Последующие неоднократные указания штаба фронта на изменение направления маневра войск армии и уточнение задач армии оставались практически без необходимой реакции со стороны нижестоящей инстанции – командования 3-й армии. Армия упорно вела фронтальные бои против значительно более слабого противника, не считая возможным произвести перегруппировку своих войск и искать успех на флангах, что, по оценкам специалистов, является «мерилом дерзновения военачальника».

М. Д. Бонч-Бруевич

Многие исследователи операций русской армии отмечали это упорное неподчинение Н. В. Рузского указаниям штаба фронта, не вдаваясь в поиски причин этого вопиющего акта нарушения военной субординации. Между тем данный факт можно объяснить не столько неподготовленностью командующего как военачальника, узостью его стратегической мысли, в определенной степени эгоизмом, сколько столкновением волевых качеств командующего и начальника штаба армии В. М. Драгомирова. Воспоминания участников описываемых событий, имеющиеся в распоряжении исследователей русского зарубежья, позволяют приоткрыть завесу взаимоотношений Н. В. Рузского со своим начальником штаба. Начальник службы связи 3-й армии, вспоминал, что «…ни для кого… не было секретом, что генерал Рузский, человек болезненный, слабохарактерный, не властный, а главное, за предвоенный период далеко отошедший от вопросов оперативных в широком смысле, и все видели в лице В. М. Драгомирова действительного руководителя оперативной части армии». По его словам, В. М. Драгомиров был человек талантливым, властным и даже деспотичным, с большим самомнением. На Н. В. Рузского он смотрел свысока, игнорировал его. Будучи дежурным офицером штаба 3-й армии, начальник связи принес командующему телеграмму от М. В. Алексеева, в которой в третий раз указывалось на необходимость изменить направление действий армии, оставив в покое Львовское направление. При этом разыгралась сцена, в которой Н. В. Рузский, очень обеспокоенный невыполнением приказов фронта, потребовал от своего начальника штаба (В. М. Драгомирова) выполнить этот приказ. «Крупный между ними разговор, во время которого генерал Рузский упрекал генерала Драгомирова в неисполнении приказов фронта… кончился истерическим воплем ген. Рузского, что командующий армией – он, и он настаивает, чтобы приказ фронта был выполнен… Дальнейшие события показали, что начальник штаба армии остался при своем мнении, и операция продолжала развиваться наперекор требованиям фронта в Львовском направлении»! Между тем выполнение указаний штаба фронта по перемещению сил 3-й армии создали бы, по оценкам исследователей этой операции, такие условия, которые бы заставили противника самому оставить Львов.

В. М. Драгомиров

Н. В. Рузский

Эту же зависимость Н. В. Рузского от В. М. Драгомирова отмечал и А. Керсновский в своих исследованиях Первой мировой войны. Описание Галицийской битвы он закончил выводом, что М. В. Алексееву в ходе операции «приходилось одновременно выправлять промахи Ю. Данилова (генерал-квартирмейстера штаба Ставки), преодолевать инерцию Иванова, злую волю Рузского и В. Драгомирова и в то же время бороться с искусным, энергичным и предприимчивым Конрадом». «…неспокойный, желчный… характер и большое самомнение…» В. М. Драгомирова отмечал и генерал А. В. Шварц – герой обороны Ивангорода. Следует добавить, что Н. В. Рузскому зачастую оказывал «медвежью услугу» в управлении войсками и генерал-квартирмейстер штаба армии М. Д. Бонч-Бруевич. Так, командир IX армейского корпуса Д. Г. Щербачев вспоминал, что в этой же операции в боях 14 августа, получив значительный успех, корпус был остановлен телеграммой штаба армии. Прибыв в штаб армии для получения нелогичного приказания, Д. Г. Щербачев был спрошен командующим, почему остановлено наступление. Предъявленная комкором телеграмма, подписанная М. Д. Бонч-Бруевичем, вызвала удивление командующего. После вызова генерал-квартирмейстера тот сконфуженно объяснил телеграмму недоразумением!

Журнал «Искра». 1914 г.

