Солнце начало подниматься над горизонтом, палить все сильнее и безжалостнее, и люди оборачивались, боясь, что в любое мгновение может появиться белое облако, предвещающее громоподобный топот копыт. Однако ничего такого не произошло. Ксен с отрядом разведчиков скакал взад-вперед вдоль колонны и время от времени отъезжал подальше с явным намерением предупредить нападение врага.

К середине дня окрестности стали более разнообразными, горизонт — неровным, и в какой-то момент прямо перед нами показался зеленый холм, выделявшийся на фоне остальной местности. На его склонах стояло несколько деревень, а на вершине расположилась крепость. Зрелище было потрясающее — такое сочетание красок и форм встречается лишь в снах. Над крепостью, расправив крылья, кружили крупные птицы, паря в потоках ветра, над башнями развевались желто-голубые знамена, а трава, невероятно зеленая, колыхалась под ветром, меняя оттенок.

Крепость-дворец оказалась заброшенной, обитатели же домов и крестьяне с ужасом ждали нападения. Они не знали, куда им скрыться, а посему остались. Война пронеслась здесь подобно внезапной буре, которая потом обязательно скрывается где-то вдали.

Наши забрали у населения всю провизию, какую нашли, — продукты, запасенные на зиму. Они были нужны нам, чтобы выжить, — как и земледельцам. Местные жители, вероятно, погибнут или увидят смерть своих детей, самых маленьких. Но пища досталась сильнейшему.

Я одна отправилась бродить по дворцу: в детстве мне снились подобные чертоги — казалось, в них должно обитать какое-то сказочное существо, человек, способный превращать камни в золото, а но ночам, словно хищная птица, слетать вниз с одной из башен. Я переходила из одних покоев в другие, осматривалась и впервые в жизни увидела то, что Ксен называл произведениями искусства. То были рельефы и фигуры, нарисованные на стенах или же вырезанные на деревянных дверях. Я, открыв рот, смотрела на крылатых чудовищ, львов с птичьими головами и клювами, мужчин, сражавшихся с пантерами и тиграми, ехавших в колеснице, запряженной двумя страусами. Я знала: всего этого в мире никогда не существовало, люди создали эти образы подобно тому, как рассказчики придумывают истории о событиях, не происходивших в действительности. Человеку недостаточно собственной жизни, ему нужны и другие события, более разнообразные и насыщенные чувствами. Разве я сама не так поступала? Однако я совершила это в реальности, покинув деревню, семью и нареченного, чтобы участвовать в безумном приключении.

Тот, кто прежде жил во дворце, уходя, забрал с собой все: не осталось ни одного предмета мебели, ни одного ковра. Только в глубине пустой комнаты я нашла куклу — маленькую куклу из обожженной глины, у которой двигались руки и ноги, в одежде из куска серой шерсти. Я забрала ее с собой в лагерь: мне казалось, будто я подобрала единственное существо, уцелевшее после бедствия.

В ту ночь мы также не спали. Софос и другие полководцы решили воплотить план Ксена: расстояние между нами и персами следовало сохранять любой ценой, чтобы они не настигли нас, осыпая градом смертоносных стрел. Воины отдыхали всего час; я видела, как один из наших измерял время, воткнув в землю две палки и дожидаясь, пока лунная тень пройдет от одной до другой. Теперь усталость в самом деле сказывалась, несмотря на то что пища подкрепила силы воинов и утвердила в желании продолжать путь: измученные лица, брань по любому поводу, ворчание после получения приказов. Но Ксен был неутомим: он превратился из «писаки» в военачальника, и стало очевидно: он хочет, чтобы его поведение выглядело достойным человеческой памяти и заслужило высокую оценку боевых товарищей. Иногда он как будто отдалялся от меня, и я чувствовала холодок.

Среди ночи небо потемнело, низкие, черные тучи скрыли серп луны. Временами там и сям внезапно появлялись ослепительные вспышки, освещая толщу облаков изнутри, и змееподобные молнии повисали между небом и землей. Вслед за тем слышались далекие и глухие раскаты грома. Лето кончалось, дни становились короче, горы таили в себе грозы. Мы углублялись в мир, с каждым шагом становившийся все более незнакомым и странным.

