Добравшись до боковой двери, я пораженно замер. Ключ мне тут был без надобности – она оказалась открыта.

Небо прояснилось, и взошла луна, освещая дорогу серебристым светом. Выйдя наружу, я осторожно двинулся дальше. И только тут почувствовал, что за спиной у меня кто-то есть: он стоял сбоку от двери, укрывшись в тени большого каменного контрфорса.

На мгновение я замер, не в силах пошевельнуться от ужаса. Кровь бешено стучала в ушах. Потом я медленно обернулся. Из тени в лунный свет выступил человек. Я мгновенно узнал его. Нет, это оказался не священник, а брат, тот самый, который прежде, стоя на коленях, полол сорняки в саду. У брата Питера было изможденное лицо, а голова почти совсем лысая, лишь чуть пониже ушей топорщились тонкие седые волосы.

Внезапно он заговорил.

– Предупреди своего хозяина, Томас, – сказал он. – Да поторопись! Вы должны как можно быстрее покинуть город.

Не отвечая, я повернулся и со всех ног помчался по тропинке. Остановился я, лишь оказавшись на улице. Дальше я пошел шагом, чтобы не привлекать к себе внимания. По дороге я раздумывал над тем, почему брат Питер не остановил меня. Может, это просто не его дело? В смысле, он не обязан стоять на страже?

Однако особо размышлять об этом не было времени. Нужно, пока не поздно, предупредить Ведьмака. Я не знал, в какой гостинице он остановился, но, возможно, это известно его брату… С него я и решил начать. Путь Монаха – одна из улиц, по которой я бродил в поисках гостиницы, и отыскать там лавку Эндрю наверняка не составит труда. Я торопливо шагал по булыжным мостовым, понимая, что времени у меня очень мало. Быть может, квизитор и его люди уже в пути.

На широком, переползающем с холма на холм Пути Монаха я легко нашел лавку слесаря.

Над входом висела табличка, на которой мне удалось разглядеть лишь имя: ЭНДРЮ ГРЕГОРИ. Пришлось трижды постучать, прежде чем в верхней комнате зажегся свет.

Эндрю, в длинной ночной рубашке, открыл дверь, высоко держа свечу, чтобы разглядеть мое лицо. Он казался одновременно удивленным, раздраженным и усталым.

– Ваш брат в опасности. – Я старался говорить как можно тише. – Я предупредил бы его и сам, но не знаю, где он остановился…

Не говоря ни слова, Эндрю поманил меня рукой и повел в свою мастерскую. На стенах висели ключи и замки самых разных форм и размеров. Один большой ключ по длине не уступал моему предплечью. Каким же огромным должен быть замок, который он отпирает!

Я быстро объяснил Эндрю, что произошло.

– Говорил же я ему, что это опасно – оставаться здесь! – воскликнул он, с силой ударив кулаком по верстаку. – И будь проклят этот предатель, наш двуличный двоюродный братец! Я всегда знал, что ему нельзя доверять. Лихо, видимо, добрался до него и использовал, чтобы убрать с дороги Джона – единственного человека во всем Графстве, который представляет для него реальную угрозу!

Он поднялся наверх, но быстро вернулся, уже одетый. Вскоре мы шагали по пустым улицам, снова в направлении кафедрального собора.

– Он остановился в «Книге и свече», – пробор мотал Эндрю, качая головой. – Почему, хотел бы я знать, он не сообщил тебе об этом? Ты прямиком пошел бы туда, не тратя времени зря. Ладно, будем надеяться, что еще не слишком поздно!

Однако было уже слишком поздно. Мы услышали шум за несколько улиц – гневные выкрики и стук в дверь, такой громкий, что мог бы разбудить и мертвого.

Стараясь не попадаться никому на глаза, мы следили за происходящим из-за угла. Мы не могли ничего поделать. У дверей гостиницы был сам квизитор на своем огромном коне и с ним человек двадцать вооруженных людей. Все с дубинками, а кое-кто вытащил и меч, словно ожидая встретить сопротивление. Один из них снова заколотил в дверь рукояткой меча.

– Открывайте! Открывайте! Да пошевеливай тесь! – закричал он. – Или мы взломаем дверь!

