«Эльфов было немного, десятка полтора. Конечно, я имею в виду живых. Мертвых было намного больше, я не считал их. И все равно я удивился, потому что мне казалось, что нам противостоит целая армия. А был это отряд не больше моего. Наверное, они были все маги, потому что я видел невозможное: стрелы разлетались веером и с такой силой, что пробивали насквозь всадников в тяжелых доспехах, словно были они не из закаленного металла, а из тонкого полотна. Они бросали огненные шары и осыпали наши войска дождем ледяных игл, сминавших шлемы, словно бумагу. И все равно их было совсем немного, просто позиция у них была хорошая, пройти к этому городу можно было только здесь, между трясинами и холмами, которые эльфийские маги превратили в горы зыбучего песка. Тот холм, на который удалось пробраться нам, располагался довольно далеко, но я всегда обладал острым зрением и взял с собой лучших лучников и арбалетчиков. Первым же залпом мы должны выбить этих эльфов, потому что иначе любой из них просто поджарит нас на этом холме. До этого мы должны их изрядно проредить. Я дал команду стрелкам и сам вскинул арбалет. Каждый должен был выбрать эльфа, чтоб не все в одного стреляли. Впрочем, нас было все равно по три стрелка на одного. Кто-то да попадет. Я выбрал одного, приметного: его остальные слушались, должно быть, командир или великий маг. Но пока я выцеливал своего эльфа, случилось что-то непонятное: остальные, стоявшие кругом около него, вдруг начали падать на землю, корчась в смертных судорогах, а этот все стоял да смотрел на них. Я подумал, что подоспели наконец маги, они ж, известно, всегда являются, когда исход битвы ясен, довершат начатое нами, а победу, само собой, себе приписывают, а что полегло людей тысячи – это им без разницы. Ну да все равно лучше поздно, чем никак, да и нам легче: когда пять десятков в одного стреляют, убьют непременно. Мы ж его ежиком сделаем, какой бы великий маг он ни был, все одно смертен. Одно счастье: умирают и эльфы, если им в глотку попасть или в сердце. Только вот сердце у них посередине, грудной костью прикрыто, трудно пробить с такого расстояния. Но ведь и в кишках стрела или в легком болт – удовольствия мало.
Эльф стоял, будто изваяние каменное, только волосы под ветром развевались. Я сделал поправку на ветер, понадеявшись, что и стрелки мои то же сделают, а тут эльф, словно подставляясь под наши стрелы да болты, повернулся, руки поднял да голову запрокинул, словно бы к солнцу обращался. И солнце его словно бы услышало и упало на землю: встала перед эльфом стена пламени, да такого, на какое человеку смотреть нельзя – ослепнешь. Я успел зажмуриться, а уж кто из ребят моих успел, кто не успел – их беда. Сделал я маленькую щелочку, чтоб хоть что-то увидеть. Глаза все одно обожгло, слезились они, но смотреть уже было можно: стена пошла по дороге, расползаясь, занимая все пространство, вползая на зыбучие холмы, а вода по краю болота паром исходила. Или сейчас стрелять, или не стрелять вовсе – видно его было плохо, только и смог я разглядеть, как он руки вперед вытянул, будто уперся в эту стену и толкает ее. А стена ровно живая – клубится, взвихривается, скручивается столбами, и тут-то понял я, что запустил эльф в наших огненный смерч, страшное заклятие, оно и мага выжигает на месте, да жалко его, что ли, главное, что никто из этого огня живым не выйдет. Так вот один маг может целую армию победить.
Ну выстрелил я, стрелы да болты рядом засвистели, и попал кто-то, я даже в щелочки эти слезящимися глазами увидел, как вспыхивает красное пятно у него на груди, как валится он сперва на колени, а потом навзничь – а известно, раз навзничь, то уже никогда не встанет, чудовище эльфийское.
А стена все шла, все ширилась, гудело, как в мастерских, где из руды металл плавят. Понял я, что и нас зацепит, вскочил да помчался подале, и ребята за мной мчались, да разве ж от магии убежать. Услышал, как один заорал, второй, а потом и не слышно ничего стало – смерч ревет. Вот и думай, что тут лучше – то ли сгореть заживо, то ли свариться заживо, то ли успеть потонуть в болоте. Ну и кинулся я прямо в трясину, да видно благословение матери меня так и хранило, попал на чистую воду, отплыть успел малость, спасся и от огня, и от болота кипящего.
