Мила — другая? Она сможет?!

Девушка вскинула голову. И Звенислава поразилась: с ее лица — мокрого, покрасневшего, несчастного — снова ослепительно било солнце.

— Вы же еще не слышали, как Ник… Хотите я спою вам его песню?

У нее был несильный, дрожащий на высоких нотах голосок, иногда она чуть-чуть фальшивила, да и вообще вряд ли верно передавала мелодию. Звенислава вслушалась в текст: мелкие, но явные погрешности против версификации, попадаются случайные слова ради размера и рифмы, слишком много юношеского эпатажа, формализма и зауми…

«…Никому не нужное баловство. Если б оно имело какую-то ценность, то, наверное, не пропало бы, — говорил ей недавно вполне состоявшийся человек, крупный сельскохозяйственный магнат Георгий Солнцев. — У тебя просто сохранились неадекватные воспоминания…»

Когда-нибудь его сын скажет то же самое. И будет прав.

Она приехала за иллюзиями. Как всегда. А нашла реальность, жесткую и единственную: проект «Миссури». С которым бессмысленно бороться — какими-то там песнями, какой-то там любовью. И, главное, не стоит. Придет время, и солнечная девушка тоже это поймет… хотелось бы только, чтобы не такой ценой,

Рефрен песни повторялся уже пятый или шестой раз — и Мила поймала наконец мелодию, голосок вырос, повинуясь уже не дыханию, а рождающимся где-то внутри интонациям: ярким, тончайшим, единственно точным. Запомнив слова, Звенислава негромко подпела ей вторым голосом.

И вдруг поняла, что поет НАСТОЯЩУЮ песню.

Златка спала. Ее кукла-принцесса тоже спала, укрывшись наполовину сползшим одеялом из кусочка голографической парчи. Звенислава поправила одеяла— обеим.

И Мила пообещала уснуть. Еще пообещала завтра с утра познакомить ее с Никитой: у курсантов, оказывается, существует целая система, позволяющая хоть целый день прикрывать самоволку того из них, кому она необходима. Никита обязательно возьмет гитару…

Спать. Звенислава клацнула пультом: трансформенная кровать заняла почти две трети номера. Присела, завела руки за голову и принялась аккуратно высвобождать косу из высокой прически. Что-то мерцало на самом краю зрения. Она повернула голову: конечно, монитор так и не выключенного полифункционала.

И непрочитанный гриф-мессидж!..

Надо же: он так и светился здесь в течение нескольких часов. Запросто мог зайти кто-нибудь из персонала гостиницы. Могла полюбопытствовать перед сном Златка… Хотя, говорят, такое в принципе невозможно: гриф-мессиджи абсолютно конфиденциальны. Заглядывала же эта программка ей в глаза, словно преданный песик.

Допустим. Ну и что ж там пишут?

Она даже не села в кресло перед монитором. Придерживая полураспущенные волосы, скользнула небрежным взглядом:

«Звоночек…»

Что?!

«Звоночек, прилетай на Остров. Как можно быстрее. Это очень важно. Очень. Я прошу».

И все.

Она уронила руки, и коса душной тяжестью обрушилась вниз.

Наверное, она просто плохо помнила первокурсника Герку Солнцева. Разумеется, Никита был похож на отца… но Звениславе казалось, что он совершенно такой же: копия, близнец, реинкарнация.

— Закрытый телепортодром на северном склоне, — рассказывал он. — Со стороны гор никакой охраны. Только там высоко, обрыв… Вы спуститесь?

— Спустимся, — серьезно пообещала Златка.

— Идем, — попросила Звенислава совсем беззвучно. За эту ночь ее голос высох, будто обмелевшее озеро. Как если бы она несколько часов подряд отчаянно кричала на морозе.

Мила была собранная, напряженная как струна. Это она, пробравшись под утро в казарму, призвала на помощь курсантов космической экспедиции: требуется телепорткатер, срочно, и чтобы никто из начальства не узнал, не хватился раньше времени, а лучше — вообще. Друзья Никиты обещали в случае чего обеспечить прикрытие. Сам он вызвался провести Звениславу с дочкой на телепортодром по сложной сетке горных троп, которую за время пребывания на базе успел изучить, словно линии на Милиной ладони. И, конечно, сейчас ему бы только помешала гитара.

