Стюардесса объявила, что приближается долгожданный обед.
Настин сосед по самолетному креслу – тоже типичный мужик, с плешью и пивным животиком, тут же оживился. Искательно спросил Настю:
– Девушка, вы будете себе вино заказывать?
– Нет, – буркнула Настя.
Аэрофлотовская кислятина ей никогда не нравилась. Лучше уж соку выпить.
– Тогда будьте любезны, – не отставал мужичонка, – закажите на мою долю… ну, вроде как себе. А то мне два стакана не принесут…
Настя облила приставаку ледяным взглядом. Вот она, жалкая мужская сущность! И сказала презрительно:
– А мне прикажете всухомятку есть?
– Нет! – триумфально провозгласил сосед. – Мы с вами вот как поступим: каждый попросит и вино, и сок! У пассажира, между прочим, есть право на два напитка, я специально узнавал. Но два вина просить как-то неудобно…
– Гениальный план, – насмешливо проговорила Настя. – Прямо-таки стратегического значения…
– А что вы смеетесь? – обиженно заморгал мужичок. – Разве плохая идея?…
«Детский сад», – подумала Настя. И примирительно сказала:
– Хорошо-хорошо. Вам какое вино – белое или красное?
– Вы заказывайте красное – а я белое закажу, – обрадовался сосед. – Чтобы полный ассортимент был. Спасибо вам!
«Ну точно – детский сад! Нет, даже ясли. Получил пустышки двух видов – и все, жизнь удалась».
Стюардесса выслушала их просьбу, кисло улыбнулась… но все-таки протянула каждому по два стаканчика.
– Отлично! Сработало! – просиял мужичонка.
И с неподдельной радостью стал прихлебывать по очереди то белое, то красное. Выглядел он комично: как Николенька, когда Настя ему конфеты в подарок приносит и малыш с ног до головы перемазывается шоколадом.
«А ведь этот старый уже. Лет пятьдесят, не меньше. И, наверно, не последний человек, раз в Венецию летает…»
– Я почему без своего спиртного? – доверительно сообщил ей сосед. – Думаете, не продумал? Как бы не так! Специально десять долларов отложил, чтобы в «дьюти-фри» джин купить. Да увидел, что там кружки продаются. И пепельницы. С гондолами, с Сан-Марко, с Гранд-каналом. Ну и не удержался. Джин, думаю, выпьешь – и забудешь, а кружка с пепельницей – они же сто лет стоять будут!
– Если их дети не перебьют, – пробурчала Настя.
Она тоже сначала думала купить Николеньке кружку. Да потом представила, сколько будет рева, если стекляшка вдруг разобьется.
– Ну, этот вопрос я тоже продумал, – важно сказал мужичонка. – Я их на работу отнесу. У нас там все пьют из каких-то горошков-клеточек – а я из «Сан-Марко» буду пить. И в «Гранд-канал» пепел стряхивать.
– Умно, – снисходительно усмехнулась Настя.
Точно так же она усмехается, когда Николенька с гордостью демонстрирует свои рисунки: самолет-раскоряку или покосившийся домик.
И подумала: «Нет, без мужиков жить было бы скучно. Все-таки они забавные. Как дети! Только в чем-то умнее детей…»
«А без Сеньки жить вообще невозможно!»
Настя сама не поняла, откуда вдруг явилась эта мысль. Непрошеная, неожиданная, непонятная…
«Без Сеньки жить невозможно», – повторила она вполголоса.
– Вы что-то сказали? – вскинулся сосед.
От вина ему явно полегчало – он разрумянился, повеселел. С аппетитом накинулся на жесткую самолетную курицу.
– Нет-нет… Ничего, – отмахнулась Настя.
Откуда вдруг взялся Сенька? Она ведь твердо решила: выкинуть его из головы. Наравне со всеми. Навсегда.
– А почему вы не кушаете? – не отставал сосед. – Ешьте, остынет. Может, вам глоточек вина предложить? Для аппетита?
Вот пристал, надоедала!
– Да пейте уж свое вино сами, – отказалась Настя и принялась терзать курицу тупым пластмассовым ножиком.
Мужичонка снисходительно понаблюдал за ее мучениями, посоветовал:
– Даже и не пытайтесь. Бесполезно. Делайте, как я…
Схватил остатки своей курицы руками и отправил в рот.
Настя не удержалась от улыбки.
