— Нет, — поднимаю голову и сталкиваюсь с осуждением в родных глазах, — у меня нет друзей.

Серый мне тоже не друг. Он больше. Брат, наверное. Нельзя называть человека, с которым вас связала одна смерть, другом. Сергей — такая же потерянная душа, как и я.

— Может, поговорим о том, что произошло с Димой? — повторяет вопрос, который звучал в нашей квартире не раз, но я равнодушно пожимаю плечами, убирая руки в карманы джинсов.

— Не вижу смысла.

— Руслан, так нельзя, — качает головой и хочет сказать что-то еще, но в комнату входит Алиса.

Та самая медсестричка, которую нанял отец, чтобы мама не моталась по больницам и сохраняла побольше сил. Девушка спрашивает маму о самочувствии, словно за два часа ей резко полегчало. Спустился ангел с небес и взмахнул своими огромными божественными крыльями, унося горести и смертельные заболевания, и все стало до жути радостно. Нет. Она по-прежнему лежала в постели и была мертвенно бледной.

Капельница исчезает с горизонта вместе с Алисой, а я столбом стою на том же месте, рассматривая родное лицо. Каждую черточку. Морщинку. Родинку.

— Я бы очень хотела, чтобы у тебя появились друзья, — наконец произносит она, — тебе всего восемнадцать, — на её лице снова появляется улыбка, — ты должен тусить, так ведь вы говорите?

Хмурюсь. Не нравятся мне такие беседы. Словно в драмтеатре, кто-то разыгрывает новую пьесу.

— Руслан, — мама хлопает по месту рядом с собой, забивая гвоздь в мою несчастную голову таким движением, — иди сюда, пришло время поговорить. Ложись тут.

— Нет, — стараюсь говорить спокойно, но у меня ничего не получается.

— Сынок, мне не так много…

— Хватит, мам! — лёгкие взрываются от эмоций, и я дергаю руками, как неврастеник. — Думаешь, я не знаю, что ты сейчас пытаешься сделать?!

Её глаза тускнеют, а улыбка сплывает с лица так же медленно, как и появилась на нем.

— Прощание, как в идиотских фильмах?! — говорю на повышенных тонах, захлёбываясь болью. — Что изменится от того, что я полежу рядом?! Ты поправишься?! Нет! Ты… Ты… Ты все равно…

Горло сдавливает, и я не могу выдавить из себя это страшное слово. Сердце сжимается, отказываясь дальше работать.

— Что здесь происходит? — горе-папаша открывает дверь в комнату, как всегда вовремя. — Верочка?

Пролетаю мимо него быстрее пули. Несусь к выходу. Впихиваю ноги в кроссовки и вылетаю на лестничную клетку. Ступеньки сливаются. Слышу свое рваное дыхание. Меня будто на костер кинули. Дверь. Улица. Холодные капли дождя мгновенно превращают одежду в мокрые тряпки. Подставляю лицо под адову прохладу, но глаза все равно печет…

Руслан

— У тебя такой вид, будто ты на похоронах был, — Серый ставит чайник на стол, особо не церемонясь и не подбирая выражения, пока я кидаю пару кубиков сахара в кружку и тщательно стучу ложкой по ее краям, выбивая этим звуком дурные мысли из головы, — без изменений?

Киваю. То, что не лезет ко мне со слезливыми разговорами, уважаю. Нет смысла вести задушевные беседы о том, что уже не исправить, а в случае матери у нас и шансы были нулевые. Болезнь не спрашивает разрешения на появление. Она просто приходит и впивается острыми ногтями в здоровые клетки организма, постепенно пропитывая их ядом.

— Через сколько заезд? — меняю тему разговора, а Серёга падает на стул и закидывает ноги на соседний, шумно выдыхая.

— Погода плохая. Тебе лучше дома остаться, Влас, — говорит без намека на приказной тон.

Знает, что не сработает. Если я решил перекрыть эмоции, то не отступлю, а адреналин мне сейчас нужен, как никогда. Плюс деньги, чтобы не зависеть от отца-предателя.

— А с трассой что? — не обращаю внимания на его реплику и кидаю в себя ужин. — Вроде не все готово было.

— Пока без препятствий, — Серый тоже принимается за еду, странно на меня поглядывая, — погода — вот наше препятствие.

