— А может быть, это мне следует задать вам такой вопрос?

И тут Софи поняла, что попалась, что ее тайна раскрыта, обнаружена…

— Я здесь пишу, — пробормотала она, готовая к самому худшему. Эдвард может рассказать обо всем ее матери, и та придет в бешенство. — А как вы меня нашли?

— У вас для поисков натуры целый город в распоряжении! — резко произнес Эдвард, не ответив на ее вопрос. — Но, Боже мой, Софи, как вы могли выбрать такое ужасное место?!

Софи невольно выпрямилась.

— Не вижу в этом месте ничего дурного.

Вокруг «паккарда» уже собралась целая толпа — тут были и жильцы многоквартирного дома, и уличные торговцы. Мальчишки носились вокруг машины, завывая и визжа.

— Ничего? — грубовато спросил он. — Это же нищий район, где живет всякая голытьба, и, я думаю, вам это слишком хорошо известно.

— Разумеется, мне это известно. Именно поэтому я здесь. — Она с подчеркнутой любезностью улыбнулась Эдварду. — Я не уверена, что это ваше дело, мистер Деланца.

Эдвард изумленно уставился на нее. Софи и сама себе удивлялась. Она никогда прежде не спорила с мужчинами — тем более с такими дьявольски привлекательными.

— Это будет моим делом, дорогая, — глядя прямо ей в глаза, заявил Эдвард.

Софи не смогла отвести взгляда. Его слова, его волнующий голос, его дерзкие голубые глаза — все это неотразимо действовало на нее. Щеки Софи залились алым цветом, ей стало трудно дышать. И она поняла, что Сюзанна не ошиблась. Эдвард действительно хочет сделать ее своей любовницей. Он хочет затащить ее в свою постель. Он намеревается соблазнить ее.

И, думая обо всем этом, Софи молчала. Она просто смотрела на Эдварда.

Наконец он вздохнул. Отыскал взглядом мольберт Софи, но тот был повернут так, что Эдвард не мог видеть работу. Посмотрев на девушку с непонятным ей выражением, Эдвард пошел к мольберту.

Софи это не понравилось. Она испугалась и насторожилась. Сжав руки и чувствуя, как что-то подкатывает к самому горлу, она следила за ним. Ее не волновало, что Эдвард думает о ней самой, но почему-то казалось очень важным, как он отзовется о ее работе. Софи вдруг представила, как Эдвард сейчас разразится смехом и скажет, что она — сумасшедшая калека…

Он остановился перед мольбертом и несколько мгновений спустя перевел взгляд на Софи.

— Это совсем не похоже на портрет мисс Эймс.

— Да.

Он снова посмотрел на холст.

Софи прижала руки к рвущемуся из груди сердцу.

— Вы… вам это нравится?

— Да. Да, мне это очень нравится. — Но в его взгляде Софи видела замешательство, удивление… Эдвард слегка нахмурился.

— В чем дело? — спросила она, не веря, что ему действительно пришлась по вкусу ее работа.

— Я вас недооценил, — ответил он.

Софи замерла, пытаясь понять, что означают его слова: комплимент или неодобрение?

Эдвард отошел от мольберта и вернулся к девушке.

— Вчера я подумал, что ваша работа талантлива, весьма недурна, но ей чего-то не хватает.

Софи молчала, неотрывно глядя в его глаза.

— Теперь я точно знаю, чего не хватало в том портрете. — Синие глаза Эдварда блеснули. Он ткнул пальцем в сторону холста. — Того, что есть вот тут.

— Что же это? — пискнула Софи. Он улыбнулся:

— Это сила. Страсть. В этой работе есть сила, Софи. Я посмотрел на этих женщин и почувствовал, что мне хочется плакать.

Девушка окончательно утратила дар речи.

— И никогда больше не говорите мне, что вы эксцентричны, — резко произнес Эдвард. — Потому что это не так. Вы необычны, неординарны.

Сердце Софи вдруг стало биться реже, но гораздо громче. На глаза навернулись слезы.

— Нет… нет. Вы преувеличиваете, — прошептала она. Ее вдруг охватило чувство, что ее собственная жизнь принадлежит не ей, а кому-то другому, что все происходящее — прекрасный сон…

Эдвард присмотрелся к ней и неожиданно спросил:

— А ваша мать знает, что вы пишете в такой манере?

