— А Софос?

— Вне всяких сравнений.

— Да, ты прав: он — вне. Может, именно поэтому всегда появляется в нужное время в нужном месте.

— Что ты хочешь сказать?

— Ничего. Просто сложилось определенное ощущение… Мне тебя не хватает. С тех пор как мы вошли в эти края, вижу тебя лишь изредка и издалека. Я живу в постоянном страхе, что с тобой случится несчастье. Смерть в этой земле подкарауливает нас за каждым деревом.

Ксен потрепал меня по щеке.

— Смертный приговор висит над нами с тех пор, как мы попадаем в этот мир. Остается только узнать, как и когда.

— Я по-другому смотрю на это.

— Знаю. Ты борешься против смерти, считаешь, будто можешь изменить ход событий. Маленькая самонадеянная варварка.

— И мне это удается. Я видела аркадийца Никарха.

— Я тоже слышал, что он выкарабкался. Он состоит в отряде Агасия, с другими аркадийцами. Этот парень — крепкий орешек.

— Не подвергай себя риску понапрасну. Погибнуть ни за что — удел глупцов.

Ксен не ответил и взглянул на беременную девушку:

— Ее ты тоже хочешь спасти?

— Ее и ребенка.

Солнце садилось. Ксен надел шлем, взял щит и оставил мне на попечение своего коня Галиса. Это было чудесное животное светлого окраса, с большими выразительными глазами, тонкими ногами, сильными мышцами и длинной гривой, которую Ксен расчесывал каждый вечер, пока слуги чистили жеребца.

— Оставайся в укрытии. Они попадают в цель с невероятного расстояния. Я хочу найти тебя здесь, когда вернусь. Ты хорошо поняла? И его тоже, — добавил он, похлопав коня по крупу.

Галис довольно фыркнул.

Я улыбнулась и кивнула, и Ксен ушел.

Тем временем второй отряд под командованием Агасия приготовился выступать; они вели с собой проводника, руки его были связаны за спиной. Люди аркадийца выжидали в лесу, пока Ксен начнет нападение, вызывая на себя ярость кардухов.

Грубые и свирепые люди.

Им оказалось недостаточно, что мы собираемся уйти из их страны: они хотели, чтоб все мы простились с жизнью за появление в горах. Никто из нас не должен выжить. Нередко я размышляла о том, что подобная остервенелая целеустремленность имеет под собой иную причину, нежели просто защита территории, но кардухи, видимо, хранили свою тайну очень ревностно, если, конечно, она вообще существовала.

Я велела девушке никуда не двигаться и оставаться в укрытии, спрятала Галиса за вековыми деревьями, а сама отправилась на поиски места, откуда могла бы следить за ходом событий.

Ксен скакал вверх по склону на сменном коне: я видела, как белый гребень колышется на ветру. Солнце скрылось, и долину заливал бледный, призрачный свет. Отряд, выстроенный веером, следовал за командиром под прикрытием щитов.

Над перевалом уже сгущались грозовые тучи, озаряемые молниями. Вскоре полил сильнейший дождь — ручьями, потоками. Ксен прокричал что-то, преодолевая раскаты грома, и повел людей на штурм перевала. Но, как только они начали карабкаться по склону, сверху раздался еще более угрожающий грохот, словно гора распадалась изнутри. Я увидела, как груда камней катится вниз с чудовищным гулом. Они сталкивались друг с другом, подпрыгивали на уступах, гремели, увлекая за собой новые глыбы. Ксен закричал еще громче, превозмогая жуткий шум оползня, и его люди кинулись в укрытие.

Те, кто не успел вовремя спрятаться под достаточно большим выступом скалы, распластались на земле, накрывшись щитами.

Гроза свирепствовала все сильнее, и при каждой вспышке молнии доспехи наших воинов, блестящие от дождя, загорались, словно огонь. По-видимому, между нашими и позициями кардухов существовало какое-то препятствие, хоть я и не могла его разглядеть: Ксен остановился и старался пробраться к ним то с одной стороны, то с другой, но у него не получалось. При каждой попытке горцы сбрасывали большое количество камней, и булыжники порождали настоящие обвалы. Это было ужасное зрелище, и молнии делали его еще более пугающим. Одна из них попала в гигантское дерево: оно с чудовищным грохотом рухнуло на пути атакующих и вскоре вспыхнуло, словно факел, озаряя всю долину сиянием.