Вспомнила, как она все Арсения обучала – держать вилку в левой руке, а нож – в правой. И Сенька делал вид, что усваивает уроки. А как только учительница-Настя отворачивалась – воровато хватал курицу руками… Эх, Сенька-Сенечка… Что же я без тебя делать буду?
И Настя брякнула, обращаясь к соседу:
– Можно вам вопрос задать? Философский?
– Давайте, – оживился мужичок. – Люблю пофилософствовать. Особенно – после обеда.
– Допустим, вы решили уйти от жены. Уйти навсегда…
Сосед встревоженно взглянул на Настю.
– Так вот, – не смутилась она. – Допустим, вы точно решили, что уходите. А жена просит вас вернуться. Приходит к вам, умоляет, вспоминает, как вам когда-то было хорошо вместе… Вы вернетесь к ней?
– Это вы, простите, – засмущался сосед, – абстрактно спрашиваете?
– Абстрактно, – успокоила Настя. – Абсолютно абстрактно. Просто пытаюсь мужскую психологию понять.
– Нет. Не вернусь, – Твердо сказал мужичок.
Она и не думала, что жалкий клянчуга с пивным брюшком способен на такую твердость в голосе…
– Я почему-то так и думала, – пробормотала она.
И отвернулась к иллюминатору.
Мужичонка – за вино, что ли, был благодарен или Настя ему просто понравилась? – вызвался нести ее сумку и даже доставить до центра на служебной «Волге».
– За мной всегда машину в аэропорт присылают, – гордо сообщил он Насте.
– Прямо к трапу? – усмехнулась она.
– Нет… Только в аэропорт. К трапу пока не заслужил, – серьезно отвечал мужичок.
– Заслужите еще, – успокоила его Настя. – Какие ваши годы…
И улыбнулась, увидев, как пухлая физиономия соседа зарделась от удовольствия.
– Я вас даже до дома довезу, – расщедрился сосед. – А жене скажу, что рейс чуть-чуть задержался…
Он внимательно посмотрел на Настю и добавил:
– Вы не расстраивайтесь… из-за своего мужа. Он вернется. А не вернется – так другого найдете. Еще лучше. Такого, например, как я.
– Нет уж, спасибо, – не очень-то вежливо откликнулась Настя.
Самолет пошел на посадку. Мужичонка тщательно пристегнул ремень и вцепился в подлокотники кресла. Облизнул губы, повернулся так, чтобы не видеть иллюминатора. Пробормотал:
– Не люблю я эти посадки… У меня от них аритмия начинается.
Настя приземляться не боялась. Она с интересом наблюдала, как на них надвигается махина Москвы. Все ближе – дымящие трубы, все ближе – серые от грязи дома, убогие машины на дорогах, и даже пешеходов можно разглядеть – видно, холодно в столице, все еще в теплых куртках ходят…
«А в Венеции – никаких дымящих труб нет. И машин нет. И куртки давно никто не носит… Эх, заработать бы денег. Много денег. Только очень много, чтобы ничего не бояться. И жить, как хочешь… И ни от кого не зависеть. Перебрались бы мы тогда с Николенькой в Венецию. Жили бы с ним в палаццо, на берегу канала… Купили бы себе яхту… на лето можно было бы на Сицилию уезжать…»
Настя так размечталась, что и не заметила, как самолет сел.
Сосед по креслу сделал вид, что поправляет галстук, и украдкой перекрестился. Облегченно пробормотал:
– Вот мы и дома… Жена, наверное, заждалась.
«А меня никто, кроме Николеньки, не ждет, – подумала Настя. – Даже мать не ждет. Она, по-моему, совсем не обрадуется тому, что я вернулась…»
На глаза навернулись слезы.
«Ну и пусть никто не ждет. Лично мне тоже никто, кроме Николеньки, не нужен!»
Выдра в милицейской форме сообщила:
– Последний раз вас предупреждаю: здесь не курить. Еще раз замечу – штраф выпишу.
– Не дурак. Понял, – рассеянно откликнулся Сеня.
Как только выдра отошла, он тут же закурил снова.
В горле уже першило от табака, но рука, не повинуясь, так и тянулась к почти пустой пачке.
Сеня не сводил глаз с людского потока, выплескивающегося из зала прилета.
Одновременно прибыло несколько рейсов, и пассажиры шли сплошной толпой. Негры, китайцы, европейцы – эти выходили несмело, будто с мостика в море прыгали. Редкие русские шли поуверенней, с важными рожами: деловые, блин, из-за заграницы прилетели…