А следующей ночью Бес подкупил нашего сторожа бутылкой водки, и мы с его личного благословения сбежали на пару часов из унылых стен "Золотка". Бестаев повёл меня на крышу кинотеатра. В перспективе это здание подлежало реконструкции, а пока местные власти всё никак не могли выкроить на то средств из скудного городского бюджета, было решено временно оградить его стальной сеткой. Впрочем, для задавшегося целью непременно туда проникнуть Беса она не представляла особой преграды. Парень не поленился прихватить с собой кусачки и, недолго повозившись, бесцеремонно вырезал в ней небольшой лаз. Мне было тревожно. Казалось сам мэр города того и гляди выскочит из вытянувшегося почти в человеческий рост бурьяна, чтоб привлечь нас к ответственности. Бес, узнав о моих страхах, только рассмеялся и заверил, что у мэра есть занятия куда важнее, чем забота о давно замороженном проекте. То ли уверенность его голоса меня успокоила, то ли готовность пойти на всё, лишь бы брюнет и дальше продолжал так бережно держать меня за руку, но я послушно последовала за ним до темнеющей в ночи крыши.

Мы сидели, свесив ноги на самом её краю, и огни спящего города сливались с ультрамариновым звёздным небом. Казалось, всё вокруг замерло в предутренней истоме чужих снов. На короткое время забылась печаль, развеялись тёплым ветром недавние тревоги, и неизбежная разлука показалась до смешного надуманной. Возникло ощущение, что мы окружены мягким коконом из нежности и доверия. Как будто по одну сторону мы, а по другую весь остальной мир и только застывшая луна серебрила невидимую нить, что протянулась между нами двумя.

– Обещай, что если кто-то захочет тебя удочерить, ты не дашь согласия, чтоб я потом смог тебя найти, – попросил парень.

– Обещаю...

Сопровождаемая тонким писком куда-то полетела стайка летучих мышей. Бес, заметив мой завистливый взгляд, встал со спины, взял в свои большие, горячие ладони мои руки и развёл их в стороны. Под мой заливистый смех, он плавно раскачивал нас, имитируя  движения ночных охотников. Почти как в "Титанике", который я так ни разу до конца и не досмотрела, выключая именно на этом моменте. Для меня любовь Розы и Джека всегда заканчивалась хэппи эндом. И наша с Бесом история также не могла закончиться иначе, ведь только рядом с ним мне было по-настоящему спокойно и хорошо. Я верила, что он меня дождётся.

– Знаешь, Кира, люди ведь тоже умеют летать, – проникновенно заговорил парень, не выпуская моих рук. – Но только крепко держась друг за друга, это обязательное условие. Если один из них засомневается и отпустит, они оба рухнут со своего небосвода. А крылья эти слишком хрупкие, чтоб не сломаться при первом же падении. Такие люди начинают бояться чувств, они живут прошлым, пока не сгорают заживо в его пламени. Поэтому, малышка, будь внимательна, кому доверяешь своё сердце. Договорились?

"Будто оно спрашивает! – хотелось крикнуть мне. – Ты, Бес, именно ты, принёс в мой мир что-то необъяснимое, прекрасное, волнующее. Моих чувств к тебе – целый океан! Знал бы ты, как я боюсь в нём захлебнуться...", но я промолчала. Мне никогда не хватило бы духу признаться. Но, что мне мешало узнать об его переживаниях?

– Бес, а ты летал когда-нибудь? – задержав дыхание я смотрела в его серьёзные глаза с надеждой и страхом ожидая ответа.

– Не думаю, что смог бы, малыш.

Мы ещё немного там побудем и вернёмся в свои казённые кровати. Бес на рассвете уедет, и я потеряю надежду его вновь увидеть, а со временем пропадёт и желание. Не хочу вспоминать, что было дальше. И в реальность обратно не хочу. Гори оно всё...

Антон

Почему мне казалось, что страдания Майи подарят мне покой?

