Аптон метнул в М. X. исполненный ненависти взгляд. Надеюсь больше никогда не увидеть такого. «Вы считаете себя превыше всех, не правда ли? И что вы застрахованы от поражений? Вы сидите тут, в этом доме и, словно паук, раскидываете свои сети. Но, надеюсь, ваши планы рухнут и вы сами окажетесь покрыты позором». С этими словами он надел шляпу и направился к двери.

М. X. сказал ему в спину: «Мистер Аптон, если это доставит вам удовольствие, знайте, что ваше пожелание, возможно, уже сбылось».

Нужно было обладать куда более крепкими нервами, чем мои, чтобы осмелиться нарушить приказ фон Метца. Стараясь удержаться от попытки разглядеть скрытых над головой стрелков, я глубоко вздохнул и приступил к рассказу.

– Я купил новые сорочки специально для этой поездки, сел в поезд и отправился в Дувр. Моим соседом по купе оказался человек, похожий на учителя. Он передал новые инструкции и сказал, что мистер Викерс не доверяет мне. – Думаю, на моем лице при этих словах отразилось недовольство, вызванное таким ужасным подозрением.

Продолжая рассказ, я дошел до событий в Кале, где меня чуть не утопили в ванне.

– Вы знаете, что это был за человек? – спросил фон Метц.

До этого момента я не представлял себе, что значит дрожать всем телом. Не могу точно сказать, что именно в облике фон Метца было таким пугающим, ведь на первый взгляд он казался обычным преуспевающим, чуть высокомерным человеком; он мог быть судьей или фабрикантом, вроде Круппа или какого-нибудь другого столь же знаменитого промышленника.

– У меня не было возможности задавать ему вопросы – я был одурманен. Он хотел утопить меня. – В этот момент мне было не до изображения оскорбленных чувств. Не хочу даже думать, что случилось бы со мной, если бы я не смог удачно ответить ему.

– Как он узнал о том, что вы остановитесь в этой гостинице? – Услышав в голосе фон Метца обвинение, я опять вздрогнул.

– Откуда я знаю? – спросил я гораздо резче, чем допускало благоразумие. – Он просто вошел в ванную и окунул меня с головой в воду.

– Да, если верить вашим словам. – Фон Метц вовсе не был убежден в моей искренности.

– А в это время еще кто-то обыскал мою комнату и перетряхнул все вещи. Викерс не предупреждал меня о подобных, так сказать, неприятностях. Я постарался подыскать самое мягкое определение для перипетий моего странствия. Если бы я мог предположить, что на меня будут непрерывно набрасываться бандиты, то потребовал бы куда более солидную сумму.

– Ладно, – прервал мое негодование фон Метц, – продолжайте.

Я рассказал, как проверял свои разбросанные вещи, и в очередной раз принялся сокрушаться об утрате бритвы. С непритворной горечью я говорил этому человеку о том, как купил почти новую щегольскую бритву и возмущался бессовестными ворами. Затем я рассказал о поездке в Париж, заметив вскользь, что на этом этапе путешествия компанию мне составила очаровательная девушка. Правда, я не стал подробно рассказывать о мисс Пенелопе Хелспай, подумав, что эти люди могут счесть, что она представляет для них опасность, даже в том случае, если ее рассказ о себе был правдив. В этом случае жизнь девушки будет подвергаться большой опасности. Если же она обманула меня, то мне следовало быть еще осмотрительнее, поскольку ни тогда, ни сейчас не было сказано ни слова о том поручении, которое она могла бы выполнять, и о том, в какой степени она связана с Братством. Обрисовав в нескольких словах ночь, проведенную в Париже, я затем подробно рассказал о столкновении, происшедшем в Люксембурге, не забыв особо отметить, что один из нападавших упомянул фон Метца, назвав его дьяволом. Воспоминание о гибели этих людей в очередной раз повергло меня в ужас.

– Приятно, когда враг воздает тебе должное; это даже приятнее, чем похвала друга, – неторопливо промолвил фон Метц. Его самодовольству мог бы позавидовать самый гордый кот. – Хорошо, что эти лицемеры не могут никак позабыть обо мне.

Не хотелось даже думать о том, с чем могло быть связано это замечание.

– Портье в тамошней гостинице, увидев, что мой сюртук пришел в негодность, дал мне новый: в кладовой гостиницы было много забытых вещей, и служащий счел возможным выручить меня. Чтобы сохранить хладнокровие, мне понадобилось собрать все силы. Дал мне, между прочим, отличный сюртук, – одобрительно добавил я, подергав лацкан.