Судя по звукам, дверь отперли, и показался хозяин гостиницы в ночной рубашке, с фонарем в руке. Выглядел он совершенно сбитым с толку, как если бы только что очнулся от глубокого сна. Он увидел лишь двух вооруженных людей – и не увидел квизитора. И поэтому совершил ужасную ошибку: начал возмущаться и протестовать.

– Да что это такое? – закричал он. – Может человек поспать после того, как целый день вкалывал? Шумите тут посреди ночи! Я знаю свои права. Закон это запрещает.

– Дурак! – гневно воскликнул квизитор, подскакав к самой двери. – Закон – это Я! В твоем доме спит колдун, слуга дьявола! Знаешь, что полагается за укрывательство врага церкви? Отойди в сторону, если не хочешь поплатиться жизнью!

– Простите, господин! Простите! – захныкал бедный горожанин с выражением ужаса на лице, в мольбе вскинув руки.

В ответ квизитор сделал знак своим людям. Они грубо схватили хозяина гостиницы, не церемонясь вытащили его на улицу и швырнули на землю.

Потом, явно умышленно, с перекошенным от злобы лицом квизитор проскакал на своем белом жеребце прямо по распростертому телу. Удар копытом пришелся по ноге несчастного, и я отчетливо услышал, как хрустнула кость. Кровь застыла у меня в жилах. Лежащий на земле хозяин гостиницы завопил. Четверо вооруженных людей вбежали в дом и загрохотали сапогами по лестнице.

Когда они вытащили Ведьмака наружу, он выглядел старым и больным. Может, и испуганным тоже, но я был слишком далеко, чтобы разглядеть.

– Ну, Джон Грегори, наконец-то ты мой! – гром ко, надменно воскликнул квизитор. – Твои старые сухие кости должны хорошо гореть!

Ведьмак не ответил. Я видел, как ему связали за спиной руки и повели по улице.

– Столько лет, и вот чем все кончилось, – про бормотал Эндрю. – А ведь он всегда стремился делать только добро. Он не заслуживает смерти на костре.

У меня никак не укладывалось в голове, что все случилось на самом деле. Пока Ведьмак не скрылся за углом, я не мог и слова вымолвить – в горле будто ком застрял.

– Нужно что-то делать! – сказал я в конце концов. Эндрю устало покачал головой:

– Давай, парень, придумай, что нам делать, а по том поделись со мной. Потому что самому мне ничего в голову не приходит. Вернемся-ка лучше ко мне, а на рассвете тебе нужно убраться подальше отсюда.

Кухня находилась в задней части дома. Окна ее выходили в небольшой мощенный плитняком двор. Когда небо начало светлеть, Эндрю предложил мне скромный завтрак – яйцо и ломоть поджаренного хлеба. Я поблагодарил, но отказался, поскольку все еще постился. Если бы я поел… ну, это означало бы, что я смирился с тем, что Ведьмаку конец и нам с ним не предстоит встретиться с Лихом лицом к лицу. Кроме того, у меня совсем пропал аппетит.

Я послушался совета Эндрю и все время ломал голову над тем, как спасти Ведьмака. Об Алисе я тоже думал. Если ничего не предпринять, их обоих сожгут.

– Мешок мистера Грегори так и лежит в моей комнате в «Черном быке», – внезапно вспомнил я. – А наши с ним плащи и посох наверняка остались в его гостинице. Можно все это как-то забрать?

– Ну, это то немногое, чем я могу тебе помочь, – ответил Эндрю. – Для нас с тобой слишком рискованно ходить за вашими вещами, но у меня есть человек, который сделает это. Чуть позже.

Он снова вернулся к еде, и тут в отдалении зазвонил колокол. Это были однотонные звуки, с большими паузами между ними, и чувствовалось в них что-то скорбное, словно то был погребальный звон.

– Это в соборе? – спросил я.

Эндрю кивнул, продолжая медленно жевать. Похоже, и у него пропал аппетит.

У меня мелькнула мысль, что, может, колокол созывает людей на утреннюю службу. Но не успел я спросить, как Эндрю, проглотив кусок, сказал:

– Так звонят, когда кто-нибудь умирает в кафедральном соборе или другой городской церкви. Или если где-то еще в Графстве умер священник и новость об этом только что получена. В последнее время такой звон слышен тут часто. Боюсь, в нашем городе быстро разбираются с любым священником, который задается вопросами по поводу влияния тьмы и развращения умов.