Вслед за исключением лидеров оппозиции из партии начались массовые исключения из партии и аресты и среди тех коммунистов, которые подписывали когда-либо и какие-либо оппозиционные документы. Ярославский докладывал на XV съезде от имени ЦКК, что «до 15 ноября всего-навсего привлечено за фракционную деятельность 2031 чел.» («Пятнадцатый съезд…», стр. 550). На съезде приводились факты, свидетельствующие, что, несмотря на террор, местные группы продолжают антисталинскую деятельность, устраивают подпольные собрания, выпускают и распространяют листовки в ответ на исключение из партии Троцкого и Зиновьева. Один из делегатов Ленинграда рассказывал, что «оппозиционеры развешивали на заводах, на квартирных дверях и на фонарных столбах» листовки: «Вожди т.т. Троцкий и Зиновьев исключены из партии. Это факт величайшей подлости… Мы призываем всех сознательных рабочих к протесту против этого». В другой листовке писалось: «Товарищи, наши вожди т.т. Троцкий и Зиновьев исключены из партии благодаря стараниям Сталиных, бухариных, молотовых». Третья листовка требует свободы слова, свободы печати для всей партии, ибо ею сейчас пользуются только «Сталины, бухарины, молотовы», листовка кончается призывом «Долой ЦК, долой Сталина!» (там же, стр. 320–321). Такие же листовки распространялись в Москве, на Урале, на Украине. Украинская «группа старых большевиков-ленинцев» писала: «Мы призываем вас на путь создания ленинской партии путем организационной подпольной работы по старым методам 1907–1911 годов, на работу в подполье за свободу фракций, оттенков мнений в партии» (там же, стр. 551).

Московский делегат рассказывал, что после 7 ноября по Москве оппозиция «распространяла листовки в тысячах экземпляров». В листовке группы Сапронова говорилось, что по приказу Сталина «в Москве, на площади Свердлова, для устрашения строптивых рабочих несколько часов стояли горцы с пулеметами, а в листовке троцкистской оппозиции утверждалось, что в день 7 ноября «всего рабочих вышло на улицу 30 %, основная, масса рабочих в день десятилетней годовщины Октября отказалась от чести приветствовать Бухарина, Рыкова и Сталина; на приветствия вождей рабочие отвечали молчанием, рупор с трибуны бросил фразу: "Вот, сволочи, молчат!"» (там же, стр. 557).

Такова была общая обстановка в партии, когда открылся XV съезд партии (2-12 декабря 1927 г.). Теперь понятие «съезд» партии совершенно иное, чем то, которое бытовало в партии до сих пор. Фактически XIV съезд был последним действительным съездом партии большевиков. Все последующие съезды партии — съезды только по названию, а на деле — это хорошо организованные всесоюзные совещания тысячу раз проверенных партаппаратчиков плюс столько же раз профильтрованных политической полицией статистов, которые должны изображать из себя «массу», «народ». Сам же XV съезд, по справедливой оценке Троцкого, был «Всесоюзным совещанием сталинской фракции» (там же, стр. 543). На нем было 898 делегатов с решающим голосом и 771 делегат с совещательным, представляющих 887 223 членов и 348 957 кандидатов. Партия увеличилась после XIV съезда на 15 %. Это увеличение происходило, с одной стороны, организованной вербовкой в партию малограмотных серых рабочих масс (ведь ВКП(б) — «авангард пролетариата»!), с другой, в партию хлынули вполне грамотные новые советские бюрократы и карьеристы, о которых Ленин еще в 1920 году не особенно вежливо отзывался: «Мы боимся чрезмерного расширения партии, ибо к правительственной партии неминуемо стремятся примазаться карьеристы и проходимцы, которые заслуживают только того, чтобы их расстреливать» (Ленин, Соч. т. 31, стр. 29).

Но этих карьеристов Сталин принимал в партию под лозунгом «ленинского призыва», тогда как настоящих ленинцев сажал в тюрьмы. Поэтому на том же XV съезде говорили, что происходят: «ленинский призыв и сталинский отсев».

Съезд выслушал отчеты ЦК (Сталин, Косиор), отчет ЦКК-РКИ (Орджоникидзе), отчет Центральной ревизионной комиссии (Курский), отчет делегации ВКП(б) в Коминтерне (Бухарин), директивы по пятилетке (Рыков), работа в деревне (Молотов), доклад об оппозиции (Орджоникидзе), выборы центральных учреждений партии.

Съезд происходил внешне, по протоколам съезда, под знаменем трех новых лидеров партии — Сталина, Рыкова и Бухарина, но на деле под гегемонией и личной режиссурой одного Сталина. Все три лидера получали на съезде, при каждом их выступлении, «бурные, продолжительные аплодисменты», но только Сталин «бурные продолжительные аплодисменты, переходящие в овацию».