Ксен дождался, пока сила пламени поубавилась, и продолжил атаки, одну за другой, отвлекая врагов, пока не наступила ночь. Лишь затемно греки вернулись в лагерь; кроме того, люди устали. У многих сил вообще не осталось. Я смотрела, как они возвращаются, и сердце мое сжималось. Грязь покрывала их, многие истекали кровью, некоторые опирались на товарищей, зажимая руками раны, а в глазах у них стояло выражение, которое трудно описать, невозможно забыть.

Ксен пришел последним, а после того как до лагеря добрались все люди, вверенные его попечению, тут же отправился к Софосу, чтобы узнать, как идут дела у второго отряда.

Агасий со своими воинами уже, наверно, достиг пункта назначения и занял высоту, откуда можно было контролировать второй перевал. Вероятно, завтра нам удастся выбраться из ловушки, устроенной кардухами. Я взглянула на беременную девушку и подумала о том, что для нее этот переход может стать последним. Придется двигаться с той же скоростью, с какой пойдут мужчины, и точно так же подвергаться опасности попасть под камнепад и под град смертоносных стрел. Наши принесли с собой несколько трофеев: в два локтя длиной, они казались небольшими копьями, а падая сверху, обладали сокрушительной мощью.

Оставалось лишь одно решение, но мне предстояло действовать неожиданно и, быть может, даже применить силу, хотя это слово при одной мысли о нем вызывало у меня улыбку. Ксен ушел, чтобы принять участие в совещании. Тогда я занялась девушкой: принесла ей одеяла и кое-какую еду.

— Как тебя зовут? — Я до сих пор не знала ответа на этот вопрос.

— Листра.

— Что за странное имя?

— Не знаю. Мой хозяин всегда называл меня так.

Она говорила по-гречески хуже, чем я, со странным акцентом, словно смешавшим в себе отзвуки многих языков и наречий.

— Откуда ты родом?

— Не знаю. Меня купили, когда я была еще совсем маленькой.

— Значит, ты не ведаешь, сколько тебе лет?

— Нет.

— А когда родится ребенок — тебе известно?

— Нет. А какая разница?

С ней трудно было спорить.

— Выслушай-ка меня хорошенько. Поешь, а потом поспи. Постарайся как можно лучше отдохнуть. Устраивайся на этом выступе скалы, чтобы не намокнуть, если снова пойдет дождь. Сейчас он прекратился, но в здешних краях никогда не знаешь, когда пойдет снова.

Девушка набросилась на еду, не заставив просить дважды.

— Завтра нас ожидает самое худшее. Если удастся выбраться отсюда, вероятно, какое-то время мы сможем продолжать путь… не то чтобы спокойно, но и не дрожать все время от страха. Завтра может произойти все, что угодно, и каждому предстоит самому позаботиться о себе, не следует ждать ни от кого помощи. Не знаю, окажется ли этот день лучше, чем сегодняшний, или хуже, но ты не отпускай хвост мула. Если что-нибудь случится — кричи, и я тебе постараюсь помочь, однако сама не знаю, буду ли в состоянии это сделать.

Листра посмотрела на меня с выражением запуганного животного.

— Я не говорю, что нам предстоит умереть; есть вероятность, что справимся, но тебе не стоит ни на кого рассчитывать, даже на меня. Ты поняла?

— Поняла, — ответила девушка все с тем же запуганным выражением.

Я дала ей еще кусок хлеба. Лежалого и черствого — но все же хлеба.

— Оставь его на завтра и съешь только тогда, когда почувствуешь, что не можешь без него обойтись. На плохую ситуацию найдется худшая. Ты поняла?

— Поняла.

— А теперь отправляйся спать.

Я повернулась, чтобы уйти, и чуть не столкнулась с молодым человеком в бронзовых доспехах.

— Наконец-то я вас нашел. Раньше не мог: был на поле боя. Но теперь вижу, что с вами все в порядке, чему очень рад. Я не хотел толкать ее.

— Никарх-аркадиец. Кто бы мог подумать? Ты знаешь, что я ухаживала за тобой, пока ты пребывал больше на том свете, чем на этом?

— Действительно, твое лицо кажется мне знакомым.