Наконец, с посохом Ведьмака в левой руке и его мешком с нашими плащами в правой, я вслед за Эндрю пошел по темнеющим улицам. Небо затянули тяжелые тучи, в воздухе ощущался запах приближающегося дождя. Я уже ненавидел Пристаун с его узкими улицами и огороженными стенами задними дворами. Мне ужасно не хватало холмов и обширных открытых пространств. Все бы, кажется, отдал за то, чтобы снова оказаться в Чипендене и корпеть над учебными заданиями Ведьмака! Никак не укладывалось в голове, что, возможно, это моя последняя ночь в жизни.

На подходе к собору Эндрю свернул в узкий переулок, куда выходили задние дворы. Остановившись у одной из дверей, он поднял фонарь и кивком дал мне понять, что нужно войти в маленький дворик. Тщательно заперев за собой калитку, он направился к черному ходу утопающего во тьме дома.

Эндрю повернул ключ в замке, и мы вошли. Заперев за нами дверь, он зажег две свечи и дал одну мне.

– Этот дом опустел больше двадцати лет назад, – сказал он. – И так и стоит, поскольку, как ты, наверно, догадываешься, в нашем городе не жалуют людей наподобие моего брата. В этом доме обитает что-то очень мерзкое, поэтому люди обходят его стороной, и даже собаки стараются держаться подальше.

Он был прав насчет того, что здесь скрывается что-то мерзкое. На внутренней стороне задней двери Ведьмак вырезал знак.

Это была греческая буква «пи», которая используется для обозначения призрака или неупокоенной души. Внизу справа стояла цифра один, обозначающая, что это призрак самой высокой степени опасности, способный подтолкнуть человека на грань безумия.

– Его звали Мэтти Банс, – продолжал Эндрю. – В нашем городе он убил семерых, а может, и больше. У него были очень сильные руки, и своих жертв он душил. В основном это были молодые женщины. Говорят, он приводил их в эту самую комнату и тут душил. Но однажды он нарвался на женщину, которая стала сопротивляться и вонзила ему в глаз шляпную булавку. Он умирал медленно, от заражения крови. Одно время Джон собирался изгнать из дома его призрак, но потом передумал. Он всегда знал, что когда-нибудь вернется в наш город, чтобы прикончить Лихо, и хотел обеспечить себе возможность спускаться отсюда в катакомбы. Дом, где обитает призрак, никто покупать не захочет.

Внезапно воздух стал заметно холоднее, пламя свечей заколыхалось. Что-то находилось рядом и с каждым мгновением приближалось. Не успел я сделать еще один вдох, как оно появилось. На самом деле я ничего не видел, просто чувствовал, как что-то притаилось в тени в дальнем углу кухни, вперив в меня злобный взгляд.

То, что я ничего не видел, было очень плохо. Самые могущественные призраки способны по собственному выбору либо становиться видимыми, либо нет. Призрак Мэтти Банса только что продемонстрировал мне свою силу, потому что, оставаясь невидимым, дал понять, что наблюдает за мной. Хуже того – я явственно чувствовал, что он желает нам зла. Нужно было убираться отсюда, и чем скорее, тем лучше.

– Вроде как похолодало или это мне кажется? – спросил Эндрю.

– Да, здесь холодно.

Я не стал говорить ему о присутствии призрака – не стоит лишний раз пугать человека.

– Тогда пошли.

Эндрю повел меня к лестнице в подпол.

Внутри дом не отличался от большинства жилых домов Графства: две комнаты наверху, две внизу и мансарда под скатом крыши. И дверь в подпол на кухне находилась на том же самом месте, что и в доме в Хоршоу, куда Ведьмак привел меня в первую ночь после того, как я стал его учеником. В том доме тоже обитал призрак, и чтобы проверить, способен ли я выполнять эту работу, Ведьмак приказал мне в полночь спуститься в подпол. Той ночи мне никогда не забыть. До сих пор вздрагиваю, стоит только подумать о ней. Вслед за Эндрю я спустился в подпол. На выложенном плитняком полу не было ничего, кроме груды старых половиков. На вид здесь было сухо, но в воздухе ощущался запах плесени. Эндрю отдал мне свечу и оттащил половики в сторону. Под ними обнаружился люк.

