Вот в подвалах таких трущоб и угнездился Сашка-Мазила и ему подобные.
Нельзя сказать, что здесь все здания — ветхи, а жители — сплошь нищие. Ничего подобного — встречаются и вполне приличные узенькие улочки, живущие какой-то своей, несуетной и спокойной жизнью. Между прочим, именно в отражении таких кварталов на кромкеможет выжить даже провалившийся туда человек из нашего мира — конечно, если будет соблюдать некоторые несложные правила. По крайней мере, там — безопаснее всего.
Скверик, облюбованный Сашкой-Мазилой, был вполне нормален, правда, все скамейки на поверку оказывались ломаными — но на них можно было сидеть, а это не о всякой-то скамейке скажешь.
Между прочим, на одной из скамеек кто-то уже сидел. Сашка остановился, вгляделся, вылупив мутные похмельные глаза. Тут же выяснилось три вещи — во-первых, сидевший человек был женского пола, во-вторых, лица дамы было не разглядеть, в-третьих же, принадлежала она к тому, же самому сословию, что и Сашка-Мазила.
Симпатичной внешностью Сашка-Мазила не отличался никогда. Был он коренастым и (невзирая на бомжовскую жизнь) слегка разжиревшим. К этому можно добавит острый нос и обвислые щеки, словно бы изъеденные временем скитаний по подвалам. Ну, и, естественно, о бритве он позабыл давно и основательно.
Тем не менее, определенным успехом у дам он пользовался — что в прежней жизни, что в нынешней. Конечно, в нынешней дамы были определенного сорта и сословия, ну да Сашке-Мазиле к такому было не привыкать.
Поэтому присутствие на скамейке бомжихи его нисколько не огорчило — скорее, наоборот. Слегка подумав и проведя грязной ладонью по слипшимся волосам, Сашка решительно направился к скамейке.
Бомжиха даже не заметила, что к ней кто-то подваливает. Так и сидела в той же самой позе, слегка склонив голову и спрятав лицо в то, что можно было с некоторой (большой) натяжкой назвать рукавами одежды — рваного и ветхого рубища.
— Ну, вот оно… — пробормотал Сашка-Мазила, доставая из серой сумки одну из драгоценных бутылок, наполненных живительной жидкостью.
Бомжиха никак не отреагировала на его присутствие, так и сидела на краешке скамейки, словно бы не было на свете никакого Сашки-Мазилы — да и самого белого света тоже не было.
Это несколько обижало.
Впрочем, излишней обидчивостью Сашка не страдал — как и излишней брезгливостью. Он, памятуя о том, что отдых должен быть культурным, полез в сумку и достал то, что для бомжа можно считать большой редкостью — пару пластиковых стаканов, почти что чистых, стыренных им позавчера около какого-то лотка. Не пить же хорошую жидкость да из горла!
Уж этими-то благородными манерами он наверняка проймет даму, после чего, распив портвейн, они отправятся в знакомый Сашке подвал, чтобы там более обстоятельно продолжить знакомство.
Правда, запашок от «дамы» шел тот еще, но Сашка-Мазила не придал этому никакого значения — и от самого-то, знаете, несет не дорогим одеколоном, да и опять-таки, ему было не привыкать.
— Ну, это, — проговорил он, — надо — за знакомство, что ли?.. Меня вот, Сашкой кличут, а тебя?..
Бомжиха даже не соизволила посмотреть в его сторону.
«Уже где-то набухалась, что ли?» — подумал Сашка. Конечно, такое поведение свойственно еще и наркоманам, но наркоманы — все же люди более богатые, чем простые честные бомжи, и вряд ли будут выглядеть так.
— Да ты смелее, ну, это самое! — говорил Сашка, выставив стаканы, мастерски расправившись с пробкой и разлив до половины буроватую жидкость. — Ну, по-человечески, что ли…
Но и на такое заманчивое предложение не последовало никакой реакции.
Разве только запашок показался Сашке слишком отвратительным — но и на это он не обратил в тот момент внимания: все заглушал запах портвейна. Но надо было уговорить будущую подругу разделить с ним выпивку — кое в чем Сашка-Мазила все-таки был джентльменом!
— Ну, это… может, плохо тебе? — спросил он. — Чего сидишь-то так?..
Когда и на это ответом стало молчание, он перешел к другим мерам, отставив бутылку и стаканы.
