Ширин впал в состояние глубокого шока. Его докторская диссертация была посвящена психическим расстройствам, связанным с темнотой – потому-то его и пригласили сюда, – но он никогда еще не сталкивался со столь острыми проявлениями.

– Вообще отказывались находиться под крышей? Где же они спали?

– Под открытым небом.

– Их, наверно, пытались затащить в дома насильно?

– Ну конечно, пытались. В таких случаях у больных начинались бурные истерические припадки. Некоторые даже проявляли суицидальные намерения – бились головой об стену и так далее. Их нельзя было удержать в четырех стенах без помощи смирительной рубашки и хорошей дозы транквилизатора.

Ширин взглянул на здоровенного, уснувшего уже, грузчика и потряс головой.

– Бедняга.

– Это была первая фаза. Харрим сейчас пребывает во второй – в фазе клаустрофилии. Он адаптировался здесь, и его синдром принял совершенно другой оборот. Он знает, что в больнице безопасно, что здесь всегда яркий свет. Но он, даже видя, что в окно светят солнца, боится теперь выйти наружу. Ему кажется, что там темно.

– Но это же абсурд. Там никогда не бывает темно. – Сказав это, Ширин тут же почувствовал себя дураком. Келаритан не преминул усугубить это ощущение.

– Мы-то с вами это знаем, доктор Ширин, и любой нормальный человек знает. Вся беда в том, что все получившие травму в Туннеле перестали быть нормальными людьми.

– Да, конечно, – буркнул пристыженный Ширин.

– Позже вы встретитесь с другими пациентами. Может быть, они помогут вам увидеть другие аспекты проблемы. А завтра мы покажем вам сам Туннель. Его, разумеется, закрыли после всего происшедшего, но отцам города не терпится узнать, нельзя ли его все же открыть. Они, насколько я понимаю, вложили в него огромные средства. Но сначала мы пообедаем, не так ли, доктор?

– Да, пообедаем, – ответил Ширин с еще меньшим энтузиазмом, чем прежде.

Огромный купол университетской обсерватории Саро, величественно вознесшийся над лесистыми склонами Обсерваторией горы, искрился в предвечернем солнечном свете. Маленький красный Довим уже закатился, но Онос еще высоко стоял на западе, а Трей и Патру, под острым углом пересекавшие восточный небосклон, заставляли поверхность купола вспыхивать новыми огнями.

Биней 25-й, стройный, подвижный молодой человек, носился по своей квартирке, которую делил с подругой, Раисстой 717-й, собирая книги и бумаги.

Раисста, прикорнувшая на их потертом зеленом диванчике, нахмурилась.

– Ты куда-то уходишь, Биней?

– Да, в обсерваторию.

– Но ведь еще совсем рано. Ты обычно уходишь туда только после захода Оноса. А до этого еще несколько часов.

– У меня там назначена встреча, Раисста.

Она устремила на него горячий, влекущий взгляд. Им обоим еще не исполнилось тридцати, оба были аспиранты, оба ассистенты – он астроном, она биолог – и только семь месяцев как заключили контракт на совместную жизнь. Их отношения еще не утратили прелести новизны, но уже возникли первые проблемы. Он работал в позднее время, когда на небе обычно находились только мелкие солнца, она испытывала наивысший прилив сил днем, в золотом свете Оноса.

В последние дни он стал проводить все больше и больше времени в обсерватории, так что часы их сна почти перестали совпадать. Биней знал, как огорчает это его подругу – он и сам огорчался. Но расчеты орбиты Калгаша, которыми он занимался, требовали времени, а теперь перед ним встала еще одна задача – и захватывающая, и пугающая. Только бы Раисста потерпела еще несколько недель – ну, пару месяцев…

– А ты не мог бы сегодня немножко задержаться? – спросила она. Сердце его упало. «Иди ко мне, давай поиграем», – говорил ему взгляд Раиссты. Устоять было нелегко, и ему совсем не хотелось противиться – но его ждали Йимот и Фаро.

– Я же говорю, у меня…

– Ну да, встреча. У меня тоже. С тобой.

– Со мной?

