– С твоими родственниками все в порядке, – твердо сказала она. – Просто они очень известные в Бруке люди. Поразительно, что один из их родичей забрел в нашу скромную лавку. Мы-то все ждали, что ты скажешь: «Такие-то и такие-то, у них портняжная мастерская», а мы попытаемся выяснить, где они живут. Но племянник Райнера Орма? Боже правый!

– Да чем же они прославились?

– Это уже после начала войны. – Ютта двинулась дальше, и Гален не мог заглянуть ей в лицо. – Работа их, конечно, известна всему Бруку, но сама семья ничем не выделялась. – Она смягчила это заявление быстрой улыбкой. – Но потом… ну, кое-что произошло, и поднялся ворох сплетен.

Гален резко остановился. Так он и знал! С родичами матери связан какой-то скандал. Ох, что-то не хочется ему в это впутываться!

– Тебя это никак не коснется, – уловила его настроение Ютта. Она закусила губу. – Терпеть не могу разносить слухи, и, видит бог, я не посвящена в эту историю целиком, но могу заверить: твоя семья не опозорена.

– Так что же случилось?

– Не мне говорить.

Больше она ничего не сказала, и они продолжили путь в неловком молчании. Наконец, проходя мимо сказителя, окруженного стайкой детишек, молодые люди улыбнулись друг другу, потому что старик сплетал сказку о четырех принцессах из Руссаки.

– У короля и королевы Руссаки было четыре красавицы-дочери, – нараспев говорил сказочник. – Волосы у них блестели, как золото, глаза были синее сапфиров, а губки подобны спелым вишням. Желая защитить их от всякого зла, король с королевой заперли дочерей в высокой башне, ключ от которой имелся только у матери. Ни один мужчина никогда их не видел, и они проводили время, распевая песни и вышивая покровы для церковного алтаря. Но вот однажды темной ужасной ночью из башни раздались вопли. Король с королевой отперли дверь, взбежали по лестнице в тысячу ступеней и вошли к принцессам в покои. Там они увидели четырех своих любимых дочерей, каждую с черноволосым младенцем на руках. «Кто это сделал?» – потребовал ответа король. Но принцессы не сказали.

И тут луну закрыла громадная тень, а когда вернулся свет, младенцы пропали. Ушли жить глубоко под землю, к созданию, которое является их повелителем, черному магу, чье имя не произносят вслух.

Детишки слушали сказочника, попискивая от страха и восторга, а Гален и Ютта свернули за угол и вышли к веренице домов, смотревших на западную стену дворцовых угодий. Дома были высокие, пышные, с белыми оштукатуренными стенами, расписанными цветами и птицами. Примерно на середине улицы возвышался над всеми прочими дом с ярко-зелеными ставнями, покрытый розовой штукатуркой точь-в?точь того же оттенка, что и дворец. Под каждым окном пенились белой и красной геранью резные ящики, а посреди зеленой двери красовался большой бронзовый молоток. Над дверью висел сухой венок из переплетенного черной лентой плюща: в доме побывала смерть. Хотя, судя по состоянию плюща, с тех пор прошло изрядное время. Картина отнюдь не редкая: война.

– Вот это и есть дом Ормов, – сказала Ютта, останавливаясь.

Гален вытаращился на элегантный особняк, и у него сердце ушло в пятки.

– Ты уверена?

Наверняка Ютта ошиблась: родня его матери просто не могла жить в таком роскошном доме.

– Семейство Орм имеет специальное разрешение на использование штукатурки того же цвета, что и на стенах дворца, – ответила Ютта и похлопала его по руке. – Я оставлю тебя тут, Гален. Но ты всегда желанный гость в нашей лавке.

Юноша сглотнул.

– Спасибо. И, э-э, передай мужу мои наилучшие пожелания. – Он поклонился.

В ответ Ютта улыбнулась ему, сверкнув ямочками на щеках, и удалилась. Гален остался стоять на мостовой перед розовым домом, еще более потерянный, чем до того, как Зельда позвала его с улицы к себе в лавку.

Он уже собирался повернуть прочь. Найдется ведь где-нибудь добрый хозяин трактира, кто пустит на постой одинокого солдата, пока тот не наскребет в себе мужества встретиться с родней. И тут зеленая дверь открылась. На крыльцо вышла женщина в коричневом платье и свежем белом переднике, на руке у нее висела корзина. При виде юноши в синем армейском мундире и с ранцем на спине женщина замерла и побелела.

