«Ебаное железо! – проорал я, корчась от боли, – если не грыжа, так перелом!», – и тут же осекся. Парой этажей ниже отчетливо слышались шаги.

Забыв про ноющую спину, я вскочил и в три секунды пролез в образовавшийся проем. Взлетев по последнему пролету, я наткнулся на еще одну дверь, обитую тонкими металлическими листами, низкую, пролезть в которую можно было, только согнувшись в три погибели, ведущую уже непосредственно на чердак. Открывалась она, по идее, на меня и по виду была достаточно прочной, чтобы даже не мечтать ее высадить. На ржавых петлях висел массивный амбарный замок, также не внушавший надежды. Но вот петля на косяке, изогнутая и, видно, не единожды сорванная, держалась на двух здоровых гвоздях, которые местный «мастер золотые руки» даже не смог до конца забить. Они были просто загнуты к петле. Впрочем, мне это было сейчас только на руку. Присев на корточки, я начал ножом разгибать гвозди, которые не без труда, но все-таки поддавались. На лбу выступила испарина.

Внизу послышался грохот, видимо, зомбаки добрались до баррикады и своротили ближайший стол. Эти ублюдки не остановятся, вопрос только в их количестве.

Отогнув гвозди на достаточный угол, чтобы зацепить пальцами, я попытался их просто вытащить. Хер там, эти две сволочи, которые вполне возможно были старше меня, намертво приржавели к петле. Недолго думая, отколупнув пару щепок от деревянного косяка, вонзил нож между ним и петлей.

Получилось совсем неглубоко, и когда я с силой потянул рукоятку на себя, конец ножа отломился. Коротко матюкнувшись, я оглянулся и застыл. По лестнице к решетчатой двери поднимались два мертвеца.

Умом я понимал, что просто так они в проем не пролезут, но заставить себя отвернуться не мог никак. Зомбаки через перила тянули ко мне руки, беззвучно открывали и закрывали рты, смотря куда-то перед собой. Один из них споткнулся и упал на нижнюю площадку. Я посмотрел, куда он упал, и сердце екнуло. Еще как минимум три твари, перелезая через упавшего, поднимались сюда.

Стиснув зубы, я все-таки смог вернуться к петле, на этот раз постаравшись как можно глубже воткнуть нож. Щепки от косяка сломанным ножом было откалывать куда сложнее, но я не мог позволить себе ни тени сомнения. Пыхтел, то и дело поглядывая на жаждущую моей крови дохлятину. Старался дышать только ртом, вонь от этих уродов, заполнявшая лестничную площадку, была просто невыносимой.

Наконец нож вошел на достаточную, по моему мнению, глубину, но только я ухватился за рукоять, как лязгнувший металл за спиной заставил обернуться. Один из поднимавшихся зомбаков додумался-таки полезть по перилам: еще чуть-чуть, и он окажется на моей стороне. Я дернул нож, но он, сука, уже крепко засел в щели. В два прыжка подскочив к проему, врезал ногой лезущему мертвецу в грудь. Тот сорвался с перил и упал на головы остальной дохлятине. Я в ту сторону уже не смотрел.

Петля со скрипом поддалась, мне удалось вытянуть ее из косяка на несколько сантиметров. Схватился за ручку двери и рванул на себя. Ни с места. Рванул еще раз. Дверь резко приоткрылась, но тут же остановилась, удерживаемая замком, а вот гребаная ручка осталась у меня в руках. Блядь! Без промедления вцепился в саму дверь, уперся коленом в косяк, и снова рванул на себя. Еще раз. И еще раз. Ну давай же! Оглянулся на зомбаков. К проему лезли уже двое. Долбанул пяткой по ебаным гвоздям. Снова рванул дверь. Она распахнулась, открывая чернеющий лаз на чердак. В этот же момент пальцы соскользнули, и я понял, что теряю равновесие.

Перед глазами поочередно мелькнули ступеньки, потолок, тянущие ко мне свои клешни приближающиеся зомбаки. Я кубарем скатился вниз, остановившись у самого проема. Тут же в меня вцепились несколько рук. Не замечая десятка ушибов, я как волк, попавший в капкан, отчаянно барахтался, извивался, бил дохлятине по рукам, стараясь не смотреть на почти пролезшего в проем, перегнувшегося через перила мертвеца, клацающего зубами перед моим лицом. Казалось, этот кошмар длится вечно. Наконец, мне удалось перевернуться на живот. Уперевшись руками и ногами в ступени, я рванулся вверх, затылком сломав нос нависающему надо мной зомбаку. Тот отшатнулся на секунду, которой мне хватило, чтобы окончательно освободиться.