К Софи отчасти вернулось самообладание.

— Нет. Ей это не понравится. Она этого не поймет.

— Вы правы, — согласился он. — К черту Сюзанну.

Софи сжала губы. Это было уж слишком.

Тут Эдвард понял, что происходит.

— Вам не разрешали приезжать сюда работать… верно?

Софи не колебалась.

— Конечно, не разрешали. — Она вопросительно посмотрела на Эдварда: — Вы ей расскажете?

— Нет!

Софи облегченно вздохнула.

— Я вам весьма признательна, — мягко произнесла она. Эдвард встряхнул головой, впиваясь взглядом в Софи, его голубые глаза весело сверкнули.

— Отлично! Вы передо мной в долгу, и я потребую платы.

Софи не на шутку испугалась. Боже, да он собирается дотронуться до нее! Он подошел так близко… Глаза Софи расширились до невозможности, когда Эдвард коснулся пальцами ее подбородка и приподнял ее лицо. Она не могла в это поверить, готова была потерять сознание. Неужели он намерен поцеловать ее — вот тут, при людях, на улице, средь бела дня? Неужели он поцелует ее с такой же страстью, с какой целовал Хилари?..

Но тут Софи поняла, что ошиблась, что его намерения совсем иные.

Он не стал ее целовать. Он не собирался ее соблазнять — ну конечно, не здесь же, не сейчас… Он просто взял ее за подбородок и, глядя на нее твердо и весело, сказал:

— Я хочу увидеть остальные ваши работы, Софи. Вы мне их покажете?

Эдвард шел по дому следом за Софи. Софи молчала. Она распрямила плечи и высоко вскинула голову. Эдвард слышал, что девушка дышит неровно. Он подозревал, что Софи напугана.

Он хотел бы утешить, успокоить ее, но боялся, что она передумает и не поведет его в свою мастерскую, если он заговорит, а потому молчал. Он просто прибавил шагу и пошел рядом с девушкой, заглядывая в ее напряженное лицо.

В конце коридора они остановились. Софи открыла дверь, но не вошла внутрь. Побледнев, она посмотрела на Эдварда. Он успокаивающе улыбнулся ей. Но она не смогла улыбнуться в ответ.

— Входите, — сказала она. — Входите, если вам этого хочется.

Эдвард переступил порог большой, полной света и воздуха комнаты. В дальней ее стене были огромные двойные окна, открытая дверь вела во второе помещение мастерской. Несколько холстов на подрамниках стояли вдоль стен.

Эдвард быстро прошел вперед, оглядывая картины. Ему в особенности понравился портрет Лизы в бальном платье из пенных кружев — это была романтичная, нежная картина, светлая, написанная в пастельных тонах. Пышная юбка, немного напоминающая балетную пачку, казалось, вот-вот выплеснется с холста.

Эдвард задержался и перед натюрмортом с букетом пылающих красных и пурпурных цветов. Эта работа отличалась от портрета Лизы, как ночь ото дня. Здесь Софи использовала драматическую, почти грубую палитру, в натюрморте преобладали красные и очень темные тона, и кисть ударяла по холсту неистово и акцентировано, задний план скрывался в размытой тени. Эдвард был потрясен. В этой работе не чувствовалось трагичности, которая пропитывала картину, изображающую женщин-иммигранток, но натюрморт пылал страстью и был так же выразителен, как жанровая сцена. Все работы Софи совсем не походили на обычную салонную живопись, они были куда более сильны, они были прекрасны…

И Эдвард впервые по-настоящему ощутил, что за спокойной, серьезной внешностью Софи скрывается нечто гораздо большее. Он догадывался об этом, теперь остатки сомнений развеялись. Софи была способна на дерзость и блеск, на безрассудство и оригинальность, на силу и страсть — и она не должна больше прятать от мира ни себя самое, ни свои картины. Эдвард был более чем уверен в этом.

Он посмотрел на Софи. Какие еще тайны кроются за фасадом банальной благопристойности? Ведь в этой девушке, как теперь понимал Эдвард, совсем нет ничего банального, посредственного. И его пульс участился при мысли, что Софи может оказаться такой же страстной в любви, как и в работе.

— О чем вы думаете? — шепотом спросила Софи, на ее щеках выступил нежный розовый румянец.