– Только не в таком заведении, – ответил Дортмундер. Он в конце концов решился отвергнуть мое предложение.

– Ну я мог бы иначе как-то привлечь его внимание, – продолжал все более нахально настаивать я. – Например, что-нибудь ляпнуть насчет наших разногласий с Турцией и попросить его объяснить их причины. Он бы быстро понял, что от меня так просто не отделаться. – Снова перед моим мысленным взором возник образ моей невесты, и я в очередной раз почувствовал огорчение из-за того, что приходится делать по роду своей службы. Никакие объяснения не спасут меня от презрения Элизабет.

– Чего ради он станет отвечать на такие вопросы, даже если и знает что-нибудь о международных делах? – Вопрос был задан очень быстро, слова прозвучали отрывисто, как стаккато. Но я уловил в нем и интерес; впервые за все время нашего общения Дортмундер соизволил выслушать меня.

– Ну, тогда я стану отвечать на вопросы, а уж задать их я его заставлю. Если я завернусь в Юнион Джек, ваш шотландец, скорее всего, решит, что, несмотря на мое появление в подобном месте… и какие-нибудь еще соображения, я окажусь хорошей заменой его сбежавшему лакею. А в противном случае такой самодур может взять здесь, в Баварии, первого попавшегося лакея с улицы. – Упоминание о пропавшем лакее оживило воспоминания об ужасной прошлой ночи, и мне пришлось собраться с силами, чтобы отогнать их.

– Мистер Джеффрис, – сказал Дортмундер, – похоже, что я недооценивал вас. Может быть, вы и продаетесь, но и продажность нужно умело использовать. – Он улыбнулся своей мрачной улыбкой, наводившей меня на мысль, что тем, кто вызвал его неудовольствие, он с охотой откусил бы руки или головы.

– Вы наняли меня, чтобы я сделал для вас работу, – ответил я, стараясь не выказывать оскорбления, – вот я и пытаюсь сделать ее.

– Ну и мы заняты тем же. – Он перевел взгляд на мадам Изольду, у которой был вид человека, стремящегося убежать из наглухо запертой комнаты. – Что вы хотели сказать, моя дорогая?

– Если вы сочтете нужным, я прикажу одному из слуг разбудить турка. – Она неуверенно засмеялась и взмахнула рукой, чтобы скрыть свои колебания. – В любом случае он должен был уже подняться для молитвы. Вы знаете, они все так поступают.

– Именно так они и поступают, – подтвердил Дортмундер, словно считал молитву отвратительнейшей из привычек, да еще и по нескольку раз на дню.

– Да, – вмешался я, вспомнив, что Джеффрис, согласно выдуманной биографии, жил некоторое время в Египте и должен кое-что знать об этом. – У них есть такие башни с площадками, и оттуда громко кричат, когда приходит время молиться. Они бросают все свои дела и кланяются в сторону Мекки. Все, кроме евреев. Да еще женщин. Ну и христиан, конечно.

– Именно так, – согласился Дортмундер. Улыбка продолжала пребывать на его лице, но гнев, внезапно охвативший его, был так силен, что ощущался физически, словно ледяной ветер просвистел по комнате.

«Что в обрядах последователей Мухаммеда могло привести его в такую ярость? – спросил я себя. – Питал ли он к ним личную ненависть или таковы были обычаи Братства?» Я не знал, как задать этот вопрос, и решил пока не думать об этом. Лучше поразмыслить о том, стоит ли рассказывать Элизабет об этой части моей миссии, если, конечно, мне доведется вообще увидеться с ней.

– Итак, вы вверяете себя заботам… – Внезапный сильный стук в парадную дверь заставил его умолкнуть. – Вы ожидаете кого-нибудь? – резко спросил он у мадам Изольды.

Та мотнула головой.

– Мясник приходит с черного хода. Я…

Дортмундер знаком приказал ей замолчать. Мы услышали, как дверь открылась и кто-то снаружи сказал несколько слов мажордому. Мы трое в это время затаились в безмолвии и неподвижности, словно дичь, учуявшая охотника.

– Мадам Изольда, – сказал вошедший мажордом, тот самый малый в мавританском кафтане, который встретил нас, – у дверей стоит человек. Он приехал в казенном экипаже, судя по гербу на дверце, и утверждает, что должен немедленно поговорить с герром Макмилланом.