— Заснула, что ли..? — он выругался, а потом потрепал бомжиху по спине.
Возможная Сашкина подруга словно бы оцепенела, но он продолжал трясти ее:
— Ну ты, давай пей, пока предлагают! Я сегодня добрый!..
Она освободила лицо от рукавов своего рубища и, наконец, слегка повернулась к Сашке. И это стало самым страшным зрелищем в его грешной жизни.
Лица, собственно, практически не было — была какая-то омерзительная, гниющая масса с дырками вместо глаз — но Сашка понял, что на него смотрят, и смотрят настолько жутко, что хуже этого взгляда уже и выдумать ничего невозможно.
Сашка с воплем вскочил на ноги, стаканы, предназначенные для культурного отдыха, упали на землю вместе с бутылкой, из которой потекла в осеннюю грязь и в траву драгоценная «горючая» жидкость. Но сейчас ему было совершенно не до того. Он забыл и про вторую бутылку в своей сумке, и про саму сумку, и стал медленно отступать из скверика, пятясь задом и всем видом походя на клопа, насмерть испуганного неожиданно включенным светом.
Покойница (а кто же это еще мог быть!) все так же смотрела на него отсутствующими глазами, но не делала попыток встать и наброситься на того, кто рискнул потревожить ее уединение.
И тогда нервы у Сашки-Мазилы окончательно сдали.
С диким нечленораздельным воплем, окончательно позабыв, зачем явился в этот скверик, он выскочил на тротуар, — и только там, едва не загремев костями об асфальт, решился повернуться спиной к «бомжихе». А потом Сашка бросился вперед, почти не разбирая дороги, — лишь бы оказаться подальше от этого чертова сквера!
Он свернул в переулок, выходящий к людному проспекту, налетел на дорожный знак, извещавший, что здесь идут земляные работы — и даже не почувствовал боли, только взвыл от неожиданности — и рванулся дальше.
На его счастье, милиция дежурила на другой стороне — у иностранного консульства. Но сейчас ему было не до ментов, да что там — он сам готов был бы броситься к ним в объятия, лишь бы только избавиться от гнусного видения.
Чуть поодаль виднелась церковь, попавшая в поле зрения Сашки, и тут он понял, куда именно ему следует бежать, нет, даже лететь со своим кошмаром. Конечно же туда — ведь сейчас ему явилось создание Ада, караулившее именно его, Сашку-Мазилу, чтобы утащить в Преисподнюю, а уж там — сожрать без остатка.
Поэтому Сашка прибавил скорости, насколько он мог себе это позволить. Прохожие шарахались в сторону, позади послышался возмущенный женский возглас — Сашка не видел ничего, кроме золоченого купола колокольни.
Каким-то чудом он вывернулся из-под поворачивающего с проспекта трамвая — еще секунда, и он в самом деле оказался бы если и не в Преисподней, то, как минимум, в морге, а в трампарке еще один вагон заслужил бы нехорошую славу убийцы. Но этого не случилось — Сашка вновь оказался на тротуаре. Стараясь отдышаться, он прислонился к ограде.
Рядом несколько пенсионерок торговали подержанными книгами и самым разнообразным старьем. Одна из них с неприязнью посмотрела на Сашку, и уже было открыла рот, чтобы высказаться — мол, ходють тут всякие! Но тут Сашка попытался оглянуться — и не смог. Ему казалось, что проклятая «бомжиха» гонится за ним, намереваясь ухватить костлявой рукой за ветхий воротник Сашкиной куртки — и тащить его в Ад.
Нет, спасение могло прийти только свыше, поэтому Сашка, кое-как переведя дыхание, бегом бросился ко входу в церковь.
На сей раз путь его был недолог — чья-то рука и в самом деле ухватила его за воротник, но рука оказалась не костлявой, а очень даже крепкой лапищей. К длинному носу Сашки-Мазилы потянулся весомый кулачина — тоже вполне материальный.
— Куда прешь, бомжара подзаборная? — спросили его тихо, но внятно.
Сашке ответить было совершенно нечего.
Его крепко держал какой-то тип в обносках и с красной мордой — по виду, точно такой же бомж, как и он сам. Но внешность обманчива. Красной морда типа могла стать от хорошего коньяка или качественной водки, и уж испарениями дешевого портвейна он точно не дышал.