— Анджело, — сказала она, все так же держа его за руку, — все будет хорошо.

Кэсси все крепче сжимала его руку.

— Ведь правда? — настаивала она, улыбаясь.

— Да, да, — сказал он.

Все будет хорошо, если он научится не думать ни о том, что было, ни о том, что будет.

Научись — и все будет хорошо.

Кэсси прождала его всю ночь с субботы на воскресенье. Она даже не раздевалась. Анджело уехал в субботу, рано утром. После того как он встал, она его больше не видела, только слышала, как он возился на кухне, а потом со двора донёсся стук топора и треск поленьев. Чуть позже она услышала рёв мотора.

На кухне она обнаружила, что он уехал, даже не перекусив. Кофейник кипел на плите. Она вошла к нему в комнату, заглянула в шкаф. Городского пиджака не было, галстука тоже, но брюки и лакированные туфли остались. Он уехал, не собравшись.

Весь день Кэсси думала о нем. Она смотрела на дорогу или, продолжая думать об Анджело, занималась Сандером. За день она дважды помыла Сандера, побрила его утром и ещё раз вечером. Ухаживая за мужем, Кэсси вновь становилась той, какой бывала прежде, до того мгновения, когда увидела Анджело Пассетто, бредущего под дождём по дороге.

Ночь она просидела в нетопленой гостиной, сидела в темноте, отодвинув колючую сухую тюлевую занавеску, расползавшуюся под её пальцами, и глядела на дорогу. Она вспоминала, как тогда, в первый раз, Анджело брёл под дождём по этой раскисшей дороге и осторожно, словно кошка, выбирал, куда ступить, а в руках у него был какой-то свёрток. Тогда был день, а сейчас — ночь, а его все нет.

Она решила, что он вернётся скорее, если она отойдёт от окна. Она пошла в его комнату и легла. Прижавшись лицом к подушке в том месте, где лежала его голова, она ощутила запах Анджело Пассетто. Надолго ли хватит этого запаха? А ведь это всё, что останется от него, если он не возвратится.

От этой мысли Кэсси стало так страшно, что она не могла оставаться в постели. Она вернулась в гостиную и прижалась лицом к, оконному стеклу. Так она глядела на дорогу, пока не заметила вдруг, что уже давно рассвело и при свете наступающего дня дорога кажется ещё более пустынной, чем когда-либо.

А потом она услышала Сандера.

И даже обрадовалась этому.

Вторая половина воскресенья только начиналась.

До Кэсси донёсся шум приближающейся машины. Она решила, что ей мерещится, и поэтому запретила себе смотреть в окно. Она даже не открыла глаз. Даже когда услышала шаги в прихожей и скрип двери. Она просто боялась открыть глаза. Ведь она знала: ей это только кажется.

Но она ошибалась.

Она внезапно поняла, что ошибалась, потому что вдруг рядом с ней что-то тяжёлое упало на кровать. Толчок заставил её открыть глаза, и она увидела его.

Он лежал на постели, глаза его были закрыты. Он лежал, как упал, навзничь. Ей показалось, что он мёртв.

Она пристально вглядывалась в его лицо. Казалось, у него было два лица, надетых одно на другое: внизу водянисто-белое, как снятое молоко, а поверх него другое, бледно-коричневое, но такое тонкое и прозрачное, что сквозь него просвечивает синеватая водянистая бледность, из-за которой она и решила, что он мёртв. Она приподнялась на локте, зажимая себе рот, чтобы не закричать.

Вокруг правого глаза у него был огромный синяк. На лбу, слева, у самых волос, запёкся кровавый порез. Правую сторону рта закрывала сплошная чёрная опухоль, залитая свежей кровью; Кэсси увидела медленно вздувавшийся и лопающийся пузырёк кровавой слюны. По этому пузырьку она поняла, что Анджело дышит, что он жив.

Она вскочила с постели, принесла из ванной мокрое полотенце, сняла лампу со стула у кровати, села и начала обтирать лицо Анджело холодной водой. Увидев, что это не помогает, она бросилась на кухню и принесла бутылку уксуса. Смочив полотенце уксусом, она снова протёрла Анджело лицо и поднесла полотенце к его носу. Он открыл глаза.

