Так. Чем я располагаю? Немножко соли. Совсем мало железных опилок. Почти все свои припасы я израсходовала еще в универмаге братьев Эйкмер. И всего одна магниевая вспышка. Я еще раз начала проверять кармашки своего рабочего пояса, и выронила коробок со спичками. При последних проблесках свечи я подняла коробок, но у меня так сильно дрожали пальцы, что спички рассыпались по полу. Я вскрикнула, наклонилась, чтобы собрать их, и увидела, что призраки стеной двинулись навстречу мне.

И в этот миг погасла свеча.

Я собралась бросить вспышку, и разнести хотя бы часть призраков на атомы. Понимала, что это ничего не даст, что оставшиеся призраки набросятся на меня, но не сдаваться же без боя? Но вспышку я не бросила, потому что, хотя моя свеча и погасла, в зале появился новый источник света. Это было бледное свечение, вползавшее в зал со стороны того прохода, где я еще не была. Этот свет был не живым, потусторонним, холодным и бледным. Такой свет не согревает, и, кажется, от него вокруг становится лишь еще темнее. Тем не менее, этот свет дал мне короткую передышку, и очень сильно подействовал на сомкнувшихся кольцом призраков. Они разом, как один, перестали приближаться ко мне, застыли, обернувшись в сторону свечения. Их контуры задрожали и начали размываться.

Свет медленно заполнял зал, лился, как молоко, через груды лежащих у стен костей. Кровь тяжело стучала у меня в ушах. Я почувствовала, как начал изменяться воздух. Призраки съеживались, жались к стенам.

Даже сами стены словно ожили, принялись выгибаться и дрожать. Мне в лицо дунул холодный ветер, и вместе с ним долетел тот самый тихий, лишенный интонаций голос, который я слышала в универмаге.

Он звал меня по имени.

Призраки нырнули в груды собственных костей, утонули в них и исчезли. Я ждала, сжимая в руке магниевую вспышку.

Из темноты прохода навстречу мне выползала жуткая, не отражавшая падающий на нее свет, черная фигура.

Тогда, в магазине, я смогла убежать от нее. Здесь убегать было некуда.

У меня вспотела ладонь, державшая магниевую вспышку. Я не возлагала на эту вспышку ни надежд, ни ожиданий. Я понимала, что эта черная фигура выползла из самого центра нашествия призраков на Челси, что она была сильнее не только всех привязанных к своим костям шепчущих призраков вместе взятых, но превосходила даже жуткий по своей мощи Полтергейст. Да, магниевая вспышка — сильное оружие, но и она ничто по сравнению с этим гигантским сгустком потусторонней энергии.

Ледяной ветер стих. Я стояла, окруженная абсолютной, звенящей тишиной. Фигура выползла в зал, и теперь нас с ней ничто не разделяло.

Как и тогда, когда я видела ее возле лифта, фигура передвигалась на четвереньках, судорожными неуклюжими толчками, казалось, что ее локти и колени были вывернуты в обратном направлении или отсутствовали вообще. Голова опущена, лицо скрыто под длинными волосами — во всяком случае, мне хотелось считать их волосами, хотя они как-то странно завивались и покачивались. Но и то, что я могла рассмотреть, ужасало. Кости ползущей фигуры были туго обтянуты почерневшей сморщенной кожей, как у мумий, которые можно было увидеть в музеях до того, как ДЕПИК изъял и уничтожил их все до одной. Вся эта тварь была какой-то высушенной — я слышала, как она клацает костяными пальцами по каменному полу, видела, как сморщивается при каждом движении пергаментная кожа у нее на руках, и при этом образуются такие глубокие складки, словно кожа не сдвигается, а разрывается в этих местах.

А впереди фигуры, словно почетный эскорт, пауки. Черные, блестящие, суетливые.

Фигура подползла ближе, и вдруг одним плавным непрерывным движением поднялась во весь рост. Теперь она продолжала идти вперед на двух ногах, но ее руки продолжали дергаться так, словно все еще ползут, отталкиваясь от земли. Я не видела лица, но сквозь длинные пряди волос (или что там у нее было на голове) сверкнули зубы. Контуры фигуры были неровными, волокнистыми, как края не доплетенной циновки или старого растрепавшегося ковра. На моих глазах эти болтающиеся волокна втягивались внутрь, очертания фигуры становились все более четкими. По мере того, как фигура раздувалась и изменялась, я испытывала прямо противоположные ощущения. Мне казалось, что у меня в животе образовалась воронка, которая втягивает, вжимает меня внутрь. Я чувствовала, как силы покидают меня, и я становлюсь вялой, мягкой, бесформенной.

