Ее крик вышел сдавленным, бедра приподнялись, и где-то на задворках сознания я понимал, что должен быть более нежным и любящим, но когда, раскрыв ее пальцами, начал сосать ее и трахать языком, она стала еще безумнее.

– Найл… – мое имя превратилось в бездыханный вскрик. Она потянула меня за волосы, отрывая мой рот от себя. – Положи меня на кровать, – проговорила она. – Я хочу смотреть на тебя.

Я встал, пинком отбросив штаны и сняв рубашку через голову, поднял ее и отнес на кровать, помогая ей выпутаться из скомканного топа. Мое тело достаточно замедлилось, чтобы я смог остановиться и посмотреть на нее, целовать ее шею, пока она не притянула к себе мое лицо.

– Мне нравится, – прошептала она между поцелуями, повторяя мои слова, сказанные той ночью, тем нашим первым интимным вечером в ее номере. – Люблю ощущать свой вкус на твоем языке.

Почувствовав ее мурашки под моими ладонями, я закрыл глаза, наслаждаясь ее посасывающими поцелуями и тем, как она взяла мою руку в свою и направила ее между своих ног.

Разрывая поцелуй, я провел губами по ее шее, груди, задержался там, прежде чем остановиться между ее ног, целуя бедра.

Она провела пальцами по моим волосам, изучая мое лицо, когда я, приподняв голову, оглядел ее обнаженное тело.

– Ты вдруг стал таким тихим, – прошептала она.

Раскрыв ее пальцами, я наслаждался ощущениями под подушечкой своего большого пальца, ее влагой, потирая ее клитор.

– Я сосредоточен.

И зачем мне хотеть разговаривать, когда она издает такие сладкие и хриплые звуки и сжимает простыни в кулаках?

Мой палец продолжал плотные круговые движения, и ее бедра слегка приподнялись и начали покачиваться.

– Я… – начала она, но слова утонули в сдавленном выдохе.

– Ш-ш-ш… – я наклонился и прижался ртом поверх пальца, одновременно облизывая и поглаживая ее.

Я давно перестал фантазировать об оральном сексе – как давать, так и получать – поскольку это не было тем, чем Порция хотела заниматься после наших первых нескольких лет вместе. Ей нравился секс в миссионерской позиции, с музыкой, заглушающей наши звуки, закрыв глаза и выключив свет.

Но я любил вкус женщины, обожал, как это действие всегда становится одновременно простым и изысканным. Целовать женщину здесь – как быть на вершине запредельной чувственности: когда мужчина хочет попробовать на вкус источник своего удовольствия. А здесь, на кровати, Руби приподнялась на локтях, следя за мной широко раскрытыми глазами, и ее ресницы настолько густые и темные, что казалось, под их весом отяжелели веки.

Пока я кружил большим пальцем и языком, ее грудь поднималась и опускалась от резких вдохов и выдохов; приоткрыв рот, она скользила языком вперед-назад по своей нижней губе.

– Тебе нравится это делать для меня? – спросила она, и ее голос был едва слышен.

– Не думаю, что «нравится» – это то слово, которое хочу сейчас использовать, – ответил я, дразня поцелуями. – Сомневаюсь, что в мире есть нечто, способное сейчас дать мне большее наслаждение.

Ее дыхание замедлилось, бедра приподнялись и замерли, когда я приподнял голову. Она так близко.

– Найл. Пожалуйста.

– Пожалуйста что, дорогая? – покусывая нежную кожу ее бедра, я замедлил движения пальца.

– Верни свой рот… туда.

Я сдерживал улыбку.

– Куда именно?

Встретившись с моим, ее взгляд смягчился.

– Ты знаешь, куда.

– К твоей вагине, дорогая? – прошептал я.

Она начала извиваться подо мной.

– Мне это нужно.

– Ты все еще только хочешь, – ответил я, наслаждаясь возвращением к нашей игре, когда уже мог на самом деле коснуться ее, попробовать и исполнить свое обещание, заставив кончить от моих поцелуев.

Я заметил, как задрожала ее нижняя губа, прежде чем она прикусила ее, умоляюще глядя на меня.

Это было так легко: подвести ее сюда, к этому моменту. Ничто так полностью не погружало в лихорадочный дурман, чем сотни фантазий о ней и ее так легко приходящем к наслаждению теле от моих прикосновений.