— Анджело! — закричала она, чувствуя, как сердце у неё разрывается от радости — ведь глаза его открылись! — и от горя, потому что эти глаза не узнавали её.

Она увидела, как отёкшие губы искривились, пытаясь что-то произнести, и сказала:

— Тише, тише, ты пришёл в себя, теперь все будет хорошо, тише.

После того как Кэсси удалось раздеть его и уложить поудобнее, на левом боку, с грелкой на пояснице, там, где боль была особенно сильна, и после того, как она влила ему в рот немного кофе, Анджело рассказал, что его в темноте прижали к обочине дороги и хотели ограбить. Распухшие губы с трудом шевелились, и из правого уголка рта сбегала струйка крови со слюной, но он рассказал все до конца — как, увидев, что у него нет денег, они повалили его на землю и били ногами. Кто-то из них ударил его в поясницу.

Кэсси велела ему молчать, согрела молока, заставила отпить несколько глотков, потом нашла старое армейское одеяло, завесила окно, чтобы затемнить комнату, и села на кровать, держа Анджело за руку. Вскоре он заснул. Голова у неё кружилась от счастья: она сидела возле него, держала его за руку, прислушивалась к его дыханию. Она была счастлива, потому что он вернулся.

Теперь-то уж она спасёт его и защитит.

Его дыхание было таким тихим, что приходилось напрягаться, чтобы услышать его, и в этом тоже были счастье. Она подумала, что именно этого она и ждала всю свою жизнь: просто сидеть рядом и слушать, как он дышит. Ей было стыдно оттого, что это счастье она как бы купила ценой его страданий, но потом она подумала, что своей любовью вознаградит его за эти страдания. Она сидела возле Анджело, и сердце её истекало сладкой истомой — так спелая слива истекает золотым соком в летних, пышущих жаром сумерках.

Она зажмурила глаза, чтобы все так и осталось навсегда.

Ближе к вечеру, все ещё сидя с закрытыми глазами; она услышала знакомый хрип из комнаты Сандера.

Войдя туда и взглянув на постель, она, к своему удивлению, почувствовала, что жалеет Сандера. Она вдруг поняла, что и Сандер был частью случившегося с ней, и, не будь Сандера и всего, что с ним связано, она никогда не узнала бы счастья, которое теперь наполняло её.

Кэсси вспомнила, что с утра не кормила Сандера, и отправилась на кухню, чтобы развести огонь и подогреть суп. Она стояла у плиты, ожидая, пока согреется суп, думая, что, может быть, и Анджело поест немного. Но она не станет будить его специально ради этого, она накормит Сандера, а потом посмотрит, не проснулся ли Анджело. Она налила суп в миску и обернулась.

В дверях стояла женщина и в упор глядела на неё. Нет, сначала Кэсси увидела лишь тень на фоне яркого весеннего уличного света. Чёрную тень, у которой не было имени, ибо Кэсси не сказала себе: «Это она, та самая», а только почувствовала, как у неё перехватило дыхание, колючие мурашки побежали по всему телу, на висках выступил пот. Кэсси словно уже знала, что сей-час что-то произойдёт, но отказывалась поверить в это. Или нет, не так; ей казалось, что всё это уже однажды было с ней и теперь она старается этого не вспоминать.

Женщина глядела на неё. В тени, заслонившей сияние дня, светились белки её глаз, и, все так же стоя у плиты с миской супа, Кэсси поняла, что женщина следит за ней уже давно.

— Давно ты здесь? — спросила Кэсси.

— Давно. С тех пор как вы огонь развели.

— Что же ты не постучала? — возмутилась Кэсси, сама удивляясь своему гневу. — Кто тебе позволил войти без стука? Кто тебе позволил следить за мной?

Женщина подошла ближе, тихо ступая в своих старых дырявых теннисных туфлях. Лицо её теперь казалось не черным, а жёлтым, и сверкали на нём уже не белки глаз, а их жёлтая роговица, и эти жёлтые глаза были нацелены прямо на Кэсси.

— Чего это ты на меня уставилась? — возмутилась Кэсси, все ещё держа миску, в которой теперь дребезжала ложка.

— Смотрю да и все, — неторопливо ответила гостья. — Не каждый день увидишь женщину, от которой мужики бегут как от огня.