Если на всех предыдущих, после Октября, съездах мы читаем в протоколах многочисленные приветствия представителей делегаций рабочих, крестьян, армии, кончающиеся лозунгами: «Да здравствуют вожди мирового пролетариата Ленин, Троцкий, Зиновьев, Каменев», но никогда не видим имени Сталина, то теперь многие приветственные речи делегаций народа на XV съезде называют только одно имя: «Да здравствует генеральный секретарь т. Сталин!» Однако сам Сталин себя не выпячивает (в отличие от Хрущева, который никому не давал говорить, или Брежнева, который иначе не титулует себя, как «Генеральный секретарь» с большой буквы, Сталин, будучи «генсеком», самим этим титулом никогда не пользовался). Сталин умело, с соблюдением положенного такта, распределяет роли на съезде между своими союзниками и учениками. Он не претендует, как Ленин, Зиновьев, Каменев, ни на вступительное, ни на заключительные слова на съездах. Даже больше. Он никогда не председательствует на съездах. Все это он предоставляет другим. Так было и на данном съезде. Открыл съезд с вводным политическим словом Рыков, председательствовали все члены президиума, кроме Сталина, закрыл съезд с заключительным словом тот же Рыков. Эта подчеркнутая «скромность» Сталина импонировала всем.

В политическом отчете ЦК Сталин подвел итоги дискуссий и расправы над оппозицией. Сформулировав еще раз главные вопросы разногласий, Сталин свел их к следующим пунктам:

1. оппозиция отрицает возможность строительства социализма в одной стране.

оппозиция утверждает, что в СССР произошло термидорианское перерождение, оппозиция отрицает блок рабочего класса с середняком,

оппозиция отрицает социалистический характер Октябрьской революции,

оппозиция отрицает ленинскую эластичную тактику в революции в колониальных странах, «допускающую блок и даже союз с национальной буржуазией колониальных стран против империализма» (Китай),

оппозиция отрицает ленинскую эластичную тактику «единого фронта» с социалистами, чтобы изнутри, через голову вождей, завоевать массы социал-демократических рабочих на сторону коммунизма,

оппозиция «начисто рвет» с ленинизмом по вопросу о партаппарате, создавая «вторую партию» и новый Интернационал.

На вопрос, как быть дальше с оппозицией, при каком условии ее члены могут быть оставлены в партии, Сталин ответил: «Условие у нас одно: оппозиция должна разоружиться целиком и полностью и в идейном и в организационном отношении» («Пятнадцатый съезд…», стр. 82–90).

Все выступавшие члены ЦК и руководители местных партийных организаций поддержали предложение Сталина поставить оппозиции ультиматум об организационной и идейной капитуляции. Кроме секретаря Среднеазиатского бюро ЦК Ф. Голощекина, который заявил, что он не согласен со Сталиным ставить какое-либо условие для оставления оппозиции в партии. Он сказал: «Нам нужно взять более твердую линию, нам нужно освободить партию от оппозиционной болтовни… Надо установить жесткий режим в партии, жесткий режим в советской работе, жесткий режим в быту… Никаких условий от оппозиции мы не принимаем, никаких условий им не ставим… С ними покончено» (там же, стр. 194–196).

Ранее принадлежавшая к оппозиции, Крупская произнесла очень мягкую речь; касаясь оппозиции, она заметила, что не будет говорить об ее «крупных ошибках», поскольку другие о них говорили достаточно. Ее диагноз, почему оппозиция потерпела поражение, надо признать, однако, совершенно правильным: «оппозиция потеряла чутье, понимание того, чем дышит рабочий класс» (там же, стр. 196). Действительно, оппозиция давно потеряла не только чутье, но и чувство понимания созданной Сталиным новой партийно-полицейской реальности, что же касается рабочего класса, то он дышал атмосферой глубокого разочарования плодами Октябрьской революции, а Троцкий хотел совершить теперь вторую Октябрьскую революцию в самом левейшем ее варианте. В этом разочаровании и заключалась причина провала всех попыток оппозиции найти духовный контакт и опору в рабочем классе, а между тем оппозиция делала из рабочего класса фетиш, превратила его в идол и выставляла его судьей в своих схватках за власть со сталинцами. Совершенно иной могла быть реакция и в рабочем классе, и в народе, если бы они призывались к ликвидации всякой диктатуры, особенно коммунистической, как этого хотели кронштадтцы. «Вместо коммунистической диктатуры Сталина — коммунистическая диктатура Троцкого», — такова была пo-существу альтернатива оппозиции. Но его Величество русский пролетариат решил, что воистину «хрен редьки не слаще»! В этом и только в этом смысле Крупская была права, когда она говорила, что оппозиция потеряла чутье, контакт с рабочим классом и народом.