– В катакомбы можно проникнуть разными путями, – сказал Эндрю, – но этот самый легкий и наименее рискованный. Тут почти наверняка никого не встретишь.

Он поднял крышку люка, и я увидел уходящие во тьму ступени. Снизу потянуло запахом влажной земли и гнили. Эндрю взял у меня свечу и стал спускаться первым, велев мне немного подождать. Потом он крикнул:

– Спускайся, но люк не закрывай – на случай, если понадобится быстро убираться отсюда!

Я положил на пол мешок Ведьмака с нашими плащами и пошел следом, по-прежнему сжимая в левой руке его посох. Оказавшись внизу, я с удивлением обнаружил, что пол не земляной, а булыжный – как улицы наверху. Интересно, это сделали люди, жившие здесь до того, как был построен город? Те, которые поклонялись Лиху? Если да, то, видимо, булыжные улицы Пристауна были скопированы с этих, в катакомбах.

Не сказав больше ни слова, Эндрю устремился прочь, и я почувствовал, как сильно он хочет, чтобы все поскорее закончилось. Я его понимал.

Поначалу туннель был достаточно широк, чтобы двое людей могли идти по нему бок о бок, но выложенные камнем своды нависали так низко, что Эндрю приходилось наклонять голову. Неудивительно, что Ведьмак называл строителей туннелей маленьким народцем: они явно были намного ниже ростом, чем нынешние люди.

Довольно скоро туннель стал сужаться, а временами попадались места, где потолок просел, словно не выдержав тяжести собора и других зданий наверху. Кое-где булыжники, которыми были выложены стены и потолок, вывалились, и сквозь бреши просачивалась жидкая грязь. Где-то в отдалении капала вода, да наши шаги по булыжнику эхом отдавались от стен – вот и все звуки, раздававшиеся в тишине.

Вскоре туннель сузился еще больше, и мне пришлось идти следом за Эндрю. Дойдя до развилки, мы свернули налево, в еще более тесный туннель, и оказались рядом с нишей в стене. Эндрю остановился и поднял свечу, осветив то, что там находилось. Я в ужасе уставился на открывшееся зрелище. Там тянулись ряды полок, на которых лежали кости: черепа с пустыми глазницами, кости рук, ног, пальцев и еще какие-то, непонятно от чего, все разных размеров, все вперемешку. И все человеческие!

– В катакомбах полным-полно склепов наподобие этого, – сказал Эндрю. – Здесь, в темноте, они хорошо сохраняются.

Кости были маленькие, похожие на детские. Наверно, они принадлежали людям маленького народца.

Мы пошли дальше, и вскоре впереди стал слышен звук быстро бегущей воды. Мы свернули за угол – и верно: там струился даже не ручеек, а целая речка.

– Она течет под улицей перед собором, – Эндрю кивнул на темную воду, – и мы перейдем вон там…

Всего камней было девять, широких и плоских, но каждый лишь едва выступал над поверхностью воды.

Эндрю без труда зашагал с камня на камень. На другой стороне он остановился и повернулся, глядя, как я перехожу подземную реку.

– Сегодня это совсем несложно, – заметил он, – но после сильного дождя вода иногда поднимается высоко над камнями. Тогда течение запросто может сбить с ног и унести.

Мы продолжили путь, и звук быстро бегущей воды стал стихать.

Внезапно Эндрю остановился, и, взглянув поверх его плеча, я понял, что мы добрались до ворот. Но что это были за ворота! В жизни не видел ничего подобного. От пола до потолка, от стены к стене, поблескивая в свете свечи, туннель полностью перекрывала металлическая решетка. Она была выкована из сплава с большой примесью серебра, и, похоже, делал ее кузнец великого умения и таланта. Прутья решетки были не монолитные, но состоящие из множества гораздо более тонких прутков, закрученных спиралью таким образом, что в целом создавалось впечатление узкого цилиндра. Узор выглядел очень сложным: отдельные мелкие детали казались узнаваемыми, однако по мере того, как я в них вглядывался, они словно бы неуловимо изменялись.

Эндрю положил руку мне на плечо:

– Это и есть Серебряные врата. Теперь сосредоточься, это важно. Ощущаешь что-нибудь поблизости? Что-нибудь… ну, темное?..