Я тщательно обрабатываю специальным спреем глубокий ожог на её плече, чувствуя, как дико мутит от ненависти к кретину, который сделал с ней это. Мой одурманенный спиртным и воспалённый содеянным мозг навязчиво твердит, что дела её плохи. Пальцы трясутся, касаясь влажной кожи над сонной артерией. И выдыхаю, лишь нащупав слабый, но равномерный пульс. Резкая бледность девушки сводит с ума, а вид обескровленных искусанных от боли губ выворачивает его остатки наизнанку. Руки слепо скользят под её спину, вдоль по холодным предплечьям, на ощупь, распутывая стянувший их пояс, а глаза неотрывно сверлят застывшее восковой маской лицо. Неужели перестарался, дурак?

Вопреки ожиданию тревога за её самочувствие жгутом затягивает горло, так, что толком и не вдохнуть. Она бьётся паникой в висках и туго натягивает нервы. Я слишком долго смотрел в её ведьмовские глаза. Впустил их туда, куда другим путь заказан. Впустил намного дальше, чем позволяется входить посторонним. И уж тем более недругам.

Распутав Майе руки, принимаюсь за ремень, фиксирующий лодыжки, а в голове неотвязно пульсирует её сбивчивый шёпот: "крылья слишком... хрупкие... А ты когда-нибудь летал?". Если бы зло совращало подобным голосом, я бы давно уже, послушным псом перешёл на его сторону без особой разницы, что бы оно мне при этом нашёптывало. Но всё же именно эти слова почему-то задевают за живое. Они как назойливая мелодия, текст которой крутится на уме, а вспомнить целиком не получается, но отчего-то очень надо.

Да ну нафиг...

С животным ужасом замечаю, что невольно поглаживаю её стройные обтянутые чулками ноги, жадно касаясь кожи над кружевной резинкой, и яростно трясу головой, чтобы выбраться из паутины тягучего марева. Никого ещё я не хотел так остро, с таким отчаяньем и так... низко.

Пячусь от неё, как от чумной, спотыкаясь о поваленные в драке стулья. Мне бы сбежать. Уйти без разницы куда, лишь бы подальше от её чар. Даже лёжа в отключке эта девка потихоньку наматывает на свой маленький кулачок мои дрожащие внутренности. И я ненавижу за это нас обоих. Её за то, что сотворила с Егором, а себя за то, что вместо ожидаемого от возмездия кайфа, жалею и каюсь как последняя тряпка. И, что хуже всего, хочу её. Всю без остатка. Хочу, как зелёный сопляк, до умопомешательства, забывая, почему она здесь и за что.

В ванной засовываю голову под струю холодной воды, стыдясь своего порыва, а следом, холодея, соображаю, что бросил её одну, без сознания. "Молодец, Бестаев, ты просто король мудаков!". Забегаю обратно в гостиную, прихватив с кухни стакан воды. Майя лежит как я её и оставил. Неподвижная и хрупкая, с разметавшимися по столу огненно-рыжими волосами. Надеюсь это не её натуральный цвет, он ей совершенно не подходит. Эта девушка не пламя. Но она живительный воздух способный, в один вмиг его распалить.

Вот же придурок! Снова думаю не о том...

Пока прожигал её паяльником, был чуток адекватней. Какая мне к чёрту разница до её волос? Ну, необычная, не такая как все. Жаль, судя по бреду, что срывался с её губ, наверняка наркоманка. Хотя это меня так же совершенно не касается.

Склоняюсь над девушкой, чтоб привести её в чувство и переложить на диван. На краю сознания гложет чувство чего-то неправильного, но я его упрямо прогоняю. Эта ситуация априори не может быть нормальной. Сам не успеваю понять, как умудрился проигнорировать почти звериное чутьё и позволил себе расслабиться. Слишком резко взрывается в моей нетрезвой голове вспышка боли и слепит столь желанным сегодня забытьем.

Кира

Вот и сбылась моя заветная подростковая мечта – Антон Бестаев лежит у моих ног. Хочется думать живой. Впредь нужно быть аккуратней со своими желаниями, они у меня хоть и воплощаются достаточно редко, но все как назло через одно место. Впрочем, глядя на его равномерно вздымающуюся грудь, не трудно догадаться, что этот холённый мерзавец всего-навсего спит беспробудным сном. А разбитая о его больную голову бутылка послужила ему колыбельной.

Пошатываясь, переступаю через распростёртое на полу тело, нехотя любуясь заметно оформившимися с последней нашей встречи мышцами, эффектно подчёркнутыми бронзовой от загара кожей. На море ездил, гад. Неплохо устроился...