Шут засмеялся. Его руки где-то под халатом продолжали ласкать Лену, и Мур, поворчал для порядка, исчез из их сознания. И правильно сделал, потому что к осмысленному диалогу Лена была совершенно не готова.

В Путь они тронулись по традиции – когда чуть подсохла земля. Зима прошла хорошо, они курсировали между Таулармом и Сайбой, когда все вместе, когда втроем, если Гару не считать, потому что Маркус категорически отказывался расставаться с ними дольше, чем на день… или на ночь, и они тоже не понимали, как можно обходиться без Маркуса в пределах десяти шагов. Вот без эльфов получалось и десять дней провести, а потом уже становилось не по себе, и они спешили обратно. Совершенно счастлив был Карис – Верховный маг Карис. Он по-прежнему отказывался возглавить Гильдию, оставаясь придворным магом Родага, и шута по этому поводу грызла совесть: Карис остался верен, а он – нет. Причем придворный маг мог покинуть свою должность, а шут – нет. Но вот покинул…

Началось все с какое-то неясного томления. Лене чего-то не хватало, и если в той, иной жизни, нечто подобное было ей весьма знакомо, то здесь уже успела поотвыкнуть. Прошло несколько дней, и она поняла: зов дороги. Последние недели зимы они уже с трудом сидели на месте. Путь тянул их к себе. В движении – жизнь. Вот так банальные лозунги оказываются правдой, хотя и не в том смысле, что был вложен в них изначально. По сто раз тщательно проверяли вещи, прикидывали, что стоит тащить, что нет, хотя не считали лишний килограмм грузом, но особенно старательно проверяли багаж Лены, и если находили что-то, по их мнению, тяжелое, тут же перекладывали в другой рюкзак. Свои заплечные мешки они тоже сменили на легкие рюкзаки – признали, что удобнее. И по-прежнему личные вещи были только у Лены и шута, он так и таскал с собой раковину и книгу стихов. Лена решила взять с собой маленькую жаровню, сильно похожую на вафельницу – в ней удобно было печь пряники и печенье, но Маркус решил, что Лена и это не понесет (жаровня весила не больше килограмма – уж из какого сплава она была сделана, Лена даже и не интересовалась), и Милит как самый здоровый приспособил эту жаровню как спинку своего рюкзака.

Последние дни Лена провела практически только с Лиассом, отчего-то как прорвало, не могла наговориться, да и он, в общем, тоже не казался недовольным. Лена беспрерывно задавала вопросы, Лиасс терпеливо слушал, а потом сказал ей замечательные в своей простоте слова: «Я могу ответить на многие твои вопросы, или на них может ответить ар-дракон, или, почти однозначно, Кристиан, но стоит ли? Разве не увлекательнее искать ответы самой? Ведь мой ответ – это не ответ. Это просто чьи-то слова. Вспомни, вначале я рассказал тебе все, что знал о Странницах – или почти все. И почти во всем ошибся, потому что ты не Странница. Ты считаешь меня мудрым и всезнающим. Я и правда… мудрый и знаю больше, чем ты. Но сколько же раз я ошибался, а ты оказывалась права? Хотя бы с Гарвином?» Он помолчал, потом порывисто, как Родаг, обнял ее, прижал к себе (о, эта вечно-синяя куртка!) и сорвавшимся голосом проговорил: «Спасибо тебе за моего сына. Ты сделала то, чего никогда не мог сделать я, – ты стала его другом». Лена уютно устроила голову на его груди – господи, как спокойно она чувствовала себя, когда обнимали ее руки Лиасса! Никакая каменная стена не даст такого ощущения безопасности. Совсем не то, что в руках шута. Совсем не так. Ничегошеньки эротичного. И правда – отец обнимает дочь.

– Для тебя очень важны прикосновения, – заметил Лиасс. – Ловила себя на этом? Никакой двусмысленности… Знаешь, почти любая женщина, вольно или невольно, при прикосновении мужчины ждет большего, хочет или не хочет, но ждет. Ты – нет. Ты не ждешь ласки мужчины, наоборот. Но тебе гораздо лучше, если мужчина тебя обнимает или держит за руку.

