Под 30 января запись Л. Фотиевой в «Дневнике» гласит: «24 января Владимир Ильич вызвал Фотиеву и дал поручение запросить у Дзержинского или Сталина материалы комиссии по грузинскому вопросу и детально их изучить. Поручение это дано Фотиевой, Гляссер и Горбунову. Цель — доклад Ленину, которому требуется это для партийного съезда. О том, что вопрос стоит в Политбюро, он, по-видимому, не знал. В четверг, 25 января, он спросил, получены ли материалы. Я ответила, что Дзержинский приедет лишь в субботу… В субботу спросила Дзержинского, он сказал, что материалы у Сталина. Послала письмо Сталину… Вчера, 29 января, Сталин звонил, что материалы без Политбюро дать не может. Спрашивал, не говорю ли я Владимиру Ильичу чего-нибудь лишнего, откуда он в курсе текущих дел… Сегодня Владимир Ильич… сказал, что будет бороться, чтобы материалы дали» (Ленин, ПСС, т. 45, стр. 476–477).
Действительно, 1 февраля 1923 г. Политбюро выносит решение о выдаче Ленину материалов комиссии Дзержинского. Поручая эти материалы для разработки своим сотрудникам, Ленин сказал: «Если бы я был на свободе (сначала оговорился, а потом повторил, смеясь: если бы я был на свободе), то я легко бы все это сделал сам» (там же, стр. 478). Но Ленин не знает, что тем временем Политбюро утвердило отчет и выводы комиссии с осуждением грузинских «социал-националистов» и полностью подтвердило политику Сталина — Орджоникидзе. Материалы комиссии Ленин получил не без сопротивления Сталина. Фотиева вспоминает, что на заседании Политбюро Каменев сказал, что «поскольку Ленин настаивает, будет даже хуже не давать», на что Сталин ответил: «Не знаю. Пусть делает, что хочет» и потребовал, чтобы его освободили от ответственности за режим больного, но с этим Политбюро не согласилось (Фотиева, «Из воспоминаний», стр. 64–65).
3 февраля Ленин спрашивает Фотиеву, просмотрела ли она грузинские материалы и стоял ли данный вопрос в Политбюро. Когда Фотиева ответила, что она не имеет права говорить об этом, Ленин спросил: «Вам запрещено именно и специально об этом?» — «Нет, вообще я не имею права говорить о текущих делах». — «Значит, это текущее дело?» Фотиева замечает: «Я поняла, что сделала оплошность» (там же, стр. 479). 5 февраля Ленин подробно расспрашивает другую секретаршу — М. Гляссер, как продвигается обработка материалов комиссии Дзержинского. Он узнает, что доклад ему будет сделан через три недели, а до съезда еще шесть недель.
В записи Л. Фотиевой от 12 февраля сказано, что врачи так расстроили Ленина своими запрещениями газет, информации и свиданий, что «у него дрожали губы». У «Владимира Ильича создалось такое впечатление, что не врачи дают указания Центральному Комитету, а ЦК дает инструкции врачам» (там же, стр. 485).
14 февраля Л. Фотиева записала, что Ленин очень торопит с докладом по грузинскому вопросу и поручает сообщить члену президиума ЦКК А. Сольцу, что он, Ленин, «на стороне обиженного» (то есть на стороне Мдивани и его сторонников), то же самое сообщить «кому-либо из обиженных» (там же, стр. 486, 607).
3 марта сотрудники Ленина представили Ленину письменный доклад о результатах изучения ими материалов Дзержинского.
5 марта Ленин продиктовал два письма — одно Троцкому, другое — Сталину, а 6 марта написал письмо Мдивани, Махарадзе и другим. Из них самое важное письмо — письмо Сталину.
По сообщению официального комментатора, Ленин узнал, что Политбюро от 25 января 1923 г. утвердило выводы комиссии Дзержинского. Предварительно изучив материалы этой комиссии через своих собственных сотрудников, выводы которых у него уже были на руках, Ленин пришел к заключению, что нужно протестовать против решения Политбюро на предстоящем пленуме ЦК. Сам выступать Ленин не может, но кому же поручить? Зиновьев и Каменев для Ленина заранее отпадают, тогда остается только Троцкий. Предварительно выяснив позицию Троцкого по грузинскому вопросу, оказавшуюся идентичной с позицией Ленина, и в ложной надежде, что у Троцкого хватит смелости выступить против «тройки» и за «блок» Ленина — Троцкого, Ленин пишет ему следующее письмо:
«Строго секретно. Лично.
Уважаемый т. Троцкий!
