В решении пленума ЦК довольно красочно рисуется обстановка, которая создалась из-за «извращений и перегибов». «Эти извращения и перегибы, допущенные местами со стороны партийных и советских органов, подлежат самой категорической отмене… Сюда относятся все методы, которые, ударяя не только по кулаку, но и по середняку, фактически являются сползанием на рельсы продразверстки, а именно: конфискация хлебных излишков (без всякого судебного применения 107 статьи); запрещение внутридеревенской купли-продажи хлеба или запрещение "вольного" хлебного рынка вообще; обыски в целях "выявления" излишков; заградительные отряды; принудительное распределение облигаций крестьянского займа…; денежные выдачи по почтовым переводам, когда часть посылок выдается облигациями займа или другими бумагами; административный нажим по отношению к середняку; введение "прямого продуктообмена" и т. д. и т. п. (выделено мною. — А. А.) («КПСС в рез.», ч. II, стр. 376).
Однако ЦК вовсе не думает, что в дальнейшем можно будет получать продукты сельского хозяйства нормальным путем. ЦК заявляет, что «хлебозаготовительные затруднения» будут и впредь, ибо они не случайны, а связаны с наличием класса кулаков и частного рынка. Поэтому, если партия хочет иметь хлеба вдоволь и за бесценок, надо наступать на кулаков, «регулировать частный рынок» и направить крестьян «в русло социалистического строительства»… В цитированной резолюции так и говорится: «Объединенный пленум ЦК и ЦКК полагает, что затруднения в хлебозаготовках, имевшие место в этом году, нельзя считать случайностью… Поэтому, поскольку затруднения в хлебозаготовках могут еще появиться в будущем, партия с тем большей настойчивостью должна добиваться того, чтобы неослабно выполнялся лозунг XV съезда партии о "дальнейшем наступлении на кулачество", о регулировании частного рынка и систематическом вовлечении единоличного крестьянского хозяйства… в русло социалистического строительства» (там же, стр. 377).
Поэтому пленум принимает предложение Политбюро продолжить практику принудительных заготовок, только надо узаконивать конфискацию излишков хлеба через суд (применение «статьи 107» Уголовного кодекса РСФСР) и избегать слишком далеко идущих «перегибов». Если же крестьяне согласятся сдавать хлеб добровольно, то «экстраординарные меры» вообще будут отменены. Соответствующее место резолюции гласит:
«Вместе с тем объединенный пленум считает, что по мере ликвидации затруднений в хлебозаготовках должна отпасть та часть мероприятий партии, которая имела экстраординарный характер.
Объединенный пленум ЦК и ЦКК поручает Политбюро принять все меры к тому, чтобы обеспечить в будущей хлебозаготовительной кампании бесперебойный ход заготовок…» (там же).
История доказала, что и будущие сельскохозяйственные заготовки «бесперебойно» можно было проводить, только применяя «экстраординарные меры».
Сталин назвал данный метод заготовок «Урало-сибирским методом» (так как впервые сам применил его на практике в начале 1928 года в Западной Сибири и на Урале) и превратил его в постоянно действующую систему заготовок всех сельскохозяйственных продуктов. Он существует и поныне с той лишь разницей, что теперь все крестьяне находятся в «русле социалистического строительства» в виде колхозов и совхозов, поэтому и сами заготовки «автоматизированы» — государство автоматически забирает нужное себе количество хлеба, а остаток колхозники между собою делят по так называемым «трудодням». Обычное соотношение между тем, что забирало государство почти бесплатно, и что оставалось на долю колхозников в виде этих «трудодней» составляло в среднем 70: 30, 70 % государству, а 30 % колхозникам, причем в эти 30 % входили и многочисленные неделимые фонды (семенной фонд, страховой фонд, неприкосновенный фонд и т. д.).
Вот как раз эта новая «экстраординарная» политика Сталина-Микояна в 1927 году в хлебозаготовках и явилась, как уже указывалось, непосредственным поводом нового раскола в Политбюро — Бухарин, Рыков и Томский заявили, что новая программа Сталина есть ликвидация ленинского нэпа и реставрация «военного коммунизма». Сталин их объявил «правой оппозицией» в партии.
Правая оппозиция возникла не только как реакция на практику Сталина, она была намеренно спровоцирована Сталиным, ибо без политической изоляции правых лидеров в ЦК абсолютно невозможно было бы, во-первых, завершить восхождение Сталина к единоличной власти, во-вторых, провести в жизнь сталинскую концепцию строительства социализма через насилие. Во время борьбы с левыми оппозициями Троцкого и Зиновьева Сталин положил в основу своей тактики концепцию Бухарина о мирной трансформации, о мирном превращении «нэповской России в Россию социалистическую», чтобы при поддержке группы Бухарина похоронить левых. Когда эта цель была достигнута, Сталин раскрыл свои карты: чтобы построить в крестьянской, нэповской России социализм, надо провести третью насильственную революцию сверху, на этот раз уже против крестьянства.