Когда прошел смерч, выбрался я на берег. Половину трясин огонь высушил, а на земле и пепла-то не осталось, земля в оплавленный камень превратилась, песок – в стекло, у меня сапоги дымиться начали, так что я на краю бывшего болота еще полдня отсиживался, а уж потом пошел посмотреть, может, выжил кто. Да где там… С холма огляделся – мертво все, ни единого человека не видать, ни живого, ни даже мертвого, все пожгло. Солдат я бывалый и магов видал, но вот чтоб такого… Подумал даже, может, это был вожак эльфийский, которого они Владыкой кличут, страшной силы маг, говорят. Хотел было пойти – да ноги подкосились, так и сел на холме, сколько просидел – не знаю. Слышу – люди идут, подкрепление опоздавшее. Счастье-то какое, что опоздали – хоть живы остались. Рассказал я, чего видел, не поверили даже поначалу, а потом маг пришел, воздух понюхал, палец послюнил да землю, что коркой взялась, потер. Нет, говорит, не врет, так и было, огненный смерч. И пошли мы туда, где эльфы полегли. Те полтора десятка – целехонькие, даже раненых не было, только у одного голова перевязана, а у другого – рука прямо поверх рубахи. И этот лежит. Волосы светлые, рыжеватые, а брови и ресницы потемнее, как будто бы подкрашенные, лицо такое спокойное, какое только у мертвых и бывает. Болт прямо в середину груди попал, в сердце. Пока наши оружие собирали да трупы обшаривали, поганцы, маг проверил всех – не было живых, и этот помер, чудовище такое. Потом уж я узнал, что был этот эльф великий маг Гарвин, сын Владыки того самого. Мне маг рассказал, не поленился подойти, когда король меня лично награждал за то, что я его подстрелить смог. А что не мой болт мог быть, так никто слушать и не стал. Стрелял? Стрелял. Выжил? Выжил. Бери награду, солдат, и не чинись.
Сказал мне маг наш армейский, что Гарвин этот забрал всю силу у своих же товарищей, чтобы этот огненный смерч напустить на нас. Даже если б не болт, он бы помер, потому что не только магию своих товарищей в этот смерч вложил, но и свою всю, без остатка. А меня наградить все равно надо, потому что я там был, стрелял, да и вообще воевал славно.
Шесть тысяч человек погубил один этот эльф. Шесть тысяч – и один. Может, все-таки мой болт его убил? Приятно было бы это знать. Только ведь он не просто шесть тысяч человек сжег, он еще и время дал другим эльфам, которые в городе оставались: и бабы с детишками, и другие – все до единого уйти успели в столицу, в неприступный Ларм. Сам умер и товарищей погубил – а целый город ведь спас. Не слыхал я таких историй про нашенских магов.
Только вот говорить об этом я никому, конечно, не стал».
После этих страниц ее два дня тошнило. Честно говоря, Лена ждала, что Эвин воспримет Гарвина в штыки – ничего подобного. Рассмотрел, кивнул: «Узнал я тебя, эльф, может, это мой болт в тебя попал, да вот, видно, везучий ты». Гарвин кивнул: «Медальон у меня на груди висел с портретом жены. В него твой болт и угодил. Или не твой. Не все равно сейчас?»
«Сауф был чем-то средним между поселком и городком. Жили в нем в основном мастера, с металлами работавшие: оружейники, кузнецы да ювелиры. Удобно расположен был городок, и дорога рядом, и горы, откуда металл сюда и возили. Тихий, мирный, спокойный… Я бывал в нем не раз, наезжал в гости к сестре и ее семье. Беда Сауфа была в том, кто расположен он был слишком близко к владениям людей, а люди оказались не дураки и, что очень меня удивило, пустили сначала магов, а уже потом пошла армия, когда маги разметали скудных защитников города. Не зря Владыка велел побольше охраны держать у всех приграничных поселений… Да только все равно не сдержали бы. Я и не думал, что у людей есть такие серьезные боевые маги. Они пробили брешь в защите, и уж в нее хлынули эти орды. Повезло мне? Не повезло? Сказать невозможно. Да, я выжил, только вот для чего – чтобы увидеть то, что увидел? Всякий на моем месте предпочел бы умереть, да вот не судьба…
