– Ну вот… – Он сел, устало поморгал и виновато объяснил: – Лена, не смогу я их полноценно исцелить. Руки… в тонком целительстве очень важ… ой, ты что делаешь?
– Ожоги тебе промываю, – объяснила Лена, – потом бальзам лучше ляжет. Потерпи, я понимаю, что очень больно.
– Ты их…
– Им ты уже помог, так что я начну с тебя. Ну вот… Милит, синюю баночку мне дай. А ты можешь сначала вскипятить воду, а потом сделать ее теплой?
– Легко, – как-то очень современно отозвался Милит и заколдовал над котелком. – Какую траву засыпать?
– Сбор из мешочка, на котором вышит кленовый лист. Не жалей, сыпь горсть. Твою горсть. Гарвин, а ты нам ничего сказать не хочешь?
Гарвин смотрел на нее во все глаза.
– Сказать? А, насчет этого… Я очень сильный маг, Аиллена. Очень. И все ты виновата. Но веревка из валицы не позволяет ничего сделать… серьезного. Так что единственное, что я смог, – это отвести огонь назад, чтоб он пережег веревку. Прочная, зараза… Ты ведь уже промыла?
– Я тебя магии учу? Вот и ты не учи меня лечению ожогов.
Милит поставил перед ней котелок с готовым отваром и вдруг поцеловал в щеку. Маркус тут же поцеловал в другую. Шут посмотрел так жалобно, что Лена оторвалась от своего занятия и поцеловала его как следует, почувствовал вкус его крови на губах. Бедняга…
Она промыла руки Гарвина, нанесла толстый слой мази, то же самое проделала со щекой Маркуса и велела Милиту снять с него рубашку и промыла остатками отвара спину, и только потом занялась шутом.
– Я грубовато сработал, – извинился Гарвин, – горло пробито, так я только стенку срастил, чтоб он дышать мог… Остальное уж сама, хорошо?
Лена аккуратно зашила раны, наложила целебный бальзам и перевязала. Шут виновато улыбался.
– Ой, – сказал расстроенно Милит, – он же, наверное, теперь петь не сможет?
Шут слегка покачал головой и прошептал:
– Связки не задеты…
– Молчал бы, – посоветовал Гарвин, – кровь горлом опять пойдет.
Последнее, что сделала Лена, – это извела на спину Маркуса остатки бальзама. Потом сложила обратно все лекарства, вымыла руки – и тут они затряслись, колени ослабли, и она чуть не упала в воду, да Милит поддержал, ни на шаг не отходил. Не долго думая, он поднял ее на руки и отнес к остальным. Лена обняла Гарвина за шею:
– Тебе одному поцелуя не досталось, бедненький. А ты нас спас всех.
Местное чувство юмора Лене было все же недоступно, потому что они все даже не захохотали – они заржали. При этом шут хватался за горло, Маркус изо всех сил старался не растягивать рот на левую обожженную щеку, и гримасы получались еще те, Гарвин держал руки на весу, чтоб не дай бог не задеть, а Милит попросту катался по земле. Гару сначала посмотрел, а потом принял участие в общем веселье: начал наскакивать на Милита. Нервное. Нормальный нервный смех. И Лена присоединилась, хотя в голове так продолжала биться одна фраза: опять они из-за меня… опять они из-за меня… И так и стучала метрономом, даже когда прохохотались все, и шут начал с тревогой вглядываться ей в лицо. Вгляделся и Гарвин, покачал головой, покосившись на свои руки, и сказал:
– Маркус, Милит, у кого рука поднимется дать ей хорошую оплеуху? Она не в себе.
Шут защищающе обнял ее. А Маркус наклонился, тоже всмотрелся Лене в глаза, но оплеуху давал не стал, зато встряхнул так, что у нее зубы лязгнули и, кажется переломались все.
– Ну что еще ты себе выдумала? Пожалела этих, которых прокляла? Да какое там…
– Прокляла, – перебил Гарвин. – На этот раз всерьез. Правда, я не очень уверен, что это сработает… Хотя в чем можно быть уверенным рядом с ней? Она у нас все основы кверху… эээ… кверху дном переворачивает. Аиллена, это было справедливо, клянусь чем хочешь.
– Нет, – беззвучно прошептал шут, – не поэтому.
Они насели вчетвером, потом впятером – Гару крутился под ногами – и не отставали, пока она не выложила им эту незатейливую мысль. Маркус разочарованно протянул:
– Фу… я думал. что важное… А ты опять чепухой занимаешься. Что значит – из-за тебя? Ты меня силком за собой таскаешь? Или эльфов? Или они у нас такие беззащитные, сущие дети? Ты нас принуждала или просила хотя бы? По-моему, наоборот. Мы набиваемся тебе в компанию, так что как раз ты вляпываешься в неприятности из-за нас.