Друг кивает на окно, по которому бьют крупные капли дождя. Не самое лучшее время, чтобы лихачить, но другого не дано. Решено. Сегодня я выжму из своего мотоцикла всю мощь.

— Слушай, Рус, — Лазаренко прищуривается, замирая с вилкой в руке, — Макс зачастил на место гонок. Не в курсе, что ему надо?

Самому не по душе видеть Резникова. Везде. После нашей стычки прошло несколько дней. Мы не пересекались, а вот война между одноклассниками началась не шуточная. Мне, в принципе, было наплевать, кто встанет на мою сторону, а вот Максу нет. Наверное, поэтому так тщательно скрывается и продумывает тактику поведения. В его стиле. К тому же семейка Резниковых сейчас занята работой, где и сынок задействован. Торговать лицом — это ответственное дело, ради которого Макса даже от уроков освободили. И если я тупо прогуливал, то он отсутствовал «по уважительной причине».

— Хочет ещё раз получить по роже, — жму плечами и продолжаю есть.

— Ты так и не сказал, из-за чего вы кулаками махали? — с интересом в глазах спрашивает Серый, а я хмурюсь.

Озвучивать причину мне не хочется. Серёга засыплет меня ненужными вопросами, на которые я сам ответа не знаю. После эмоционального порыва увидеть Майорову я больше не появлялся в том районе и не пытался анализировать ситуацию. Пришел и пришел. Узнал и узнал. Все хорошо. На этом стоит перелистнуть страницу.

— Его шутки тупые слишком далеко зашли, — по сути говорю правду, — надо было прекращать.

— Для этого обязательно морду бить? — усмехается друг и пьет чай, пока я теряю аппетит и складываю руки на груди.

— Некоторые по-другому не понимают.

— Некоторые, — выделяет это слово Серый, слегка подаваясь вперед, — и так не понимают. Макс вечно на своей волне. Стоит, улыбается, а в голове сто процентов план мести рисует.

— С чего бы? — задаю вопрос, хотя и сам знаю, что Резников так просто не оставит нашу драку.

— Никогда он мне не нравился. Особенно рожа его лощеная. На девку смахивает, — друг откидывается на спинку стула, а я криво улыбаюсь.

— Завидуешь?

— Нечему, — улыбается, как монах, познавший цзен, и указывает на спортивное тело, — пусть лицом не ягодка, зато остальным удался.

Улыбаюсь, вспоминая дурацкие шутки Димона. Видимо, у них это семейное. Даже при тяжелых обстоятельствах скрашивать серые будни юмором. Жаль, что мне помогает ненадолго, и вскоре мы собираемся на любимую трассу. Сумерки скрашивают обилие темных красок вокруг, отдавая пальму первенства черному. Так не видно мокрого серого асфальта, коричневых стволов деревьев, грязных оттенков желтого и красного. Все слилось в монолит.

Под куртку залетает ветер, но я не обращаю внимания на такую мелочь и вдавливаю газ, маневрируя по дороге за Серёгой. Он, как опытный гонщик, оставляет меня позади, но несколько раз тормозит, позволяя сократить расстояние. Поддавки. С Димкой он во всем так делал. Бег. Игра в баскетбол или карты. Серый выставлял случайностью или везением любой плюс для брата, и только я видел, что он делал.

— Народа мало, — говорит Лазаренко, когда мы прибываем на место, — не понимаю, что за…

Я снимаю шлем и смотрю по сторонам. Трассу отгородили. Людей собралось человек двадцать. Это не мало. Это слишком мало. Так было разве что на закрытых гонках, когда резину жгли об асфальт за приз.

Неприятный липкий холодок пробегает по позвоночнику, стоит только моим глазам заметить знакомую фигуру в толпе.

— Как-то вы не в тему прибыли, — вместо приветствия бросает Юрка и протягивает каждому из нас руку, — у нас тут небольшие изменения.

Он вытирает рукавом куртки капли дождя с лица, а я хмурюсь. Не нравится мне, что Резников тусуется на территории.

— Какие? — Серый пытается прикурить, пока мелкие капли гасят его попытки.

— Тут мажорам захотелось зрелища, но-о-о, — Юрка достает зажигалку и подает Серёге, — всё закрыто. Только для тех, кто не треплет языком.

— Говори уже, — недовольно ворчит друг, — знаешь, что мы не любители свистеть.

— В общем, у нас сегодня не просто гонки ради выигрыша, — он играет бровями, — не ради бабла, а еще и…