Нюрка поцеловала его в щеку и сказала напутственно.

— Удачи тебе!

Спать она, конечно же, не ложилась, а ходила по комнатам, как сомнамбула. Временами подсаживалась к телевизору, чтобы отвлечься от своих надоедливых дум, и даже душ принимала два раза, чтобы убить время.

Савелий Савельевич вернулся к часу ночи.

— Ну, что? — подскочив к двери, спросила у него Нюрка.

— Ничего! Он не явился.

— Не явился?

— Ну, что ты переспрашиваешь? Я по — моему, понятно сказал.

— Переспрашиваю потому, что не понимаю, почему он это сделал.

На самом деле вымогатель на встречу приходил. Только гораздо раньше Савелия Савельевича. — Ему доложили об этом охранники, следящие за ним из своего укрытия. — Пришел, потолкался немного на месте и ушел, причем как — то сразу, не раздумывая, повернулся и поспешно удалился! — рассказывали наперебой ребята.

— Может, засаду заметил? — предположил Савелий Савельевич.

— Это исключено! — сказал один из охранников. — Он даже по сторонам не озирался. Тут что-то другое, Савелий Савельевич. Скорей всего он решил ставки повысить, а может и еще что — то!

— Ладно! — сказал Савелий Савельевич. — Вы за ним проследили?

— Конечно!

— Ну и славно! А как он поведет себя дальше, — поживем, увидим.

В два часа ночи, когда они уже улеглись спать, снова раздался звонок.

Савелий Савельевич снял трубку.

— Алло! — сказал он сонным голосом.

— Алло! — ответил вымогатель. — Я передумал.

— Это я уже понял! — сказал Савелий Савельевич. — В чем дело?

— Сумма теперь будет — сорок тысяч евро! — безапелляционно заявил наглец. — Вы согласны?

— А не многовато ли? — усмехнулся в трубку Савелий Савельевич.

— По другому не получится!

— Эта сумма слишком велика, и потому мне надо подумать! — сказал Савелий Савельевич. — Перезвоните завтра вечером, и я дам Вам ответ.

Вымогатель положил трубку, а следом за ним и Савелий Савельевич!

— Ну и наглец! — подумал он. — Ну и наглец! — придется ограничить его тремя штуками за подобную наглость!

И он, снова снял трубку.

— Ну, что, Андрей, откуда он теперь звонил?

— Снова с того же телефонного автомата, который установлен на улице Гоголя, кстати, недалеко от того дома, в который он вошел.

— Андрюш, завтра с утреца узнайте, кто он такой, о, кей?

— Хорошо, Савелий Савельевич, постараемся.

— И еще! Проследите квартиру, и, если будет возможность, поставьте жучка.

— Хорошо, Савелий Савельевич, спокойной ночи!

— Ну, что он сказал? — спросила Нюрка, как только Савелий Савельевич снова улегся в постель.

Муж засмеялся.

— Теперь он хочет получить за диск сорок тысяч евро!

Нюрка ахнула.

— Ну, а ты что?

— Думаю, что теперь он вообще ничего не получит.

— А как же диск?

— Очень просто! Я его и так заберу, без всяких денег. Наглость ведь надо пресекать, не так ли? — и он внимательно посмотрел на Нюрку. — Ты согласна со мной?

— Согласна! — ответила Нюрка понуро.

— Только каким образом ты хочешь забрать у него диск?

— Очень просто! Думаю, завтра я его уже вычислю и постараюсь застать врасплох. Спи!

Она отвернулась от мужа и предалась своим невеселым мыслям.

— Если это Олег, какой же он скот на самом деле! — думала она. — А еще смел в любви ей признаваться! — И из глаз Нюрки невольно покатились слезы разочарования и разбитых надежд.

На следующий день вымогатель не позвонил.

— Понятно! — сказал себе Савелий Савельевич. — Испугался, что я не соглашусь на сороковник, и решил подстрекнуть меня на согласие молчанием! Ну, детский сад, честное слово!

Вечером он позвонил Андрею.

— Ну, что, Андрюш, как там дела?

— Все о, кей, Савелий Савельевич. — Его мы вычислили. Квартиру поставить на прослушку тоже удалось, потому, что утром он вышел из нее вместе с женой и ребенком. Мы потом позвонили, но дверь нам никто не открыл, так что, жучок на месте.

— И что? Узнали что-нибудь новое?