Моя голова кружилась. Все вокруг потемнело. Я закрыла глаза.

— Люси…

Я снова открыла их.

Я по-прежнему была на ногах, стояла в том же самом забытом всеми месте. Но потусторонний свет стал слабее, и передо мной в полутьме стояла уже совсем другая фигура. Я всмотрелась в нее, и настороженно нахмурилась.

— Люси.

Мои ноги подогнулись от радости. Этот голос я узнала сразу же. Это был голос, который мне хотелось услышать больше всего на свете. Я почувствовала невероятное облегчение. Я таяла от счастья. Мое сердце готово было выпрыгнуть из груди. В поднятой вверх руке я по-прежнему держала магниевую вспышку. Я опустила руку и, пошатываясь на ставших ватными ногах, шагнула вперед.

— Локвуд! Слава Богу!

Какой же глупой я была, если не смогла сразу узнать его! Его фигура поначалу показалась мне какой-то темной и странно бестелесной, но теперь-то я отлично видела знакомые худые, высоко поднятые плечи, знакомый изгиб шеи, упавшую на лоб непослушную прядь…

— Как ты меня нашел? — крикнула я. — Но я знала! Я знала, что ты придешь за мной…

— Ну, Люси… Разве я мог не прийти за тобой? Разве что-нибудь могло меня остановить?

По контурам лица я поняла, что Локвуд улыбается, но голос у него был таким печальным, что я невольно остановилась.

Я вгляделась в едва различимое в темноте лицо Локвуда, и спросила.

— Локвуд? Что такое? Что случилось?

— Ничто не разлучит меня с тобой. Ни в жизни, ни в смерти…

Внутри меня словно раскрылась ледяная непроглядная бездна.

— Что? — переспросила я. — О чем ты говоришь? Что это значит?

— Не бойся. Я не причиню тебе вреда.

— Ты всерьез меня пугаешь. Замолчи, — я еще ничего не понимала, но мои кости словно превратились в студень. Я едва могла говорить — мой язык прилипал к небу. — Замолчи…

Фигура продолжала стоять в глубокой тени. На этот раз ответа на свои слова я не получила.

— Подойди ближе, — сказала я. — Покажись на свет.

— Мне лучше этого не делать, Люси…

Только теперь я рассмотрела, из какого тонкого, легкого, как дымка, вещества состоит эта фигура. И какая она странная. Голова, торс кажутся четкими, твердыми, а дальше книзу очертания фигуры размываются и исчезают, поэтому фигура не стоит на полу, а парит над ним.

У меня подкосились ноги, и я опустилась на колени. Стукнула о каменные плиты вспышка, которую я продолжала держать в руке.

— О, нет, — прошептала я. — Нет, Локвуд…

— Не стоит огорчаться, — тихо и спокойно сказал мне голос.

Я закрыла лицо ладонями, я не могла, не хотела видеть этого.

— Ты ни в чем не виновата, — сказал голос.

Но это было не так. Я знала, что это не так. Я сжала кулаки, впилась ногтями в свои ладони. Затем услышала странный, жуткий вой, похожий на отчаянный крик раненого животного, и не сразу поняла, что это кричу я сама.

Связных мыслей у меня в голове не было. Только образы. Я видела, как Локвуд бросает мне серебряную сеть, и она летит через весь чердак между извивающимися щупальцами эктоплазмы. Как он прыгает, чтобы встать между мной и одетой в серое платье женщиной у окна. А вот мы с ним вдвоем бежим вдоль карнавальных платформ, уклоняясь от вражеских пуль. И еще один его прыжок на лестнице в доме Винтергартен, который спас мне жизнь.

Снова спас мне жизнь.

Еще я вспомнила фотографию, которую нашла в комнате его покойной сестры — беспокойный, получившийся от этого на снимке слегка размытым, малыш.