– Я тут ни при чём, – произношу сквозь сжатые зубы, опустив взгляд на носки своих туфель. Всё что я делаю последние два года – пытаюсь как-то выплыть из потока трудных обстоятельств, но всё чаще возникает чувство, что я просто бестолково гребу против течения.

– Ты эту лапшу кому-нибудь другому вешай. Верка обоих узнала. Говорит, они постоянно у подъезда околачиваются, к тебе приходят. Хамят всем и нарываются. В общем, меня ваши шашни не касаются, но и проблемы тоже ни к чему. Забирай вещички и проваливай по-хорошему, пока я и тебе наряд полиции не вызвала.

С этими словами она выкатывает из-за спины мой видавший виды чемодан и, передав его мне в руки, бойко выталкивает на лестничную клетку.

– Мне же совсем не куда идти, – бормочу ничуть не скрывая своего замешательства. Не выгонит же она меня в ночь. Беда не приходит одна, но чтоб с таким длиннющим прицепом... так тоже не бывает. – Пустите хотя бы ещё на пару дней, пока я другую квартиру найду. Пожалуйста.

– Нет, дорогуша, раньше надо было думать. Мне и так после ваших оргий ремонт делать и замки менять. Всё вверх дном перевернули. Уматывай, пока я добрая.

– Можно зайти на минуту? Я кое-что своё заберу.

– Всё твоё – в чемодане.

– Всего одна минута. При вас...

Она отодвигается, уступая дорогу, но мне не нужно далеко идти. В спальне, под клёёнкой на тумбочке лежит конверт со всеми моими накоплениями, он то меня и интересует. В сопровождении хозяйки прохожу туда, поражаясь царящему разгрому. По квартире, будто Мамай прошёлся. Теперь мне, по крайней мере, понятна причина её недовольства. Самой бы подобное вряд ли понравилось. Ну Майоровы, паразиты! А я ещё за них беспокоилась.

Никакого конверта на месте нет и в помине. Скомканная клёёнка валяется в самом углу, и сколько я не роюсь, надеясь на чудо, деньгами здесь и не пахнет.

– Послушай, деточка, мне через два часа на работу, – едва сдерживая раздражение, ворчит хозяйка. – Скажи спасибо, что расходы за ремонт на тебя не повесила. Тут уж сама виновата, надо было договор составлять. Уходи, давай. Не доводи до греха

– Прощайте.

Спорить с ней бессмысленно.

Понуро плетусь к выходу, цепляю пальцами ручку чемодана и выхожу из подъезда в стылое, серое утро. Время всего пол шестого и куда можно податься в такую рань, непонятно. Тем более что ноги еле несут. Туфли на высоком каблуке, которые ещё по дороге к Антону казались наказанием, прилично утяжеляют шаг и звонко стучат по тротуару, привлекая нежелательное внимание редких прохожих и бродячих собак.

В нашем захолустье на самой окраине города, ютятся в основном пенсионеры да мелкое хулиганьё. Молодые семьи стремятся перебраться в более благоустроенные, приемлемые для жизни районы, подальше от покосившихся многоэтажек и заброшенных зданий, так полюбившихся местным наркоманам. Видимо именно по этой причине моя потрёпанная внешность, на проверку не вызывает ожидаемого недоумения. Подумаешь, ещё одна бродяжка идёт.

Я ненадолго притормаживаю, чтоб достать из чемодана чёрную косуху. Накинув её на озябшие плечи, разочарованно вздыхаю – дешёвый кожзаменитель почти не греет, но это всё мелочи. Скоро солнце начнёт припекать, вот тогда и отогреюсь. Поднимусь "к себе" на крышу, а там уже, в привычной обстановке можно будет подумать, как быть дальше.

Дорога к кинотеатру проходит вдоль однотипных ржавых гаражей, после которых можно будет срезать, пройдя через маленький парк. В целом на путь уйдёт минут тридцать ходьбы, это если между делом реветь и растирать по лицу сопли. Только в этот раз я так делать не стану.

А ведь история любит повторяться. Опять плетусь, куда глаза глядят без гроша в кармане и в полнейшем ступоре, совсем не зная как быть дальше. Будто унылая плёнка под названием"моя жизнь"разом отмоталась на два года. С той лишь разницей, что я стала другой. Теперь я так просто не сдамся.

Два года назад

– Кирочка, родная, у меня ручка под стол укатилась, не поможешь достать? – с надеждой воззрился на меня приёмный отец, Глеб Петрович.

