрят под лучами солнца… Нет сил смотреть.

Она подошла к окну и задернула шторы. Потом взяла стул – его, к счастью, не вспарывали (видно, «Двенадцать стульев» не читали). Встала на него, не разуваясь (поздно уже думать о чистоте-порядке). И снова закричала – теперь уже от радости.

Тайник, который когда-то показала ей бабушка, Татьяна Дмитриевна, налетчики не нашли. И Настя триумфально достала оттуда все то, что представляло реальную ценность: свой паспорт. Заначку – на обратный билет и на всякий случай. И – тетрадь Николая Арсеньевича, заботливо обернутую в вощеную бумагу.

«Вот вам! Вот вам всем, гадам!»

Только до чего же глаза щиплет, если улыбаться сквозь слезы…

«Да. Становится все горячее и горячей, – Настя сама удивилась, как спокойно она рассуждает об опасных и совсем непривычных ей вещах. – Наш с Никитичем план нужно срочно менять. И я, кажется, уже знаю, что нужно делать… И делать – быстро».

…Настя вышла из дома в начале пятого. Одета по-походному: джинсы, кроссовки, куртка. На спине – рюкзак. Драгоценная тетрадка – на теле, засунута под пояс джинсов.

По логике – в покое ее не оставят. Одна надежда – у нее есть выигрыш во времени. Пока сволочь на мотоцикле доберется до заказчика… Пока они скумекают… Пока решат, что делать дальше…

Но в любом случае – ехать в больницу ей нельзя. И Никитича туда пускать – тоже. Значит, у нее остается единственный выход.

И Настя подняла руку, подзывая такси.

Первый водитель оказался парнем рэкетирского вида.

– Куда, красавица? – хищно улыбнулся он ей.

«Спасибо, никуда».

– На вокзал, но денег у меня – только рубль… Нет, даже меньше – копеек семьдесят.

– Дура, что ли? – рявкнул шофер и рванул с места с яростным визгом покрышек.

«Пронесло. Значит, парень – не из этих«…

Второй водитель выглядел приличней: мужчина средних лет. И, главное, – машина не частная, а настоящее такси с шашечками.

– К больнице подвезете? – склонилась к окошку такси Настя.

Только бы согласился! Потому что боковым зрением она видит: за спиной у нее опять маячат какие-то мужики. Очередные наблюдатели. Кажется, весь Южнороссийск за ней ходит, сменяя друг друга.

– К больнице, пожалуйста! – повторила она как можно громче.

– Да садись, садись, – разрешил шофер. – Чего кричишь-то?

Настя облегченно плюхнулась на сиденье. Машина тронулась. Она обернулась – да, нет сомнения: ее снова ведут. На тротуаре стоят двое мужчин – незнакомых – и провожают такси внимательными взглядами.

«Ну и попала же я! Идиотизм, бред, кто бы подумать мог! Ведь дедова тетрадка полтора года валялась в нашей московской квартире, и никто, ровным счетом никто, не проявлял к ней никакого интереса! Только Николенька пытался ее на кораблики пустить… А тут вдруг – прорвало. Прямо кино какое-то… только в реальной жизни».

И Настя вдруг с удивлением поняла, что ей это кино нравится.

Она даже рот разинула. Вот это да! Ведь и правда – нравится!

«Интересно, почему же я не боюсь? Точнее, боюсь – но не смертельно? Ведь по характеру-то – я трусиха! Трусиха из трусих!»

– У вас случилось что-то? – сочувственно спросил шофер.

– А? Что? – вырвалась из своих мыслей Настя.

– Кто-то заболел, спрашиваю? – терпеливо повторил водитель.

– Н-нет… Никто. У меня к вам вот какая просьба… Вы меня не в больницу отвезите, а на причал. Знаете, там, где частные лодки стоят?

Водитель сразу насупился: видно, уже приготовился ей сочувствовать и выспрашивать подробности о заболевших близких. А тут вдруг – причал. Туда и ехать-то ближе, чем в больницу, – значит, выгодная сделка срывается.

Настя поспешно сказала:

– Я вам по двойному счетчику заплачу. Только, пожалуйста, езжайте быстрее.

– Ограничение по городу – сорок километров, – буркнул водитель.