— Рамон Кларк? — двое в тёмно-синих комбинезонах с откинутыми за спину шлемами посмотрели на билет, на Гедимина и снова переглянулись. — Ваш скафандр не поместится в пассажирскую ячейку. Её длина — восемь футов.

— Я тоже не влезу, — сказал Гедимин, угрюмо щурясь на странный корабль. Тут определённо не было антиграва — это был обычный глайдер, и как он собирается взлетать, сармат не понимал.

— Это очень… — человек замялся, подбирая слова. Гедимин качнул головой.

— Тут есть грузовая палуба? Мне всё равно, где лететь.

— Да, конечно, — человек с явным облегчением повернулся к напарнице. — Проводите мистера Кларка. Через двадцать минут мы сядем. Надеюсь, вам будет удобно в пути.

Сармат, пригнувшись, шёл по широкому грузовому коридору. Багаж, видимо, уже разложили по ячейкам; грузовая палуба, разделённая мягкими перегородками, находилась вдоль правого «крыла», в одном из изгибов, крайние отсеки были заняты, но посередине ещё осталось много места. Сопровождающая — невысокая самка, безоружная, но не показывающая никаких признаков страха — показала на широкие ремни, свисающие с переборок.

— Удобнее будет лечь, — сказала она, — и я помогу вам пристегнуться.

Гедимин невольно ухмыльнулся. Ремни и скобы предназначались для массивных грузов, не умещающихся в мягкие ячейки; на груди сармата они сошлись без усилий, и вскоре он был принайтован к палубе. Когда он лёг, тошнота на время унялась, и в глазах прояснилось.

— Это не спрингер? — задал он вопрос, занимавший его с тех пор, как он увидел корабль.

— Это шаттл, мистер Кларк, — спокойно ответила самка. — Нас подбросят, и мы поднимемся в космос.

— Шаттл, — Гедимин вспомнил, что читал о таких кораблях, и обрадовался найденной отгадке. — Взлёт с гравитационного батута… Теперь понятно.

— Очень хорошо, мистер Кларк. Спокойного вам полёта!

Грузовой отсек закрылся. Свет погас. Гедимин почувствовал слабый толчок в спину — шаттл тронулся с места и плавно заскользил по космодрому. «Надо было осмотреться снаружи,» — с досадой подумал сармат. «Увидел бы сам батут. Сейчас нас на него поднимут…»

Палуба слегка накренилась — шаттл ехал вверх по плавному склону. Через несколько секунд Гедимин услышал лязг, и корабль остановился.

— …и вы, как космонавты-первопроходцы, испытаете перегрузки перед выходом в невесомость, — донёсся издалека обрывок сообщения, предназначенного пассажирам. — Не отстёгивайте ремни, пока шаттл не остановится. Приятного полёта!

«Невесомость,» — Гедимин заинтересованно хмыкнул. «Сколько я болтался в космосе — никогда не был в невесомости. Отстегнуться, что ли?»

Он дотянулся до карабина, но отстегнуть его не успел — сармата вдавило в палубу. Шаттл швырнуло вверх под небольшим наклоном, Гедимин, тихо шипя, повис на натянутых ремнях. Они, к его удивлению, выдержали, но сармата снова накрыло слабостью. Он повернул голову набок, чтобы не запачкать респиратор. Горло опять обожгло жёлчью. Что-то больно перекатывалось в правом подрёберье, выжимая в пищевод неприятную горечь. Перегрузки прекратились, ремни натянулись в обратную сторону, потом обвисли, но Гедимину было уже не до прогулок по потолку. Голова кружилась, сердце то начинало отчаянно биться, то вовсе останавливалось. «Может, я здесь и сдохну,» — подумал сармат, закрывая глаза.

Тяготение снова вдавило его в палубу — шаттл вошёл в область искусственной гравитации, и Гедимин нехотя шевельнулся и открыл глаза. Глайдер скользил по прямой, рывками сбавляя скорость, — видимо, оттормаживался защитным полем.

— …не снимайте кислородные маски, — донеслось с пассажирской палубы. — У входа в терминал их заберут…

«Прибыли,» — Гедимин, почувствовав, что его больше не размазывает по поверхности, приподнялся на локтях. Корабль остановился. Сармат дотянулся до фляги, сделал глоток и тут же об этом пожалел — внутренности скрутило болезненной судорогой, во рту стало липко и солоно. «Кровь,» — Гедимин сплюнул, насколько позволяла конструкция скафандра, и брезгливо поморщился. «Слизистая сожжена. Это от облучения. Плохо.»