На рассвете следующего дня появились первые признаки близости гор: равнина закончилась, началась совершенно другая местность, холмистая, труднопроходимая, неровная, — и все же мы радовались. Солнце едва виднелось в небе, бледное, скрытое тонкой пеленой облаков, а перед нами показался довольно высокий холм на перекрестке двух больших дорог. Насколько я понимала, мы двигались на север, туда, где рождаются бури и холодные ветры, от которых коченеют ноги и руки. Пять военачальников собрались на совет, верхом, расположив лошадей кругом. Они являли собой забавное зрелище: животные стояли крупами и хвостами наружу и головами внутрь, так что постоянно сталкивались мордами. Все кони были горячими жеребцами, и каждый хотел верховодить над другими. Я спрашивала себя, а не то же ли самое происходит со всадниками.

Совет длился недолго — полагаю, воины лишь обменялись кое-какими соображениями. Вскоре Ксен послал отряд пехотинцев на вершину холма, чтобы они заняли там позицию и защищали дорогу, но, едва лишь отдал приказ, с противоположной стороны появился отряд. Персы! Наши враги тоже передвигались пешком, поскольку склоны оказались слишком крутыми для коней, однако бежали быстро благодаря легким доспехам. Ксен припустил на своем Галисе вверх, на холм, дабы подстегнуть людей. Я услышала, как кто-то прокричал:

— Эй, ты! Легко сказать «беги», сидя верхом на лошади: мне-то приходится тащить на себе щит, а он весит немало!

Мне не удалось разобрать, что ответил Ксен, но я увидела, как он соскочил на землю, выхватил щит из рук говорившего и помчался впереди всех наверх. Персов становилось все больше — то подошли передовые отряды, — и все громко подначивали друг друга, споря, кто первым доберется до вершины. Все это выглядело почти смешно: на моих глазах нападение превращалось в соревнование по бегу и зрители поддерживали каждый свою команду.

Наши под предводительством Ксена выиграли эту гонку и выстроились на вершине плотным кругом. Враги даже не пытались согнать их с холма: ведь воинов в красных плащах лучше не трогать. Греки сумели занять проход, и теперь наша армия могла преодолеть Великий перевал и двигаться в горы по долине вдоль небольшой речки.

В течение ближайшего времени на место прибыла б о льшая часть персидской армии и выстроилась на некотором отдалении. Наши пять полководцев остановились на своих скакунах у входа в долину, рядом друг с другом; я смотрела на Ксена: он сверкал словно звезда в своих доспехах, украшенных серебром, — летописец добился большого успеха и снискал себе почет.

За спиной у меня раздался голос:

— Думаешь, они нападут?

— Мелисса! Что ты здесь делаешь?

— Думаешь, персы атакуют нас? — повторила она.

— Мне так не кажется: с какой стати? Нас спасает то, что мы находимся на возвышении и защищены склонами, а персы сейчас внизу, в невыгодном положении. Они добились своей цели, оттеснив нас в пустынный край, откуда никто и никогда не возвращался.

Мелисса склонила голову:

— Хочу, чтобы мой Менон снова был со мной.

— Его тебе никто не вернет, — ответила я. — Но здесь ты в безопасности. Никто не причинит тебе зла.

— Правда, что они хотят бросить повозки?

— Правда. Мы не сможем забраться на эти горы, если потащим их за собой.

— Но я же не справлюсь, — произнесла она с дрожью в голосе.

— Тебе всего лишь придется идти пешком. Это не так ужасно. Сначала вздуются пузыри на ногах, потом прорвутся и станут кровоточить; после образуются мозоли, но в конце концов ты привыкнешь.

— Но я же тогда буду выглядеть отвратительно! — плаксиво воскликнула она.

Я поняла, что мысли ее на самом деле заняты вовсе не Меноном, как мне показалось до того, и постаралась как могла успокоить ее:

— У тебя останется множество других достоинств. Когда мужчины смотрят на тебя — они ведь никогда не начинают со ступней.