И здесь Сталин не был оригинальным. Вопреки обвинениям правых, что Сталин идет вразрез с ленинизмом (Ленин говорил, что высший принцип диктатуры пролетариата — это сохранение союза пролетариата с крестьянством, при гегемонии первого, и что по отношению к крестьянству надо проявлять «архиосторожность»), Сталин доказывал, что все ленинские высказывания по части крестьянства относятся к области тактики. По существу же дела, для Ленина крестьянство — реакционный, враждебный класс, каким его считали и Маркс с Энгельсом. Сталин был прав. Вот слова Маркса и Энгельса: «…ремесленник и крестьянин — все они борются с буржуазией для того, чтобы спасти свое существование от гибели, как средних сословий. Они, следовательно, не революционны, а консервативны. Даже более, они реакционны, они стремятся повернуть назад колесо истории» (Маркс и Энгельс, «Манифест Коммунистической партии», 1951, стр. 41).
Вот и слова Ленина: «Мы сначала поддерживаем до конца, всеми мерами, до конфискации, — крестьянина вообще против помещика, а потом (и даже не потом, а в то же самое время) мы поддерживаем пролетариат против крестьянина вообще» (Ленин, 4-е изд., т. 9, стр. 213).
Основы новой революции в деревне Сталин заложил уже на XV съезде партии при единодушной поддержке всех лидеров и сторонников будущей «правой оппозиции», правда, они не ведали, как искусно Сталин их околпачивает.
В своем докладе на этом съезде Сталин впервые поставил вопрос о «переходе мелких крестьянских хозяйств в крупные и объединенные хозяйства», но чтобы не испугать правых, не спровоцировать их преждевременно на выступление, Сталин заметил, что коллективизация будет происходить «не в порядке нажима, а в порядке показа и убеждения» (Сталин, Соч., т. 10, стр. 305). Однако предусмотрительный Сталин в резолюции XV съезда записал пункт, которому в то время бухаринцы не придали никакого значения: «Развивать дальше наступление на кулачество и принять ряд новых мер, ограничивающих развитие капитализма в деревне и ведущих крестьянское хозяйство по направлению к социализму» («ВКП(б) в рез.», ч. II, стр. 260). Что же касается колхозов, то в резолюции по докладу Молотова сказано, что создание колхозов вместо индивидуальных хозяйств — «основная задача партии в деревне» («КПСС в рез.», 1953, ч. II, стр. 355), а в другом месте, в резолюции по докладу Сталина, сказано еще яснее: это «первоочередная задача» (там же, стр. 317).
Бухаринцы, видимо, считали, что Сталин тут занимается, в ответ Троцкому и Зиновьеву, платоническими упражнениями в «левизне», вовсе не думая переходить от слов к делу, от угрозы к расправе с крестьянством. Если они так думали, то их ожидало очень скорое и горькое разочарование.
Сталин связывал хлебный кризис не с рыночной конъюнктурой, не с «ножницами» цен, не с ошибками руководства, а с природой существующей экономической системы. Пока существует нэп с его свободным крестьянским хозяйством, советское государство обречено на зависимость и от крестьянства, и от рыночной стихии. Сталин помнил, как пало царское самодержавие. «Хлеба, хлеба, хлеба!» — вот с какого лозунга начали Февральскую революцию в Петрограде. Сталин знал лучше, чем Бухарин, что большевистское самодержавие ждет та же судьба, под тем же лозунгом, если самому не произвести революцию сверху в деревне, чтобы предупредить революцию снизу в городе. Ахиллесову пяту режима Сталин видел в том, что советское государство находится на экономическом иждивении крестьянства, и он решил перевернуть формулу — поставить крестьянство на иждивение государства. Сталин решил отнять у крестьянства хлеб, чтобы от имени государства кормить этим хлебом не только город, но и само крестьянство. Как тут не вспомнить рассуждения из «Великого инквизитора» Достоевского: «Получая от нас хлебы, конечно, они ясно будут видеть, что мы их же хлебы, их же руками добытые, берем у них, чтобы им же раздать, безо всякого чуда, увидят, что не обратили мы камней в хлебы, но воистину более, чем самому хлебу, рады они будут тому, что получают его из рук наших!». Ведь средний советский обыватель, под влиянием официальной философии режима, и всерьез думает, что не он кормит государство, а государство его кормит. Вот любопытное свидетельство советского журнала: «Каждая семья знает свой бюджет, рассчитывает, когда и что купить. Гораздо сложнее государству. Оно должно всех накормить, одеть и обуть» (ж. «Голос родины», № 101, декабрь 1966 года, передовая статья).
