– Не торопись, – прошипел я. – Я хочу, чтобы твой язычок поиграл со мной, прежде чем ты покажешь мне, как выглядишь, когда просишь его.

Ее язык выныривает, чтобы слизать каплю жидкости, и она посасывает в желании большего. Жадная порочная маленькая штучка. Я снова тяну ее назад, похлопывая своей длиной по ее губам и спрашивая:

– Ты уже думала об этом раньше? Когда слизывала свой десерт с ложки или посасывала соус на кончике большого пальца, ты представляла мой член между своими губами?

Она кивает и смотрит с приоткрытыми для меня ртом.

– Хочешь его?

Кивая снова, она смыкает губы, только чтобы прошептать:

– Пожалуйста.

Со сдавленным стоном, я скольжу на глубину, смакуя ощущения ее языка, плотно охватившего меня рта и вибрации от ее удивленного стона. Ее глаза округлились только на мгновение от резкого вторжения, прежде чем она расслабилась, облизывая, сладко поскуливая и глядя мне в глаза. Я скольжу внутрь и наружу, дыша резко и прерывисто, когда говорю ей:

– Вот так.

… и …

– О-о, сладкая… соси меня…

… и …

– Мне никогда не забыть этого зрелища. Никогда.

Ее руки тянутся ко мне и обхватывают меня ниже, потягивают и ласкают – и это рай. Это слишком хорошо, и это слишком рано, и я хочу смотреть на ее лицо, когда она почувствует, что я кончаю.

Фантазируя, я закрыл глаза. У меня не было орального секса почти семь лет, и я одержим ртом Руби, ее языком и ее грязными откровенными словечками.

Я касаюсь рукой ее подбородка, шепча:

– Я кончаю. Руби. Руби. Пожалуйста… Пожалуйста, позволь мне кончить тебе в рот.

И с резким движением ее языка это и происходит – удовольствие ползет вверх по моим ногам и вниз по спине, пока не становится пульсирующий и горячим, и кожу начинает обжигающе покалывать по всей длине, и

и

и

– О-о-о-о…

Я кончил на свои пальцы, простонав ее имя.

***

Мне потребовалась чуть ли не минута, чтобы зрение прояснилось, и я поднял боксеры, чтобы вытереть руку и пол передо мной. Номер казался поразительно тихим, будто я был на сцене.

Мои часы на столе громко тикали.

Взглянув на стол, я почувствовал, как щекам стало горячо от смущения.

Все это время мой диктофон был включен.

Мой палец завис над кнопкой перемотки. Нет ничего более унизительного, чем слышать звуки собственной мастурбации. Я мог бы перемотать и все стереть.

Но что-то во мне осмелилось засомневаться, и я положил диктофон обратно на стол, глядя на молчаливую стену, разделяющую наши номера.

Сегодня у меня не было возможности двигаться вперед с Руби, но я не собирался позволить этому повториться. С Руби я чувствую себя в безопасности; как ни странно, но после нескольких дней вместе мы знали друг друга больше, чем мы с Порцией после одиннадцати лет брака.

Я мог бы дать Руби все, в чем она нуждалась.

Я нажал на запись. Взяв телефон, набрал Руби и ждал, пока звучал

первый гудок.

Мое сердце билось так сильно.

Второй гудок.

Давай, Найл. Сделай это.

И затем она ответила, откашлявшись, прежде чем сказать:

– Найл?

– Привет, Руби.

Сделав паузу, она спросила:

– Все в порядке?

Мое сердце колотилось в груди, и я обнаружил, что стоял посреди номера отеля, совершенно голый, разговаривая с ней по телефону.

– Да, все хорошо, – пробормотал я. Закрыв глаза, я представил ее прослушивающей мою запись, и понял, что позвонил ей сразу после этого. Улыбаясь, я сказал: – Просто хотел еще раз уточнить, будешь ли ты присутствовать на завтрашней встрече в 08:30?

Еще одна пауза, и когда она ответила, ее голос звучал разочарованно.

– Конечно. Встретимся в лобби в 07:45?

Я посмотрел на часы. Было около полуночи. Всего несколько часов, и я увижу ее снова.

– В 07:45, – сказал я. – Отлично.

– Спокойной ночи…

– Спокойной ночи, дорогая.