– Вчера ты сказал, что после обеда будешь свободен. Я на это рассчитывала. И сама освободилась – сделала всю лабораторную работу утром, чтобы…

Совсем плохо, подумал Биней. Он вспомнил, что и вправду говорил ей это, совсем упустив из виду, что назначил встречу двум молодым коллегам.

Раисста дулась и улыбалась одновременно – эта уловка удавалась ей в совершенстве. Бинея так и тянуло броситься к ней, позабыв про Фаро с Йимотом. Но тогда он опоздает к ним на добрый час, а это некрасиво. А то и на два часа.

Нельзя было также не сознаться, что ему не терпится узнать, совпадают ли результаты их вычислений с его результатами.

Борьба была равной: с одной стороны – неодолимый призыв Раиссты, с другой – стремление получить наконец ответ на мучивший его вопрос. И хотя вежливость обязывала явиться на деловую встречу вовремя, Биней с некоторым смущением осознал, что и Раиссте тоже назначил свидание – далеко не только по обязанности.

– Слушай, – сказал он, подойдя к подруге и взяв ее за руку, – я ведь не могу находиться в двух местах одновременно, верно? Когда я говорил с тобой вчера, то забыл, что ко мне в обсерваторию должны прийти Фаро и Йимот. Я разберусь с ними, а потом убегу и через пару часов буду здесь. Годится?

– Ты же собирался вечером фотографировать астероиды, – снова надулась она, на этот раз без улыбки.

– Тьфу ты, пропасть! Ну, попрошу Тиланду поработать с камерами за меня, или Хиккинана, или еще кого-нибудь. Я вернусь к заходу Оноса, обещаю тебе.

– Обещаешь?

Он сжал ей руку и улыбнулся с хитрецой:

– Обещаю и сдержу слово. Не сойти мне с места. Ладно? Ты не сердишься?

– Ну-у…

– Сплавлю Йимота и Фаро как можно быстрее.

– Да уж постарайся, – сказала она, и, когда он снова взялся за сборы, спросила: – Зачем это они так позарез тебе понадобились?

– Поручил им кое-какие гравитационные расчеты.

– На мой взгляд, это не так уж серьезно.

– Надеюсь, что дело окажется несерьезным на чей бы то ни было взгляд, – ответил Биней. – Но мне хочется выяснить это как можно скорее.

– Если бы еще знать, о чем идет речь…

Биней взглянул на часы и вздохнул. Что ж, еще на пару минут задержаться можно.

– Ты ведь знаешь, что я в последнее время занимаюсь вычислением орбиты Калгаша относительно Оноса?

– Конечно, знаю.

– Так вот, недели две назад я выявил одну аномалию. Мои результаты не совпадают с теорией всемирного тяготения. Я, естественно, перепроверил их, и опять получилось то же самое. И в третий раз. И в четвертый. Всегда одна и та же аномалия, какой бы математический метод я не использовал.

– О, Биней, какая жалость. Я знаю, как ты напряженно работал – и после этого вдруг узнать, что твои расчеты неправильны…

– А вдруг они правильны?

– Ты же сказал…

– Я пока не знаю, верно считал или нет. Мне кажется, я все делал правильно, но этого ведь не может быть. Я проверял себя и так, и сяк и каждый раз получал тот же результат – а ведь при моих методах проверки любая ошибка в вычислениях должна была обнаружиться. Но результат, который я получил, невозможен. Единственное объяснение, которое приходит мне в голову – это то, что я пользуюсь не теми исходными данными, потому-то и прихожу каждый раз к неверному результату, каким бы методом вычислений не пользовался. Должно быть, в самой основе моих сведений коренится ошибка, а я ее не замечаю. Например, если масса планеты определена неверно, ее орбиту нельзя вычислить правильно, как ни старайся. Понимаешь?

– Пока да.

– Поэтому я поручил эту задачу Фаро и Йимоту, не сказав им, в чем дело, и попросил произвести вычисления с самого начала. Они способные ребята. На их расчеты можно положиться. И если они придут к тому же выводу, что и я, методом, абсолютно исключающим ошибки, которые мог бы допустить в своих рассуждениях я, остается признать, что мои расчеты все же верны.

– Но они не могут быть верны, Биней. Ведь ты же сказал, что они противоречат закону всемирного тяготения.

– А что, если это закон неверен, Раисста?