Грузовой отсек открылся. Гедимин, отстегнувшись, с трудом поднялся на ноги. Его шатало. За ним, как и следовало ожидать, никто не пришёл; водители миниатюрных грузовых каров удивлённо смотрели на сармата, но никто не остановил его. Он, одной рукой держась за переборку, добрался до трапа. Это была крытая «кишка» с ребристыми пружинящими стенками; по ней, как и везде, приходилось идти внаклонку. Сармат держался за «потолок» — это помогало сохранить равновесие и вроде как не вызывало подозрений. Люди, обгоняющие его, на выходе снимали кислородные маски; человек, собирающий их, шагнул было к Гедимину, но тут же со смущённой улыбкой вернулся на место. Сармат качнул головой и прошёл мимо. Ему хотелось найти тёмный угол, свернуться там и подождать, пока лучевая болезнь его добьёт. Зрение то прояснялось, то мутнело, и чем дальше, тем периоды ясности были короче. Когда сармат прошёл длинный, показавшийся ему бесконечным коридор — или, может, зал — насквозь, он уже не видел ничего, кроме тумана. Впереди мелькнуло что-то вроде стрелки, подсвеченной зелёным, и Гедимин наугад пошёл, куда она указывала, и выбрался под открытое небо.

Открытым оно, конечно, не было, — и космопорт, и город за ним прикрывали гигантские защитные купола, удерживающие атмосферу там, где её не удерживала слабая лунная гравитация. Вокруг было светло, как на Земле днём; белый свет, слегка подкрашенный желтизной, лился с каждой стены, с каждого столба, а сверху нависал иссиня-чёрный купол с далёкими точками звёзд. Гедимин запрокинул голову, чтобы разглядеть его, и увидел кромку Солнца. Оно виднелось за городом, поднимающимся вверх по склону кратера, над зубчатой стеной гор, где блестели какие-то вогнутые купола. Сармат успел увидеть их, прежде чем его мотнуло в сторону, и он тяжело опустился на тротуар в двух шагах от скамьи.

Несколько минут он сидел там, слушая, как шумит в ушах кровь, и разглядывая вспыхивающие красные кольца перед глазами. Потом кое-как дополз до скамьи. Она заскрипела под его весом, но не сломалась. Голова кружилась; немного легче было, если нагнуться вперёд. Оперевшись рукой о колено, Гедимин услышал писк и увидел, как на запястье что-то мигнуло. Дрожащими пальцами он сдвинул пластину с дозиметра. Прибор сработал, уловив слабое пульсирующее сигма-излучение. Стрелка указывала на Гедимина. Сармат, похолодев, развернул щупы прибора, провёл по груди, вспоминая, как держал в руках твэл, и как реактор плавился за его спиной. «Я же не успел отмыться. Это же фонит, как…»

Дозиметр молчал. Не было ничего — ни ирренция, размазанного по скафандру, ни омикрон-квантов, ни наведённой гамма-радиации, только сигма-излучение, разлитое по броне, продолжало пульсировать — без видимого ритма, вразнобой, и затухать не собиралось.

«Надо же…» — Гедимин потянулся к пластинам на груди — расстегнуть скафандр и проверить, не стал ли он сам источником сигма-излучения, но тут же понял, что лучше бы ему не шевелиться. Его повело в сторону, и он еле успел опереться о скамью. Внутренности сжались в болезненный комок, и сармат закашлялся, пытаясь отплеваться от крови и жёлчи. Внутри жгло, руки дрожали, картинка перед глазами, ставшая на секунду нестерпимо чёткой, утонула в красном тумане.

— Сэр? — чья-то тень закрыла от него уличный фонарь; сармата тронули за плечо, броня еле слышно зазвенела. — Вам плохо?

Сквозь тающий туман Гедимин увидел человека в лёгком экзоскелете с ярко-жёлтой обшивкой. За ним стоял ещё один, косился на устройство связи и с любопытством разглядывал сармата.

— Что тут? — раздался резкий голос; по мостовой застучали стальные «лапы» — ещё один экзоскелетчик подошёл к скамье. — Мистер Норд? Что вы тут делаете?

Гедимин мигнул. Сил оставалось мало, но всё же он выпрямился и посмотрел на человека в упор.

— Иджес Норд? Он здесь?

Он тут же закашлялся — воздух больно обжёг и без того повреждённые связки. Экзоскелетчик, отступив на шаг, переглянулся с остальными.