– Скажи, – прошептал я, наклоняясь, чтобы подуть на ее клитор.

Она зажмурилась и требовательно сжала пальцами мое запястье. Она была настолько мокрой; дрожа под моими прикосновениями, она еле дышала, напрягшись всем телом.

Я совершенно спятил от ее удовольствия, сраженный видом ее приоткрытого рта, дикого пульса на шее, ее вкуса, что все еще оставался на моих губах.

– Скажи мне, сладкая.

Наклонившись, я обвел языком ее клитор, снова и снова.

Ее бедра задрожали у моей головы.

– Я так близко.

– Нет, скажи, – повторил я, не отрываясь от ее кожи, после чего снова отстранился.

Казалось, ей стоило больших усилий открыть глаза, и она в смущенно посмотрела на меня.

– Пожалуйста. Я…

– У меня имеются бездействующие пальцы, – слегка улыбнувшись, ответил я. – Мне это кажется невероятным расточительством. Скажи… чем мне их занять?

Она застонала, когда я, закончив игру, нагнулся и провел по ней языком, и задрожала всем телом. Я почувствовал, как мой вопрос подтолкнул ее к самому краю.

Я просто хотел, чтобы она знала, что произойдет, и, не раздумывая, свел два пальца вместе и погрузил в нее, глубоко – и жестко – пока сосал ее и чуть с ума не сошел от ее вопля, когда, выгнувшись всем телом, она дико кончила, стиснув бедрами мои плечи и задрожав подо мной.

***

Когда я понес ее в ванную, она обхватила меня ногами за талию и прижалась губами к шее, целуя и скрипучим голосом признаваясь, что никогда не испытывала ничего подобного тому, что я только что сделал с ней.

Я тоже.

Руби подрагивала в моих руках, ослабевшая и ошеломленная, и я осторожно опустил ее на пол душевой кабины, прикрывая своим телом от острых струй душа и намыливая каждый миллиметр ее кожи. Держась для поддержки за мою талию, она молча смотрела на меня, во взгляде плескались эмоции, которые ужаснули бы меня, если бы она решилась их озвучить. Глаза Руби ничего не скрывали: ни капли не сомневаясь, я знал, что она влюблена в меня, что это не просто удовольствие от моего рта или сам факт, что мое самообладание растаяло под влиянием ее обаяния, а самая настоящая влюбленность. В меня.

И если все было так просто, я бы прямо сейчас занялся с ней любовью, потому что знал: мои чувства от первоначального влечения быстро переросли в нечто более глубокое. Возможно, в любовь. Но оставаясь с Порцией так долго под предлогом того, что искренне считал любовью, как я мог доверять собственному определению этого чувства? Я увлечен ею, да. Предан ей. Но влюблен ли? Я больше не могу быть уверен.

На меня нахлынуло воспоминание со дня собственной свадьбы, когда мы танцевали перед гостями, и я чувствовал себя наполненным счастьем и полным светлых надежд.

– Почему ты так обольстительна в белом? Это словно секрет, – я наклонился, чтобы поцеловать шею Порции. – Наш секрет.

– Что ты имеешь в виду? – спросила она, и будь я умнее, я бы уловил напряжение в ее голосе и взгляд, который предупреждал меня быть осторожнее.

– Я уже взял тебя, милая, – ответил я. – И сегодня буду брать снова и снова.

Порция замерла в моих объятиях, позволив мне увести ее с танцпола. Песня закончилась, и гости разразились аплодисментами.

Я посмотрел на ее каменное и отстраненное лицо в теплых отблесках освещения свадебного шатра.

– Что такое?

Выдавив из себя улыбку, она поцеловала меня в щеку.

– Ты просто на нашей свадьбе назвал меня шлюхой.

И это было начало. Хотя она не всегда была такой, но по большей части. Я сделал предложение Порции, подарив кольцо, что купил в кондитерской, и она смеялась и плакала, после чего страстно поцеловала меня на глазах у всех на площади Пикадилли.

Наша помолвка была как карта в колоде эмоций, которую перетасовали. Я изо всех сил пытался вспомнить те разы, когда я в последнее время разговаривал с Порцией, и держался за них со странной настойчивостью для человека, который не собирался мириться с бывшей женой. Я воспроизводил их в уме, потому что нуждался в воспоминаниях, что было время, когда женитьба на ней была не только четким расчетом, но и прелестной идеей.