— Нет. — Ответ прозвучал как удар кнута, а затем Макензи вздохнул и расслабился. — Просто поговорите со мной немного… если можете потратить на это время. Я не хочу быть вам в тягость.

— Его уязвленная гордость вызвала у Джуд улыбку — разумеется, он не хотел чувствовать себя обязанным ей за какую-то дополнительную заботу с ее стороны.

— У меня есть немного времени. Так о чем вы хотели бы поговорить, мистер Макензи?

— Когда, вы думаете, будет проезжать дилижанс? — спросил он.

От выбранной им темы у Джуд оборвалось сердце, она поняла, что его интересовало, как скоро он сможет уехать.

— Думаю, завтра. В том или ином направлении. — Некоторое время они оба молчали, обдумывая значение сказанного. — Уверена, в Шайенне есть врачи, которые могут лучше разобраться в повреждении ваших глаз. — Джуд сказала это, чтобы поддержать его, и ей хотелось верить, что это правда.

Долтон молчал, в раздумье крепко сжав губы, а его пальцы безостановочно рисовали узоры на чистой хлопчатобумажной ткани, покрывавшей его бедра, притягивая туда внимание Джуд. Не успев с восхищением оценить его фигуру, она продолжила разговор трудным вопросом и высказала вслух то, чем были заняты мысли у них обоих:

— А если зрение к вам не вернется, что вы будете делать?

— Я могу заплатить кому-нибудь, чтобы меня пристрелили.

Джуд в ужасе отпрянула, но затем заметила слегка растянутые в насмешливой улыбке губы и дрожащие уголки рта. Она облегченно вздохнула и нахмурилась, а ее сердце забило в грудной клетке барабанную дробь.

— С вашим необыкновенным чувством юмора вы, вероятно, можете найти кого-нибудь, кто сделает это бесплатно.

— Уверен, многие встали бы в очередь ради такой возможности, — усмехнулся он, но затем стал серьезным, и Джуд догадалась, что его мучает этот вопрос. — Я скопил денег. Я планировал использовать их, чтобы поехать в Сан-Франциско и начать новую жизнь. Но это не овсем то изменение жизни, о котором я думал. Полагаю, я сниму комнату и найму кого-нибудь, кто будет следить, чтобы моя рубашка не была облита подливой, и читать мне газету или, быть может, Теннисона. — Он коротко улыбнулся в ее сторону и закончил мрачную картину своего будущего: — Я буду целый день сидеть на балконе в центре какого-нибудь города, слушая жизнь, текущую вокруг меня, и предоставляя другим делать то, чего не могу делать сам.

«Или вы можете остаться здесь». Слова всплыли так быстро, что Джуд чуть не произнесла их вслух, но здравый смысл сказал «стоп» и не дал им слететь с ее губ. Изолированный от мира слепотой, разве захочет он дальнейшей изоляции на этой одинокой путевой станции? Но если он останется, сама Джуд уже больше не будет одинокой.

— У вас нет семьи, к которой можно вернуться? — тихо спросила она, устыдившись собственных эгоистичных же ланий.

— Нет, — после недолгого молчания ответил он.

Одинокий и лишенный возможности нормально существовать, — сердце Джуд сжалось от боли за него, когда она сравнила его жизнь с жизнью своего брата. Хотя Сэмми был абсолютно доволен своей судьбой, были периоды, когда он по-настоящему осознавал разницу между собой и остальным миром. И ох как боль искажала те дорогие черты, и как он плакал огромными страдальческими слезами, спрашивая, что он сделал, чтобы заслужить такое наказание. Никто не хочет быть обузой для тех, кого любит. «Но еще хуже, — подумала Джуд, — быть зависимым от чужих, от тех, кто берет деньги, чтобы обеспечивать самое необходимое». Но следующее заявление Долтона просто ошеломило ее.

— Я уверен, что «Линия перевозок» хорошо компенсирует вам все расходы, но если вы считаете, что этого недостаточно, я покрою разницу.

— Что? — Она была так поражена, что долго не могла найти никаких слов.

— Я ценю все, что вы для меня сделали, и если «Линия» не оплатит вам ваш список расходов, представьте его мне.

— С-список? — Ее охватило замешательство, а вслед за ним горячей волной поднялось возмущение. — Вы думаете, что я делала все это ради денег?

— А ради чего же еще?

— Р-ради чего еще? — Она сдавленно усмехнулась и посмотрела на него, не скрывая своего одиночества и жажды его общества. Никаким количеством денег нельзя было купить того, что он внес в ее жизнь, хотя бы на короткое время и не по собственному желанию. Он дал ей мимолетное представление о том, как может быть, как бывает, когда у женщины есть мужчина, которого она любит, о котором заботится. Но он не был ее мужчиной. Как могла Джуд позволить себе забыть об этом после одного ничего не значащего поцелуя? — Ради чего? Нет, мистер Макензи, я уверена, что вы не понимаете других причин, кроме личных интересов.

— Вероятно, вам даже в голову не приходит, что существуют такие понятия, как обыкновенная порядочность и христианское сострадание.

— О, я уверен, что они существуют — за плату.

— За плату. — Джуд рассердило его высокомерное заявление, она обиделась, что он так низко оценивал ее честность. — Да, мне следовало назначить свою цену. Что ж, посчитаем. Трехразовое питание, плюс комната, смена белья, затраты на лечение, марля, услуги служанки, уборка пролитого кофе, круглосуточные услуги сиделки, не говоря уже о том, что я вынуждена терпеть ваши запугивания и отвратительное обращение. Ну как, мистер Макензи, вы уверены, что можете оплатить все это? — Она в ярости вскочила на ноги, но не успела выбежать из комнаты, потому что Макензи поймал ее за локоть и сильным рывком притянул на матрац рядом с собой, так что они оказались лицом к лицу. — Отпустите меня! — выкрикнула она. — Вы не заплатили за разрешение хватать меня руками. Это обойдется дорого для скудного бюджета такого человека, как вы.

— Простите, — серьезно сказал он. — Я не хотел оскорбить вас. — Она была готова освободиться от его руки с новым потоком негодующих слов, но он строго сказал: — Тш-ш.

— Затем его любопытствующая рука потянулась к ней, и пальцы легко побежали вдоль выпуклостей женского лица. Двигаясь легкими, осторожными прикосновениями, как в его представлении двигалась бы рука скульптора, он погладил ладонью ее выступающую скулу и с удовольствием улыбнулся, одобряя резкую, свидетельствующую о волевом характере форму. Кончик его пальца запрыгал по мягким выпуклостям и впадинам ее губ и немного задержался, ощутив их неожиданный трепет. Его указательный палец провел прямую линию вверх по ее носу, обвел дуги бровей, а потом свернул, чтобы познакомиться с нежными дрожащими веками, и ресницы коснулись его руки, словно крылышки колибри.