Джуд казалось, что прошло бесконечно много времени, прежде чем что-то смогло вывести ее из ошеломленного состояния.

К тому времени Долтон уже успел полностью завладеть ее расслабленными, приоткрытыми губами и скользил языком вдоль нежной выпуклой складки, а затем втянул в себя вырвавшийся у Джуд тихий, низкий стон. Джуд не отвечала на его поцелуй, но по тому, как от кончиков пальцев по ее телу поднималась дрожь, Долтон заключил, что причина этого — отсутствие опыта, а не какое-то настоящее возражение. Поэтому, притянув ее вплотную к себе, он изучал все, что можно, в этом прижавшемся к нему теле, и то, что он узнавал, ему нравилось. Затем губы Джуд робко шевельнулись, и Долтон ощутил вкус, напомнивший ему первый теплый весенний дождь, такой свежий и чистый, смывавший все, что было до него, а потом оказалось, что он сам дрожит с головы до пят.

Осознание окружающего мира грубым ударом вторглось в мечтание Джуд. Прижавшись друг к другу и слившись губами, она и Долтон стояли прямо посреди ее переднего двора, и ни время, ни место не соответствовали той картине, которую она рисовала себе для своего первого урока любви. Макензи был опасным незнакомцем, совершенно не тем учителем, которого она представляла во всех своих девичьих фантазиях, но в его объятиях она безвольно расслабилась, и ненадолго, всего на короткую восхитительную долю мгновения, представила, что он мужчина ее мечты. Но ее ожидала реальность, и по возвращении из рая она осталась незащищенной перед эмоциями, проносившимися сквозь нее, как порывы летнего ветра. Ощущение было головокружительным, но, придя в себя, Джуд внезапно испугалась того, чего желала, и вырвалась из рук Долтона, словно собиралась спастись бегством от всего, что угрожало ее миру.

Долтон слышал ее удаляющиеся шаги, когда она в панике торопилась уйти, как будто сам дьявол мчался за ней по пятам. Что ж, он помнил, как раз или два с ним тоже было нечто подобное, но что по-настоящему поразило Макензи, так это то, что ему было бы неприятно повести себя так на глазах у Джуд. Поступить так означало стать незащищенным как от собственных внутренних переживаний, так и от неожиданностей внешней темной пустоты.

Долтон в растерянности стоял посреди огромного двора, пока наконец Джозеф не сжалился над ним. Взяв его скрюченной рукой под локоть, старик указал ему направление, а заодно дал небольшую порцию советов.

— Слепота поразила не только ваши глаза. Позаботьтесь, чтобы вы не столкнулись с большими неприятностями, чем ожидаете. — Угроза была скрытой, но вполне определенной.

— Джуд взрослая женщина. И не в моих планах обижать ее.

— Не важно, какие у вас планы, но это то, во что она верит, и во многом она более доверчива, чем даже Сэмюель. Вы скоро уедете, так что не нужно увозить с собой частицу их обоих.

Еще одной неожиданностью для Долтона было то, что он мысленно все сильнее упирался, пока Джозеф старался вытолкнуть его из жизни этих двоих живших здесь людей. Было ли это из-за страха того, что скрывалось в темноте за станцией «Эймос», или из-за настоящей тяги к этим людям? Макензи не был уверен, что хотел бы получить ответ на этот вопрос.

— А если я собираюсь ненадолго остаться? — буркнул он.

— Тогда, вероятно, именно вам следует проявить осторожность. Иногда сердце может видеть красоту, которую глаза не замечают.

С этим загадочным заявлением Джозеф положил руку Долтона на спинку кровати и оставил его там обдумывать только что услышанное.

— Привет, Тенди. Чем мы обязаны вашему визиту? — таким холодным приветствием вместе с чашкой кофе встретила Джуд соседа. У нее было время прийти в себя, пока Сэмми своей бесконечной болтовней занимал его в конюшне. Сейчас, принимая гостя в парадной комнате, она встревожилась — вид у него был неприветливый. Если не считать глубоких хмурых морщин на его лице, этого мужчину с обветренной кожей и телом как длинный вайомингский кнут нельзя было назвать неприятным. Он был тружеником, но обладал глубоко спрятанными амбициями и необузданно вспыльчивым характером, который привлекает в мальчике, но не столь приятен в почти тридцатилетнем мужчине.

— К сожалению, должен сказать, что это не визит вежливости. Надвигаются неприятности, Джуд, и я приехал предупредить, что вы должны принять какое-то решение.

— Вы прекрасно знаете меня, Тенди Баррет. — Несмотря на то что Джуд терзала тревога, она постаралась сохранить невозмутимое спокойствие. — Я не стану поддерживать насилие, с чьей бы стороны оно ни исходило. Я не считаю, что это такая ситуация, которая не может быть решена, если два человека сядут и поговорят.

— Время разговоров почти прошло. Как я слышал, отдано строгое распоряжение об изгородях, и в ту минуту, когда их столбы вроют в землю, вы, возможно, поднесете фитиль к пороховой бочке. Вся эта долина погибнет.

— Нет, если вы будете держать свой порох сухим, а головы холодными. В этой долине для всех хватит места.

— Кое-кто так не думает, особенно тот, кто не остановится, пока не получит все.

— Тенди Баррет, если вы что-то хотите сказать, выкладывайте. — Джуд вздохнула, в последнее время она очень часто слышала такие разговоры и прекрасно понимала, куда они ведут.

— Единственный способ выстоять и сохранить то, что по праву принадлежит нам, — это быть всем заодно. Земли вашего отца — это лакомый кусок, лежащий в середине долины, и через них протекает ручей. Я слышал, вы подумываете продать их.

Эта новость удивила Джуд, потому что она тщательно воздерживалась от каких-либо переговоров о продаже, но сейчас было не время подтверждать или опровергать слухи.

— И где именно вы слышали такую вещь? — вместо этого набросилась она на Баррета.

— Это не имеет значения. Единственное, что я хочу знать, — это правда?

— Я не пользуюсь землями, во многом это верно. — Пойманная в ловушку, Джуд вынуждена была немного отступить. — Я не в состоянии обрабатывать их, а они слишком плодородны, чтобы лежать неиспользованными. Мне предложили приличную цену, и я обдумываю это предложение. — Заметив, как побагровело лицо Тенди Баррета, Джуд поспешила добавить: — Но я еще не приняла окончательного решения.