— Пятьсот риамов, — просипел старый опоссум с таким видом, будто готовился пожертвовать своим сердцем. Переигрывает. Я, конечно, не совсем уверен в покупательной способности данной валюты, но в мешочках которыми поделился его сородич с покойным Роздисом не могло быть меньше нескольких десятков монет. И пусть получили мы их взамен на довольно впечатляющую гору барахла, но торговый дом с его имуществом и обитателями точно стоит больше в сотни раз. Скорее даже в тысячи. А уж возможность не менять руководство в сложнейший исторический период, оставив во время кризиса у руля дожившего до седого меха начальника, должна являться воистину бесценной. — Больше просто не могу! Мне еще долго придется восстанавливаться от сегодняшних потерь, и я отнюдь не уверен, что ими все кончится!
— Пятьсот звучит гораздо хуже, чем пять тысяч, что было бы куда ближе к справедливой цене…Но ладно, пятьсот так пятьсот. Однако в прибавку к золоту, которые вам в ближайшем будущем так понадобятся, хочу получить несколько услуг, не требующих больших финансовых вложений, исполнить которые ты поклянешься своим богом. — Была некоторая опасность того, что избавившись от проблем старая крыса заявит нечто вроде: «Кому я должен — всем прощаю!». Но с учетом его статуса священника, данные именем высших сил обещания, скорее всего, придется держать. Своим слугам, конечно, покровители разумных опоссумов могут прощать их мелкие грешки…Но к урону своей репутации большинство властьпридержащих относятся весьма болезненно. — А мой твои слова услышит и, при необходимости, наябедничать не постесняется. Ты же видишь, с кем и как я связан?
— Не вижу, а чую…И то, что я чую, мне не нравится, сильно не нравится. — Протянул старый опоссум, вперив в меня свои маленькие глазки. — Голодом тянет, а еще амбициями, злобой и тьмой…
— Демон?! — Вздрогнула Сибилла, а лезвие её топора снова вспыхнуло, явно готовое разрубить меня на две части. Да и парочка выживших наемников, которые до этого безмолвно стояли за спиной оказывая молчаливую поддержку в процессе торга, заметно напряглись, схватившись за свое оружие. Причем воевать они собирались явно не с высокоуровневой охранницей и не с единственным оставшимся в её подчинении крысолюдом, сжимающим в своих руках сразу четыре метательных кинжала.
— Нет, не думаю…Покровитель этого человека не порождение нижних миров, живущее за счет страдания и боли порабощенных им душ, а скорее хищник, который всегда рад сомкнуть клыки на новой добыче. — Слова старого опоссума заметно успокоили окружающих. Я, правда, не очень понимаю, чем одно будет сильно лучше другого, однако если местные считают, будто второй вариант вполне приемлем, то готов порадоваться с ними за компанию. — Так каковы твои условия, мастер Ван? Пусть мои силы истекают, но сделки, о которой придется потом пожалеть моим наследникам, я не приму.
— О, ничего невозможного или даже слишком сложного для кого-то вроде тебя просить не собираюсь. В качестве первого условия мне хватит и совета. — Свои желания я собирался озвучивать по нарастающей, чтобы если старик вдруг рассердится и откажется дальше сотрудничать, то уже достигнутых результатов это не отменило. — Можешь ли ты сказать, к кому следует обратиться, чтобы они нашли, выкупили из рабства и вернули на родину живым и невредимым угодившего в неволю где-то здесь в Риаме ребенка, не отличающего высоким уровнем или самостоятельностью, без контроля с моей стороны? И сколько обычно платят за подобную услугу, если она должна быть оказана с твердыми гарантиями доставки его домой и сдачи на руки кому-нибудь надежному?
— Ну, я бы мог этим заняться…Если бы не сегодняшний бардак, после которого мне предстоит еще очень-очень много работы. — Видимо ожидавший чего-то более серьезного старый опоссум облегченно выдохнул. — А вообще поиск и выкуп нужного человека, это одна из официальных услуг гильдии работорговцев. Правда, обычно они сдают найденных с рук на руки…Но организовать доставку и сопровождение тоже могут, если заплатить риамов так сто, а за попытку бесконечно тянуть деньги из родственников жадину свои же накажут, поскольку это плохо отражается на репутации и сильно способствует визитам разного рода спасителей и карателей. У них там прямо в здании есть несколько алтарей богов торговли и сделок, не поленись, чтобы обретающиеся там же жрецы завизировали данные тебе общения. Чем больше клятв, тем надежнее будет. Но и дороже.