— А то как же!

— Ну, не тяни!

— Он в этом деле не основной, Савелий Савельевич. Он исполнитель.

— Как выяснили?

— Он созванивался с заказчиком, возможно, что тот даже, его друг.

— Ну, и?

— Они разговаривали о последней сумме, и о Вашем сомнении насчет нее. Сегодня решили Вам не звонить, хотят повременить дня два — три.

— Ладно, пусть повременят. Мне не к спеху!

— Так, мы, что их, то есть его на встрече брать будем?

— Конечно! Чего зря суетиться? Никуда он не денется! Хотя, послушайте их разговоры за эти дни, может там что-то изменится, как знать!

Они отправились на прием. Савелий Савельевич в дорогом темно-синем костюме от Кутюрье, а Нюрка в белом вечернем платье, с глубоким вырезом на груди и спине, и в накинутом на плечи манто из стриженой белой норки. Савелий Савельевич только что забрал ее из салона, где ей сделали великолепную прическу, а также макияж, маникюр и педикюр. Савелий Савельевич окинул ее восхищенным взглядом.

— Ну, как я? — напросилась Нюрка на комплимент, хотя заранее прочла по его восхищенному взгляду ответ на свой вопрос.

— Богиня, сошедшая с Олимпа! — сказал Савелий Савельевич, и, взяв ее под руку, повел к машине.

Нюрка долго усаживалась на сидение, расправляя подол своего длинного платья, как можно тщательней, чтобы на нем не осталось складок, и только после того, как ей удалось с этим справиться, шофер тронулся в путь.

Они приехали в ресторан одними из первых. Там находились пока только двое партнеров Савелия Савельевича, — Прусаков Павел, — сороколетний мужчина приятной наружности со своей португальской женой Камиллой, совсем еще молоденькой девушкой, лет восемнадцати, и Валерий Дмитриевич Гаращенко, — ровесник Савелия с женой Альбиной. Альбине, правда, было уже около пятидесяти, но Нюрка не называла ее по имени отчеству. Они как-то быстро сошлись с этой женщиной после знакомства, и, не смотря на разницу в возрасте, стали хорошими подругами, потому и обращались друг к другу без всяких церемоний. Камилла тоже называла жену Гаращенко Альбиной сразу же, после знакомства, со дня их с Павлом свадьбы. Может потому, что ее так называла Нюрка, а может и потому, что ей, иностранке, было недосуг разбираться в тонкостях русских традиционных имен и положенных к ним отчеств в обращении к более старшему поколению.

Нюрка, увидев подруг, поспешила им навстречу.

— Привет, Анютка! — помахала ей рукой Альбина.

— Привет, привет! — Нюрка, обняв Альбину, прикоснулась щекой к ее щеке, чтоб не смазать помаду. Потом она таким же образом поздоровалась с Камиллой, и, придирчиво окинув взглядом ее темно- зеленое вечернее платье, с удовольствием отметила, что ее белое гораздо лучше, да и сама она выглядит покруче этой худосочной, костлявой португалки.

— И чего только Пашка в ней нашел? — в очередной раз удивилась Нюрка, глядя на худые, кривые ноги Камиллы. — Хоть бы платье длинное надела!

Камилла тоже окинула ее взглядом, явно сравнивая с собой, и, дав себе более высокую оценку, чем Нюрке, улыбнулась ей с кошачьей мягкостью, заискрив глазами.

— Разве что глаза у нее хороши! — подумала Нюрка. — Чудо, как хороши! Большие глубокие, черные, с необычной лоснящейся бархатистой мягкостью. Паша, наверное, взглянув в них, утопает всякий раз в этой бархатистой мягкости, словно в шикарной, добротной пастели, от того ему с ней и уютно! Но все равно! Глаза, глазами, а на богиню Камилла никак не тянет! И стоило Пашке жениться в третий раз именно на ней? Ах! Кто их знает, этих мужиков? Какие мотивы ими движут, когда они ни с того ни с сего западают на таких вот кривоногих!

На то, как выглядит Альбина, Нюрка не обратила никакого внимания. Для нее она была неконкурентноспособна. — Чего на нее смотреть? — думала Нюрка. — Тетка, она тетка и есть! Разве, что тряпки дорогие оценить! Да у Нюрки и у самой их хватало! Ладно, придется оценить, — подумала она. — Почему бы не сделать Альбине приятное?