– Жаль, что Сангло не было на месте, – заметил Дортмундер, обращаясь к фон Метцу.

– Да. Ему следовало плюнуть на жалобы сестры до тех пор, пока он не покончит с этим делом. – Фон Метц снова глянул мне в лицо. – Вы сильно пострадали?

– Получил пару неприятных порезов и крепкий удар, – ответил я и в доказательство обнажил поцарапанное запястье. У меня появились кое-какие соображения, и я решил, что говорить о более серьезной ране не следует. – Хуже всего было то, что на моей одежде остались заметные пятна крови и грязи.

– Чтобы справиться с двумя опытными убийцами, вам, наверно, пришлось выдержать форменную баталию… – сказал фон Метц. К моей радости, в этих словах прозвучало раздумье.

– Когда достаточно долго живешь, полагаясь только на самого себя, то хочешь не хочешь, а выучишь одну-другую уловку, – хвастливо ответил я. Фон Метц должен был ожидать от Джеффриса бравады. К тому же мне необходимо было скрыть от собеседника слабость, которую я непрерывно испытывал. Одолеть их было совсем не просто. – Эти двое знали свое дело. Если бы мне не повезло, я наверняка лежал бы под обрывом.

– Похоже, что вы в основном оправдали наши ожидания, – подытожил фон Метц. Прозвучавшее одобрение оказалось настолько неожиданным, что я даже смутился. – Думаю, мы сможем так или иначе компенсировать ваши неудобства.

Мне еще ни разу не приходилось видеть такой бездушной улыбки, как у него. Я ничего не ответил.

– А эти бредни насчет одежды? – резко спросил Дортмундер, протестующе подняв руку.

– Согласен, с ней действительно все получилось настолько удачно, что в этом можно усомниться, – с готовностью согласился я и продолжил рассказ об изменении маршрута.

– На всех станциях вы первым делом бежали на телеграф и справлялись о телеграммах для вас. Почему? – продолжал допрос фон Метц. – Да и сами отправили несколько.

– Это от моего поверенного. Судьба связала с ним, а он без денег не желает и пальцем пошевелить, – пояснил я, приходя в неподдельное негодование. – Он должен разобраться с условиями завещания, из-за которых моя семья оказалась в таком тяжелом положении. У меня есть жена и дети, но я не в состоянии доставить их в Англию, пока вопрос с завещанием не улажен. – Я столько раз повторял эту историю, что, к собственному удивлению, сам постепенно начал верить в нее. Да и со стороны должно было казаться, что я настолько увлечен монологом, что мне нет дела до мнения других людей.

– Не удивительно, что вы стремитесь провернуть это дельце, – заметил фон Метц таким тоном, словно впервые слышал эту историю (я-то был убежден, что это не так). – Насколько же эти условия должны быть обременительны для вас, если вам приходится идти на такие жертвы, чтобы достигнуть цели. – Его крокодилья усмешка, вероятно, должна была выразить симпатию, впрочем безуспешно.

– Я должен получить свои собственные деньги, а этот крючкотвор не двинется с места, если я не стану непрерывно давить на него. Он ничем не лучше всего своего проклятого племени, – я замялся, подыскивая слова, – они всегда готовы сцапать ваши денежки, но совершенно не желают честно делать свое дело.

– Увы, так устроен мир, – деланно посочувствовал фон Метц, метнув в меня взгляд, настолько исполненный льда, что я пожалел любого юриста, которому могло выпасть несчастье представлять его в суде. – Но ничего, когда дело закончится, вы сможете расплатиться за все.

– Что вы хотите сказать? – поинтересовался я.

– Учитывая то, что вам пришлось перенести, можно признать, что Викерс был недостаточно щедр, договариваясь об условиях оплаты. Вы можете послать телеграмму своему адвокату и сообщить, что проблемы его гонорара больше не существует и что вы встретитесь с ним сразу же по возвращении в Англию. – Благодаря жуткой неподвижной улыбке этот совет, а на самом деле приказ прозвучал зловеще. Эти слова, как я понял, подразумевали, что со мной «рассчитаются», если я проявлю малейшее непослушание. Ну а расплатиться с солиситором я смогу лишь в том случае, если меня решат освободить от кары. Я почувствовал холод внутри.