Протянув руку, я выключил запись.

Руби

Следующим утром я, не дыша, спускалась в лифте в лобби. На часах было 07:43, и я не сомневалась, что Найл будет уже внизу – костюм: безукоризненный, волосы – идеальные, тело: трахабельное. Единственное, чего я не знала, – это с которым из Найлов я сегодня столкнусь.

Будет ли это поддразнивающий и непринужденный почти-мой-бойфренд-Найл со вчерашнего ужина? Тот, из-за которого я запустила руки в свои трусики, едва закрыв за собой дверь? Или же сдержанно немногословный и резкий мистер Стелла, что позвонил мне час спустя?

Кажется, мозг Найла – его худший враг, который не в силах отключиться или на какое-то время замолчать, чтобы просто весело провести вечер. На время ужина он вылез из своей скорлупы, подначивал и был со мной откровенно игривым и нескромным. Но после того как он провел час в своем номере наедине с собой, по ощущениям это получилось, будто меня окатили ледяной водой.

Тоненький голосок в моей голове предупреждал, что я должна была обратить внимание и прислушаться даже к самым тихим звоночкам. Хотя Найл и выглядел, как баловень, которого весь мир носит на руках, также он был чрезмерно осторожным со склонностью все усложнять, и поэтому мне, возможно, стоит попридержать свое желание нырнуть вниз головой во все это.

Отличный совет, вообще-то.

Но когда открылись двери лифта, и в лобби я увидела Найла Стеллу собственной персоной, проигнорировать этот совет стало легче легкого.

При виде него, как всегда, мой пульс ускорился, а горячую кожу стало покалывать. Он оглянулся и встретился со мной взглядом. Стоящие передо мной люди покидали лифт, шли секунды, а я ждала его реакцию – хоть какую-нибудь. Пока я шла, стуча каблуками по мраморному полу, мне пришлось отвести взгляд, поправить пояс пальто и заставить себя выпрямить спину. В конце концов, Найл – всего лишь мужчина, и сказанное им вчера вечером означало, что у меня было больше опыта в таких ситуациях, чем у него. Тут у меня было некоторое превосходство.

Да-да, продолжай себя в этом убеждать.

Перекинув пальто через руку, он посмотрел на часы и, приподняв брови, перевел взгляд на меня.

– Я смотрю, ты пунктуальная.

Дразнит. С облегчением выдохнув, я расправила плечи.

– Пунктуальность – ценнейшая добродетель, – ответила я.

– Не могу не согласиться. Так получилось, что я нахожу это очень привлекательным.

Этим утром его голос звучал глубже и более уверенно. Его акцент каким-то образом усилился, заставляя слова звучать двусмысленно, от чего у меня по рукам побежали мурашки. Если бы речь шла о ком-то еще, я бы засомневалась, не замышляет ли он чего-нибудь, но ведь это был мистер Добродетель. Уверена, он не скрутит меня и не повалит на пол прямо в лобби отеля или во время встречи с нью-йоркским отделением MTA.

Я знала, что он со всей осторожностью старался сохранить наши отношения в строго профессиональных рамках, но после того как вчера вечером сказал о своем желании показать то, что не считает «нежным, сдержанным или пристойным», вопрос, какие у нас отношения, в значительной степени оставался по-прежнему открытым, и я изо всех сил старалась уловить его намеки, как быстро мы можем продвигаться. С одной стороны, казалось, что он готов начать прямо сейчас. С другой – просто поцелует меня на ночь.

Я выжидающе посмотрела на него, когда он надел пальто и жестом пропустил меня вперед.

– Идем?

***

В середине первого совещания мы решили сделать перерыв. На этих дискуссиях о бюджете и общественном мнении я чувствовала себя довольно бесполезной, а не важной частью команды. Но все равно слушала, понимая, что разговоры, сейчас трудные для понимания, пригодятся в будущем.

Тем не менее, даже Найл, казалось, отвлекался, снова и снова заглядывая в свой план мероприятий, и мне его дважды пришлось подталкивать локтем, чтобы он ответил на вопрос. Он едва смотрел в мою сторону, но он не убирал руку, когда я случайно касалась его, передавая бумаги. Его нога слишком расслабленно касалась моей, чтобы сказать, что это было намеренно.