– Герр Макмиллан находится в постели, – ответила мадам Изольда с явным облегчением.

– Не думаю, что его удовлетворит этот ответ, – возразил мажордом, – он очень настойчив.

– Скажи ему, чтобы оставил записку, – велела мадам Изольда. – И вообще, почему он явился в это время? С утра сюда никто не должен приходить, кроме торговцев. – Она сразу же заметила свою ошибку и поторопилась исправить ее: – Это, конечно, не относится к вам, mein Herr. Для вас нет ограничений. Вы желанный гость в любое время. В любое. – Но тут она вновь разволновалась и, беспокойно глядя на Дортмундера, спросила: – Но что мне делать, если он не захочет уйти?

– Тогда его все-таки придется впустить, – с выражением покорности судьбе ответил Дортмундер, – вознаградить за ожидание.

Мадам Изольда кивнула так резко, что несколько перьев из кольеретки упали на пеньюар. Она раздраженно взмахнула рукой на мажордома, словно отгоняла назойливого комара:

– Скажи ему, что я не люблю беспокоить моих гостей. Если у него есть сообщение для шотландца или какие-нибудь бумаги, пусть оставит мне, а я передам герру Макмиллану, когда тот встанет. В любом случае он не поднимется раньше, чем придет в себя.

– Я передам ваш ответ, – сказал тот голосом человека, совершенно не уверенного в успехе.

– Скажи ему, пускай приходит в полдень. Тогда он, если пожелает, сможет встретиться с герром Макмилланом за завтраком. – От последнего предложения меня, неизвестно почему, охватил страх.

Герр Дортмундер поднял руку, призывая к тишине, и, прислушиваясь к разговору в передней, сообщил нам:

– Этот человек приехал из канцелярии фон Бисмарка. Он утверждает, что ничего не знает ни о каких бумагах. Думаю, что на самом деле его прислал Крупп. По крайней мере, я слышал, что он спрашивал Камерона Макмиллана из семьи корабельных инженеров Макмилланов. Он должен передать ему предложение от людей, желающих приобрести партию судовых машин, и готов гарантировать большую выгоду в случае успеха сделки. – Тут до нас донесся скрип открываемой двери. – Нет, это неостроумная выдумка. Пытаться без всякой подготовки всучить дураку взятку, не придумав даже никакого благовидного предлога… – Он снисходительно покачал головой. – Нет, он заслужил того, чтобы его прогнали.

– Но… – У мадам Изольды был очень обеспокоенный вид.

– Тише, – вполголоса приказал Дортмундер, и она сразу повиновалась.

Как только парадная дверь захлопнулась, мажордом издал негромкий возглас удивления. Мгновением позже он вошел в гостиную.

Турок уже вышел из комнаты.

Мадам Изольда вздохнула.

– Он захочет есть. Вчера он сказал, что любит, чтобы ему подавали быстро. Пусть повар приготовит ему бараньи отбивные, которые он заказывал прошлой ночью, и проверит, чтобы булочки были горячими. – Ее недоуменный взгляд сменился сердитым. – Будет лучше, если я сама присмотрю за этим.

– А вы, мистер Джеффрис, не хотите ли разглядеть вашего… оппонента поближе, прежде чем начнете разыгрывать свой небольшой спектакль? – Дортмундер слегка подтолкнул меня.

– Вы совершенно правы, – согласился я и вышел в обширный вестибюль, к прихотливо украшенной лестнице. Там, на верхней ступеньке, замерла на мгновение фигура турка, только что приступившего к величественному сошествию вниз.

Я остановился подле нижней ступеньки и приготовился обратиться к человеку в роскошном турецком одеянии. Воздев руки, чтобы мои намерения не могли вызвать сомнений, я взглянул наверх.

В глубокие серые глаза Майкрофта Холмса.

От инспектора Корнелла доставили записку с просьбой сообщить сведения о Викерсе. М. X. оставил мне разрешение в этом случае предоставить основное досье, которое есть у него на этого человека, и предупредить инспектора о том, что, имея дело с Братством, мы должны действовать с величайшей осторожностью. Не вижу в этом пользы, но я выполнил приказание.