Возникает закономерный вопрос, почему же главнокомандующий армиями фронта генерал от артиллерии Н. Ю. Иванов жестко не вмешался в создавшуюся ситуацию и не заставил Н. В. Рузского и его штаб выполнять волю штаба фронта? Истории войн известны случаи, когда более сильная «воля» низшей инстанции подчиняет волевую основу высшей инстанции, действуя по своему разумению. На наш взгляд, в данной ситуации ответ следует искать во взаимоотношениях, сложившихся между участниками описываемых событий в довоенное время исходя из их служебного и социального положения. На наш взгляд, «вольности» начальника штаба армии В. М. Драгомирова по отношению к своему начальнику Н. В. Рузскому можно объяснить по меньшей мере двумя причинами:

а) В. М. Драгомиров до войны в течение нескольких лет занимал в Киевском округе две основные должности, непосредственно связанные с оперативной деятельностью: генерал-квартирмейстер и начальник штаба округа – 1908–1912 гг. и 1912–1914 гг. соответственно, в то время как Н. В. Рузский в последние перед войной годы в своей практической деятельности значительно отдалился от оперативных вопросов;

б) волевое начало В. М. Драгомирова было сильнее, способствовало и влияние на Н. В. Рузского авторитета фамилии. Николай Владимирович много лет служил под началом очень уважаемого им и непререкаемого М. В. Драгомирова, отца В. М. Драгомирова.

Идеи же В. М. Драгомирова, сменившего перед войной М. В. Алексеева на должности начальника штаба округа, могли быть более понятны и тем самым более близки неискушенному в стратегии Н. И. Иванову, которому все время приходилось выбирать между этими своими подчиненными. Следует добавить, что генерал-квартирмейстер 3-й армии М. Д. Бонч-Бруевич, креатура Н. В. Рузского, активно поддерживал начальника штаба армии В. М. Драгомирова в его устремлениях на взятие Львова. В последующем в своих мемуарах он назовет операцию по взятию Львова «превосходной», что подчеркнет низкий уровень его стратегического мышления.

Войска 8-й армии, получив уточненную задачу штаба фронта, соединились своими флангами с 3-й армией на р. Гнилая Липа. Единый фронт, составленный дивизиями и корпусами А. А. Брусилова и Н. В. Рузского, объединил и их боевые действия. Участие во взаимодействии с 3-й армией Н. В. Рузского в «Галицийской битве» ознаменовалось победой, взятием русскими войсками Галича (8-я армия) и Львова (3-я армия) и преследованием отступавших за р. Сан войск противника.

Во время «выяснения отношений» между штабами 3-й армии и фронта закончилась трагедия 2-й армии на Северо-Западном фронте, что грозило ударом немецких войск в тыл стратегического развертывания русских войск и непредсказуемыми последствиями. Стратегические расчеты Ставки по вполне ожидаемым действиям противника оставляли очень мало времени армиям Юго-Западного фронта для достижения так необходимой победы, затягиваемой «упрямством» штаба 3-й армии. Но со взятием Львова армия Н. В. Рузского стала управляема, и ее дальнейшие действия проходили по сценарию М. В. Алексеева. Последующие боевые действия 3-й, 8-й и введенных соединений резервной 9-й армии облегчили положение правого крыла Юго-Западного фронта, на котором в тяжелейшем положении находилась 4-я армия. Предпринятыми со стороны командования фронта и Ставки мерами по усилению войск армии и перемена армейского командования (А. Е. Эверт в ходе операции сменил А. Е. Зальца на посту командующего 4-й армией) значительно повысили моральное состояние ее войск. Эти совокупные факторы позволили 4-й армии, прочно удерживая линию обороны, перейти в ночь на 23 августа в наступление, разгромив у Тарнавки корпус Войраша вместе с 10-м австро-венгерским корпусом. Следует констатировать, что очень часто неумелое руководство соединениями и частями со стороны командования корпусами, армиями и фронтами компенсировалось отвагой и самоотверженностью русских обер– и штаб-офицеров, проявляемых ими на поле боя. Последнее неоднократно отмечали плененные австро-венгерские солдаты, сравнивая их со своим офицерским составом. При этом сравнение было явно не в пользу последних.