Назвать его "папой" язык не поворачивался, слишком уж сально он на меня посматривал, когда думал, что никто не видит. А я видела. Я замечала всё. Каждое якобы случайное прикосновение, каждый неровный вздох. Ничего не ускользало от моего внимания. Я каждую секунду была начеку, прекрасно помня, чем может быть чревата безалаберность. На мне уже есть один шрам, на память о Мите, во второй раз я не дам застать себя врасплох.

– Помогу, – всё же буркнула я и нехотя заглянула под дубовый письменный стол. Ручка действительно лежала там, у его ног. В другой раз я бы предложила ему самому поднапрячься, но наш озабоченный, вечно молодящийся журналист накануне умудрился потянуть спину и упрекать его в преднамеренной диверсии, было бы жестоко. Он и передвигался то с трудом, чего уж наговаривать. От меня требовалось лишь пролезть под стол, с внешней стороны и дотянуться до этой треклятой ручки, по возможности избегая контакта с её владельцем.

А ведь как хорошо всё начиналось! Помню, сердце в груди так и порхало, когда я впервые ступила на порог этого дома. Небольшой, но такой светлый и безопасный, что мне никак не удавалось поверить своему счастью. Будто в лотерею сорвала джекпот и всё боялась, что моё везение вдруг окажется чьим-то злым розыгрышем. Конечно, не обошлось и без подводных камней. Ларису, мою приёмную мать, нельзя было назвать ласковой, скорее прямой до неприличия. Она с ходу заявила, что собственных детей у них нет из-за болезни супруга, а раз так, то мой счастливый шанс – исключительно его заслуга. Не так уж и сильно ей хотелось воспитывать чужих детей. Поэтому, чтобы не разочаровать её в своём решении, я целыми днями стояла у плиты и вылизывала дом до стерильного блеска. Лишь бы она была мною довольна и не отправила обратно, туда, где над душой всегда будет стоять тень Мити.

Казалось бы, живи да радуйся. Если бы не один нюанс – Лет с пятнадцати у меня начали стремительно округляться формы. Поначалу это меня мало беспокоило. Парни из школы, которых я шугалась, как огня, считали меня с "приветом" и предпочитали обходить десятой дорогой, благо вокруг было достаточно симпатичных и главное адекватных девушек. Всё было хорошо и радужно до одного, злополучного случая. Беда пришла, как это часто бывает, откуда не ждали. Я как всегда перед сном заплетала косу, тихо подпевая играющей в наушниках музыке. Сидела себе на кровати, закрыв глаза, и наслаждалась задувающим в окно ветерком, приятно холодящим кожу через тонкую ткань ночной рубашки. После дневного пекла, самое то. Не знаю, в какой момент возникло ощущение, что за мной подглядывают. Просто кольнуло и всё.

Как же омерзительно тошно оказалось, обнаружить в дверном проёме судорожно потирающего пах Глеб Петровича. От одной мысли, что будет, если Лариса, выйдя из душа, застанет эту картину, внутри всё обмирало. Она ясно дала мне понять, что не потерпит никаких любезностей за своей спиной. А подобное даже и оправдать то не знаю как. Словом, кошмар какой-то. И снова всему виною мужская похоть.

Мужчина, заметив, что его раскрыли, смутился и некоторое время меня избегал, а я стала запираться. И по возможности больше не появлялась дома в отсутствие Ларисы. После школы, вместо того, чтоб делать уроки, бегала к ней на работу. Она владела цветочным магазином, стоящим недалеко от центрального парка. Место было хорошим, торговля шла бойко и лишняя пара рук была как нельзя кстати. Но этот лысеющий Донжуан, в лице её супруга, не был бы собой, если б так легко отмёл свои фантазии. Нет, он ко мне никогда открыто не приставал. Зато глазами лапал почти осязаемо. Я же не была слепой, да и Лариса, кстати, тоже. Её поначалу тёплое ко мне отношение, за три последних года, всё чаще стало отдавать арктической стужей.

Пожалуй, стоило сделать вид, что я не расслышала его криков, и не являться в кабинет по первому зову, но чувство признательности за крышу над головой, как всегда перевесило здравый смысл. Конечно, не настолько, чтоб потакать его заигрываниям, но просьба показалась мне вполне безобидной, не по-людски было бы пройти мимо. Слишком свежи были в моей памяти детдомовские порядки.