— Я пришлю вам мьюзик-чип, — говорила Мила, раздвигая влажные ветви. — Ребята делали запись у Кира в подвале… целый альбом! Я обязательно пришлю. Только адрес, адрес не забудьте оставить…

Звенислава кивала. То, что было важно вчера, завтра снова может стать важным. Действительно, нужно оставить свой адрес солнечной девушке…

Не могла думать об этом.

Ни о чем, кроме…

«В сказках все бывает по три раза… А настоящие принцессы…»

Обрыв оказался далеко не таким высоким, как она боялась, Никита спрыгнул первый и протянул руки навстречу Златке, чуть ли не заплясавшей на месте в предвкушении нескольких секунд полета. Дочурка благополучно очутилась внизу; Звенислава присела на корточки на самом краю, придерживаясь за ветку. Тяжелая, неповоротливая, старая…

— Я вас поймаю, — уверил снизу Никита.

Телепорткатера стояли сплошной стеной: можно подумать, отсюда готовился воздушный десант. Но, как и следовало ожидать, пульты управления у них были заблокированы приват-кодом. Не может быть, чтобы у всех, утверждал Никита. По закону больших чисел… Закон упорно не хотел работать. Они уже прошли несколько рядов, с каждым все больше приближаясь к охранному кордону…

— Мама, смотри, а вон там наш! — радостно прозвенела Златка.

И протянула вперед тонкий пальчик.

Сверху Остров напоминал подкову. Или нет: пектораль — старинное скифское украшение.

Здесь было совсем еще тепло, будто в конце лета. Звенислава расстегнула плащ, сняла со Златки пальто и желтую шапочку. Ноги утопали в песке. Так странно идти вдоль берега моря, по песку, под пальмами — и почему-то не босиком…

Андрей. Что бы ни случилось — на ЭТОТ раз она его не оставит.

Златка подняла упавший пальмовый лист и принялась обмахиваться им, как веером. Сухие волокна негромко потрескивали; ритмично и тихо плескалось море. И больше ни единого звука.

Где ты?!.

…Он появился внезапно, будто мираж, зыбкое изображение, переброшенное игрой световых лучей с другого конца Земли. Увидел их; замер на месте. Потом шагнул вперед… Пальмовая крона бросила дробную тень на его лицо. Снова вышел на свет… прищурился.

Медленно и неправдоподобно, словно некий виртуальный эффект, расширялись его глаза. В пол-лица: изумление, осознание, ужас…

И она поняла: он не отправлял никакого гриф-мессиджа.

Не звал ее сюда.

Проговорил хрипло, обреченно, чуть слышно:

— Ты… ничего не знаешь?!.

— Когда объявят официально, будет уже поздно.

— Слушай, это что такое? Опять всякая дрянь из «Двух калорий»?

— Виктор, надо уезжать. Сегодня же. Немедленно.

— С чего ты взяла?.. Точно, вон в аннигиляторе упаковка: «Две калории», тьфу! Я сколько раз тебя просил?!.

— Детям нравится, я не виновата. Витя! Сегодня в новостях…

— Дура ты, Анька. Лучше бы на кухню почаще заходила. И лучше бы, как все нормальные бабы… Новости! Что, мало тебе мегов крутят по люкс-визику?

— Это серьезно, пойми! Фактически в стране введено военное положение, только терминология пока другая. Президент сказал…

— Ага. Президент. Я так и думал. Президента своего и кормила бы этой гадостью, а мне приготовь чего-нибудь нормального. Мало того что детей травишь…

— Я десять лет была в большой политике! Я могу отслеживать информацию между строк! Когда завтра или послезавтра объявят всеобщую эвакуацию, нам уже не выбраться, тем более с Коленькой и близнецами. Телепорт-транспорт запрещен. А наша «черепаха» просто не впишется в дороги, когда они будут загромождены по самое…

— Вот дура баба. Мы же по соцдемографической программе, уж нас-то, если что, вывезут за государственный счет. Слушай, кончай панику разводить, я есть хочу, до тебя не доходит?

— Витя, мы не имеем права на кого-то надеяться. Это НАШИ дети!..

— Я думаю! Уж точно не Президента.