Я просил бы Вас очень взять на себя защиту грузинского дела на ЦК партии. Дело это сейчас находится под «преследованием» Сталина и Дзержинского, и я не могу положиться на их беспристрастие. Даже совсем напротив. Если бы Вы согласились взять на себя его защиту, то я бы мог быть спокойным. Если вы почему-нибудь не согласитесь, то верните мне все дело. Я буду считать это признаком Вашего несогласия. С наилучшим товарищеским приветом Ленин» (Ленин, ПСС, т. 54, стр. 329).
Вспоминая по свежим следам историю этого письма, Троцкий писал: «Два секретаря Ленина Фотиева и Гляссер служат связью. Вот, что они мне передают. Ленин до крайности взволнован сталинской подготовкой предстоящего партийного съезда… «Владимир Ильич готовит против Сталина на съезде бомбу». Это дословная фраза Фотиевой: Слово «бомба» принадлежит Ленину, а не ей. Владимир Ильич просит Вас взять грузинское дело в свои руки» (Л. Троцкий, «Моя жизнь», ч. II, стр. 220).
Троцкий убедился, что «на примере политики Сталина Ленин хотел вскрыть перед партией, и притом беспощадно, опасность бюрократического перерождения диктатуры…
— Каменев едет завтра в Грузию на партийную конференцию, — говорю я Фотиевой. Я могу познакомить его с ленинскими рукописями, чтобы побудить его действовать в Грузии в надлежащем духе. — Через четверть часа Фотиева возвращается (Ленин и Троцкий жили в разных домах в Кремле. — А. А.): «Ни в коем случае. Ленин говорит: «Каменев сейчас же все покажет Сталину, а Сталин заключит гнилой компромисс и обманет» (там же, стр. 222).
6 марта Ленин пишет Мдивани, Махарадзе и др.: «Уважаемые товарищи! Всей душой слежу за Вашим делом. Возмущен грубостью Орджоникидзе и потачками Сталина и Дзержинского. Готовлю для вас записки и речь. С уважением Ленин» (Ленин, ПСС, т. 54, стр. 330).
Копия этого письма адресована не только Троцкому, но и Каменеву. Когда удивленный Троцкий наводит справку, почему же Ленин изменил свое мнение о Каменеве, то Фотиева сообщила, что Ленин сказал: «чтобы не опоздать, приходится прежде времени выступать» (Л. Троцкий, там же, стр. 223).
Но спешит и Сталин тоже. Он знает, что Ленин резко осуждает необъективную комиссию Дзержинского. Поэтому Сталин направляет в Грузию новую комиссию в составе Каменева и Куйбышева. Едва Каменев и Куйбышев прибыли в Тифлис, они получили телеграмму Сталина: у Ленина новый тягчайший удар. Если перед отъездом Каменев еще колебался в пользу Ленина, то теперь он решил действовать в духе Сталина — Орджоникидзе — Дзержинского.
Ленин действительно спешит. События начинают принимать драматический оборот. Порою кажется, что «бомба» Ленина против Сталина взорвется еще до открытия съезда. Апогея внутрипартийная драма достигает 5 марта, когда Ленин пишет следующее письмо Сталину:
«т. Сталину. Строго секретно. Лично.
Копия т.т. Каменеву и Зиновьеву.
Уважаемый т. Сталин!
Вы имели грубость позвать мою жену к телефону и обругать ее. Хотя она Вам и выразила согласие забыть сказанное, но тем не менее этот факт стал известен через нее же Зиновьеву и Каменеву. Я не намерен забывать так легко то, что против меня сделано, а нечего и говорить, что сделанное против жены я считаю сделанным и против меня. Поэтому прошу Вас взвесить, согласны ли Вы взять сказанное назад и извиниться или предпочитаете порвать между нами отношения.
С уважением Ленин» (Ленин, ПСС, т. 54, стр. 329–330).
Факт разрыва Ленина со Сталиным способен произвести в партии оглушительное впечатление, но едва ли самые ярые ученики Ленина поймут его мотив, когда оскорбленное чувство капризной и, конечно, нервной женщины ставится выше интересов партии. Многие увидят в этом поступке Ленина если не отрыжки мещанства, то запоздалое рыцарство «потомственного дворянина» (ведь в метрике Ульянова-Ленина, там где графа «сословие», стоит: «потомственный дворянин»!).
Об этом письме стало известно и Троцкому через Каменева. Троцкий пишет: «Каменев сообщил мне дополнительные сведения. Он был у Крупской, по ее вызову. Она сообщила ему, что Владимир продиктовал письмо Сталину о разрыве с ним всяких отношений… Он никогда не пошел бы на разрыв личных отношений, если бы не считал необходимым разгромить Сталина политически» (Л. Троцкий, там же, стр. 223).