Испугавшись, как бы она не рухнула в обморок, Гален бросился вперед, забрал у нее корзину и поставил на землю, не зная, что делать дальше.

– О боже! О мое сердце! – Женщина прижала руки к обширной груди. – О святые угодники! – Она ахнула и снова вгляделась в лицо Галена, словно выискивая что-то. В глазах ее промелькнули разочарование и печаль. – Ох, простите меня! Я приняла вас за сво… другого. – Взгляд ее метнулся к траурному венку над дверью, и она пошатнулась.

Гален поспешно усадил ее на верхнюю ступеньку.

– Вдохните поглубже, сударыня, – в тревоге посоветовал он. – И еще разок. Мне ужасно жаль, что я так напугал вас.

– Ты не виноват. Это все моя собственная глупость. – Она испустила глубокий вздох. – О господи. – Еще один вздох.

Гален робко похлопал ее по руке, и она слабо улыбнулась в ответ:

– Не поможешь мне подняться?

Юноша помог женщине встать и протянул ей корзинку. Вроде бы бедняжка приходила в себя: лицо больше не бледнело, дыхание выровнялось.

– Пожалуйста, позвольте мне еще раз извиниться.

Галену хотелось заползти в нору и умереть. Это наверняка тетушкина домоправительница, а из-за него ее едва удар не хватил прямо на пороге. Теперь он вообще не может претендовать на гостеприимство Ормов.

Но, встав на ноги, женщина не собиралась его отпускать. Она оглядела молодого человека с ног до головы открытым взглядом, напомнив ему Зельду.

– Только что с войны, а?

– Да, сударыня.

– А дом где? – Прищурившись, она вгляделась в его лицо и медленно произнесла: – Есть в тебе что-то знакомое. Ты сын Бергенов?

– Мм, нет.

– Энгелей?

– Нет, – сказал Гален, неловко переминаясь с ноги на ногу.

– Так кто же твои родители?

Гален набрал побольше воздуха.

– Меня зовут Гален Вернер. Мой отец Карл Вернер. Мать – Рената Хаупт Вернер. – Он поторопился закончить: – Они оба умерли.

Я пришел сюда, потому что… потому что здесь моя единственная родня. По-моему. – Он указал на розовый дом.

– Ой! – Женщина бросила корзинку и заключила Галена в объятия. – Я ж говорю, что-то знакомое! Мальчик Ренаты! Ее единственный сын!

Гален неловко попытался похлопать ее по спине. Из-за ее неистовых объятий верхняя часть рук у него оказалась прижата к бокам, и ранец сползал.

– Я сестра твоей матери, – сказала наконец женщина, отстраняясь, и утерла глаза большим носовым платком. – Ох, какая радость! Какой сюрприз! Я твоя тетушка Лизель.

Галена накрыла волна облегчения. Прием оказался даже более теплым, чем он надеялся. Тетушка снова обняла его, и на этот раз он искренне ответил ей тем же.

Дверь распахнулась, на пороге возник высокий широкоплечий мужчина. Он нахмурился при виде развернувшейся перед ним сцены. Седые волосы и внушительные усы придавали ему сходство с сердитым моржом.

– Лизель, ты в своем уме?

– Ой, Райнер! Только глянь: это ж сынок моей дорогой Ренаты! Он пришел домой с войны! – Она слегка ткнула Галена в спину, подталкивая его к Райнеру Орму.

– Мое почтение, сударь, – с поклоном произнес Гален. – Я Гален Вернер, мои родители – Карл и Рената Вернер.

– Умерли, да? – проворчал Райнер. – Погибли на войне?

– Э, да, сударь. – Гален слегка моргнул от такой прямоты. – Мать скончалась от болезни легких. Отца застрелили. Сестренка, Ильза, погибла в горах. Несколько лет назад.

– Ой, бедные мои! Рената померла? А я и не знала! – Лизель кудахтала и суетилась вокруг него, но Гален не сводил глаз с Райнера.

Тот в ответ не сводил глаз с гостя.

– Стало быть, ты утверждаешь, что ты Гален Вернер, так?

– Я и есть Гален Вернер, – ответил Гален, не слишком удивленный подобным вызовом.

Райнер скрестил руки на груди:

– Докажи.

– Райнер, не здесь, – произнесла Лизель неожиданно резким голосом. Она прекратила хлопотать и смерила мужа холодным взглядом. – Соседи и так достаточно судачили о нас. – Она взяла Галена за руку. – Входи и выпей чая, Гален, пока Райнер с тобой спорит.