– Мне спокойно с тобой. Ты, наверное, магией пользуешься…

– Сейчас? – засмеялся он. – Нет, сейчас я пользуюсь только руками. Просто ты веришь мне. Считаешь, что с могу решить кучу твоих проблем… и я могу. И с удовольствием решаю. Я очень люблю тебя, Лена. Тебя это испугает, заставит отшатнуться, но я люблю тебя больше, чем собственную дочь. В том числе люблю и за сына, и за внука, и за всех эльфов, которым ты не дала погибнуть, но больше всего – за тебя саму. Не потому что ты Аиллена или Лена… Просто – тебя. Человечка с таким большим сердцем, что заставила задуматься даже меня.

Лена не стала отшатываться. Поверила. И даже нашла логическое объяснение: похоже, мужчины любят беспомощных и бестолковых, потому что это дает им возможность лишний раз почувствовать себя львами, орлами и тиграми, даже таких, как Лиасс. То есть даже Лиасса, потому что он такой уж точно один. А Ариана никак не вызывает желания защитить и помочь. Сама кого хочешь защитит, кому хочешь поможет. Правду он сказал: ей нужно прикосновение. Ощущать плечо друга. Спать в обнимку с Маркусом, и мысль о сексе даже случайно в голову не забредет. А Маркусу? Ой.

Первая же ночевка была именно такой: в обнимку с Маркусом. И с Гарвином. Они не ставили палатки, обнаружив в новом мире роскошный стог сена, и зарылись в него поглубже. Конечно, у Лены такая ночевка вызвала совершенно определенные воспоминания. Шут обнимал ее с одной стороны, Маркус с другой, а когда наступило время дежурства шута, на его место улегся Гарвин и точно так же обнял Лену: не лаская, но согревая. Утром они восстановили стог и отправились дальше. В конце концов Маркус оттеснил от Лены всех и негромко поинтересовался:

– Почему ты на меня смотришь так, словно впервые увидела?

Лена призналась. Маркус усмехнулся в отсутствующие усы.

– Как когда. Случается, что очень даже забродит. И начинаю шуту завидовать. Только помнишь, я тебе сто лет назад говорил: мало ли чего мы хотим, у нас это вообще, как у животных, голова отказывать начинает, другим местом думаешь. Только мы все ж не животные, себя в узде держим. Я не влюблен в тебя. Но я и в Ариану не влюблен. Понимаешь, что я хочу сказать? Не будь в твоей жизни шута, я бы уж постарался занять его место и в твоей жизни, и в твоей постели. Краснеть будем? Ты вот еще Гарвина спроси.

– О чем? – подошел эльф, услышав свое имя. Маркус преспокойно объяснил. Гарвин фыркнул.

– Так и не поняла, что желание мужчин совсем необязательно связано с чувствами? И вообще… чаще не связано. Любим мы одну женщину, а хотим всех. И даже я – тебя. Но редко.

– После долгого воздержания, – добавил Маркус. – Как и я.

Почувствовав смущение Лены, шут протолкался к ней, взял за руку, задержал. Мужчины, посмеиваясь, пошли вперед, а Милит увлеченно играл с Гару, зашвыривая палку на олимпийское расстояние. Пес иногда халтурил, притаскивая другую палку. Милит журил его и требовал принести нужную. Гару вертелся вокруг, повизгивал и совал ему в руки палку, но эльф был неумолим, и Гару мчался вперед в поисках требуемого.

– Они тебя обидели?

Пришлось покаяться. Шут заулыбался.

– Всего-то? Это же так просто… В общем, оба правы.

– Ты… сегодняшняя ночевка…

– А ты не чувствовала? Мне очень трудно далась сегодняшняя ночь… – Пальцы сжались. Каким-то образом он умудрялся не только просто держать ее за руку, но и поглаживать ладонь.

– Я помню твое первое прикосновение. Как вчера было, – сказала Лена.

– Серьезно? – обрадовался он.

– Первое прикосновение первого мужчины. Разве забудешь? Особенно в моем возрасте. Ох, Рош, я все-таки бы хотела, чтобы первый мужчина так и был единственным, без Лиасса, без Милита…

– Ну, Лиасса давно пора забыть. Один раз, да еще не по своей воле…

– Не по своей. А почему, спрашивается, мне было так хорошо?

– Так хорошо, что ты плакала? Я же помню. Ты никак не от счастья плакала. А телу было хорошо – ну, умелый мужчина обязательно должен этого добиться, иначе это уже просто насилие. Лиассу было нужно, чтобы тебе было хорошо. Иначе он бы ничего не получил. – Потом он решительно добавил: – Обязательно ночью палатку поставлю.