– Из-за нас, – поправил Милит, – то есть из-за эльфов. Аиллена, ну и правда – кто перед кем на коленях стоял: ты передо мной или наоборот? Выкинь из головы. Мы сделали выбор, нас он устраивает… Это наша судьба…
– Вляпываться в неприятности, – тем же тоном и почти тем же голосом продолжил Маркус, что вызывало еще пять минут пароксизмов смеха. А потом, решив, что вопрос исчерпан, Милит как единственный не пострадавший (Лена, разумеется, не считалась) занялся мелкими хлопотами: костер, незатейливая еда (все остатки) и чай. Шут только головой покачал, с трудом проглотив немного чая, а Гарвина Милит трогательно кормил с ложечки…
Что-то Милит в тот чай подмешал, потому что Лена рухнула в нездоровый сон – у нее всегда были проблемы со снотворным, даже самого что ни на есть натурального происхождения. Снилась всяческая ерунда, не кошмары. но и приятного ничего. Она просыпалась несколько раз за ночь, чувствовала руку шута и чье-то плечо: то Маркуса, то Милита. А Гарвин так и просидел всю ночь, прислонившись спиной к дереву и свесив руки с колен, чтоб не задевать кисти. Утром выглядел он не лучшим образом, да и вообще, только Милит и был свеж и бодр. Даже Гару уже умудрился побегать по какому-то болоту, извозился в вонючей тине и не желал бежать отмываться в реке. Он желал завтракать, а завтрака не было. Совсем.
Лена только собралась осматривать раненых, как раздался конский топот. Маркус потянулся к мечу, шут торопливо натянул тетиву, эльфы порепетировали заклинания. Всадников было много, они рассыпались цепью, окружая, мужчины тут же встали спинами к Лене, закрывая ее собой.
– Будем драться? – лениво поинтересовался один из всадников. – Не рекомендую. Сопротивление при задержании означает очень большие проблемы вплоть до пожизненного заключения или смертной казни. Всех, без разбора пола и возраста. Само по себе задержание означает только выяснение личности. Если за вами нет преступлений, если вы не в розыске, сразу после стандартной процедуры вы будете освобождены. Самое страшное, что грозит, – это высылка из страны. Ну, подеремся? Вас четверо – дама, я полагаю, не в счет, нас – восемнадцать, и все отменные стрелки. Опустите оружие и сдавайтесь.
– Как в вашей стране относятся к эльфам? – спросила Лена, высовываясь из-за плеча Гарвина, а Гарвин локтем запихивал ее обратно. Всадник не понял.
– К кому?
– Мы сдаемся, – решила Лена. – Но только если нас не попытаются разлучить.
– А зачем? – удивился всадник. – Сдайте оружие – и оставайтесь рядом. Собаку возьмите на поводок.
– Аиллена…
– Мы сдаемся, Гарвин.
Шут первым опустил лук. Самый послушный. Маркус неохотно бросил меч на землю, Милит еще более неохотно последовал его примеру, а Гарвин только развел обожженными руками. Кольцо всадников сомкнулось. Кинжалы тоже полетели в кучу, а Лена никак не могла свой отстегнуть, и всадник засмеялся:
– Да оставь, леди. Не думаю, что ты кинешься нас убивать. Мужчин мне придется обыскать.
Он спешился, быстро и не особенно внимательно обшарил всех, особенно Маркуса и Милита, а потом их всех погнали куда-то. Милит опять сгреб все мешки, но всадники забрали их, не обыскивали, просто прикрепили к седлам. Здесь ездили на оседланных лошадях.
– Леди, может, ты предпочтешь верхом? – спросил один достаточно почтительно. Не желал он узнавать Светлую, ну и не надо. Лена отказалась. Нет уж. Только вместе. К черту клятвы и зароки, если что – Шаг. Под уютное крылышко Владыки…
Шли очень долго. Всадники милосердно устроили привал, когда шут начал не поддерживать Лену, а опираться на нее, а Маркус – просто спотыкаться. Их даже накормили неразгрызаемым вяленым мясом и довольно вкусными лепешками. Шут едва смог проглотить пару ложек кашицы из лепешки и теплой воды. А потом появился замок – огромный, суровый и почему-то смахивающий на православный собор. Внутри было темновато и сыровато, зато не жарко. И имелось кое-чего интересное. Их загнали в небольшое помещение, Гару немедленно растянулся на холодной каменном полу, а они расселись по деревянным скамьям вдоль стен. Бодрым выглядел один Милит.