— Второе условие будет посложнее. Мне бы не помешало заручиться помощью и поддержкой своего покровителя, но я последнее время чего-то редко удостаиваюсь его внимания. А кто может разбираться в том, как задобрить богов, лучше опытного жреца? — По идее следовало бы искать высокопоставленного адепта собственной, гхм, веры…Только вот я не знаю, какой. — Для достижения хорошего результата даже могу взять часть расходов на себя…Ну, если они будут в пределах разумного. Но тут есть проблема в том, что не знаю ни молитв, ни заклинаний, ни священных символов.
— Это как так? — Поразился старый опоссум, от удивления даже чуть изменив свою позу и разжав пальцы на нижних лапках, до того скрученные в некие мудреные жесты. Окружающий нас барьер немедленно на это отреагировал, ужавшись метра на полтора, а переносное святилище Риама загудело и завибрировало. — Проклятье! Давай быстрее, я долго не продержись!
Ситуация была такая, что либо я должен был принять нового покровителя, либо сдохнуть. А переспрашивать оказалось некогда. Ладно, об этом поговорим потом, ведь есть еще и третье условие. Самое сложное, зато последнее. Мне нужны солдаты, которым придется следовать моим приказам, даже если они им не нравятся. Притом не вчерашние крестьяне, а достаточно способные и высокоуровневые, вот вроде этой милашки. — Я подмигнул пленнице, которая от неожиданности даже перестала теребить свою цепь. — Эй, ты ведь хочешь пойти со мной? Мчать ответ сквозь кляп не надо, просто кивни, если согласна.
Девушка с клеймом на лице и обрубком хвоста замотала головой так интенсивно, что казалось, еще чуть-чуть и та оторвется. Ну, ожидаемо. Если бы она была чем-то вроде почетной пленницы, скажем заложником которого фактически насильно посвятили Риаму и заставили стать посредником между диаспорой разумных опоссумов и местными упырями, то с ней бы обращались иначе. Вблизи от блокирующего алтарь старейшины могли приковтаь того, кто может невольно повредить себе или другим…Но вот раздевать до трусов и выставлять едва ли не на всеобщее обозрение без явной необходимости станут лишь персону, которую совсем не уважают, и которая вряд ли сможет отомстить за столь неуважительное к себе отношение.
— А не много ли ты на себя берешь, человек?! — Возмутился глава местной общины нелюдей, даже не обращая внимания на то, что святилище Риама раскочегаривается все больше и больше. Темная проволока, составляющая макет чьей-то клыкастой нижней челюсти, начала покрываться красным налетом, подозрительно похожим на свежую кровь. А из рук, вписанных в центры зубов, в воздух стали подниматься маленькие струйки дыма.
— Судя по её стилю одежды, среди твоих сородичей она явно лишняя, — пожал плечами я, краем глаза отмечая, что темнота вокруг нас стала какой-то менее концентрированной. Если раньше территория крыши за пределами защитного барьера была почти полностью непроглядной, то теперь я мог видеть окружающее метра на полтора-два. Наложенные на местность чары выдыхаются? Не значит ли это прекращение активной деятельности засевших в башне упырей? Пожалуй, стоит поторопиться с торгом, а то велики шансы запросить слишком много и остаться без всего. По крайней мере, пялящийся в затянутые мраком небеса старик вроде бы пока данного обстоятельства не заметил…Там ведь маловато предметов, за которые может зацепиться глаз. — Но думаю, у тебя есть наложенные контакты с местными работорговцами. Четверо бойцов уровня так тридцать пятого мне вполне подойдут.
— Ладно, забирай эту дрянь, но потом не говори, что я тебе плохой товар подсунул, когда она вцепится клыками в твою шею, — внезапно ухмыльнулся старик, чем вызвал облегченный стон у прикованной к гире пленнице. — Но контролирующие амулеты к её сбруе ищи сам! Их при себе держал один из моих помошничков-дегенератов, что стоял у самого края крыши, когда началась вся эта кутерьма. И больше не видел его ни живым, ни мертвым.