Опомнился я только на чердаке, сидя в полной темноте рядом с захлопнутой дверью, тяжело дыша, слыша в ушах только гулкие удары зашкаливающего пульса. Если бы зомбаки ждали и здесь, я бы стал легким обедом, последние силы оставил снаружи.

«Хуй вам, твари!» – проорал я, отдышавшись. Твари ожесточенно скреблись за дверью, явно не согласные на внеплановый «разгрузочный день».

Все тело болело так, будто меня долго и смачно били. Прошло несколько минут, прежде чем прекратилась нервная дрожь, а перед глазами перестала стоять перекошенная серая рожа зомбака с распахнутой пастью. В этот раз реально на волосок. Смоук, надеюсь, оно того стоило.

Я с трудом поднялся и привычным движением потянулся за… Бля… Бля! Да еб твою мать!! Нож остался дохлятине в качестве сувенира.

Год первый, зима.

«Не бывает безвыходных ситуаций, просто иногда вам не нравится ни один из возможных выходов», – это было одно из любимых выражений моей преподавательницы по психологии.

Несмотря на обычно демонстрируемый и пропагандируемый ею оптимизм, она всегда казалась мне прагматиком до мозга костей.

«Мы живем в четырехмерном пространстве-времени, иногда нужного вам выхода определенной ситуации нужно просто дождаться».

Это не были разглагольствования на тему «если очень захотеть – можно в космос полететь», скорее ситуативная модель, уравнение, в которое необходимо только подставить конкретные значения переменных. Впрочем, если бы я еще тогда до конца понимал смысл этих слов, то не попадал бы в ситуации, из которых выход приходится ждать. «Если вы поставили перед собой цель и не знаете, как ее достичь, возможно, проблема не в выборе маршрута к ней, может, цель стоит поискать другую?»

Для меня почти никогда не существовало ситуаций, чтобы я не видел хотя бы одного разумного выхода. Скорее наоборот, чаще всего моя голова разрывалась от обилия вариантов. Поэтому на принятие многих решений у меня уходило существенно больше времени, чем требовали обстоятельства.

Хотя, подозреваю, во многом это было лишь оправданием собственного нежелания брать на себя ответственность за риск и последствия. Но и за это приходилось платить.

В то время как я бездействовал, момент для принятия решения мог быть безнадежно упущен. И даже если я успевал сделать выбор, мой анализ на этом не заканчивался в девяносто девяти случаях из ста, иногда спустя длительное время приводя меня к мысли, что мой выбор был ошибкой в той или иной степени.

Я не спал, просто проваливался в полудрему на несколько минут, во время которых в голове невольно прокручивались картины последних дней, в особенности вчерашняя ночь, и выныривал только для того, чтобы погреть руки, держащие автомат направленным на переднее кресло пассажира.

В машине было холодно, воздух гулял между пулевыми отверстиями в стеклах, даже дыхание шести человек не успевало его согреть. Только сейчас заметил, что Ольга, у которой на руках были меховые перчатки, все равно вела машину попеременно то правой, то левой. На свободной в это время руке она сидела, благо вариаторная коробка передач позволяла.

С момента посадки, судя по одометру, мы проехали больше тридцати километров, но ни пейзаж за окном, ни атмосфера в салоне автомобиля практически не изменились, разве что снегопад совсем прекратился, и из-за густых облаков время от времени проглядывало солнце.

Впереди по-прежнему была только ровная трасса почти без уклонов, припорошенная слегка снегом, с сугробами на обочинах, а по обеим сторонам от дороги стоял густой лес, изредка уступающий место небольшим полянам.

Ни малейшего намека на человеческое присутствие. То есть совсем. Ни встречных машин, ни стоящих, ни тем более людей на своих двоих. Лишь однажды справа промелькнул сугроб со сваленной в сторону обочины серединой, будто кто-то с разбега пытался нырнуть через него в кювет. Под прорехой красное пятно на снегу.