Все же на один вопрос можно ответить вполне определенно: маленькие дети действительно способны возвращаться к сценам своей смерти и повторно переживать состояние после смерти. Переживания, связанные со смертью, были необычайными. Я даже напоминала сама себе, что это дети описывают смерть.

Я никак не подготавливала их к тому, чтобы они «вспомнили смерть». Я не хотела пугать их заранее. Но каждый раз, закончив рассказ о жизни, они естественно переходили к описанию смерти. Все эти дети вспоминали мирную смерть, как и 62 процента добровольцев Хелен Уомбэч. Их описания смерти также совпадали. Когда они покидали свое тело, то взлетали все выше в небо, так же как сообщали об этом взрослые во время регрессий. Переход казался легким.

Я чувствовала прилив вдохновения каждый раз, когда выслушивала подобную историю из уст ребенка. Это были священные мгновения. Я чувствовала почти физически энергетический сдвиг, происходивший в комнате. Иногда мне явно казалось, что тело ребенка окружено сиянием, когда он говорит об этом совершенно умиротворенно. Я ожидала этих моментов, этих энергетических пиков, чтобы спросить, чему научила его предыдущая жизнь. И каждый раз я улавливала проблеск озарения – из уст ребенка исходили слова, несущие в себе мудрость, совершенно не объяснимую их малым жизненным опытом. Именно в эти минуты я до конца осознавала, что нахожусь в присутствии мудрых и опытных душ. Лишь тогда, когда сеанс заканчивался и дети снова возвращались в свои детские личности, я понимала, какими маленькими они были в действительности.

Во время одной из регрессий Чейза после того, как он прошел сквозь момент смерти, я спросила: «Что происходит после того, как мы умираем?» Без всяких колебаний, твердым мудрым голосом он стал объяснять: «Когда мы умираем, то получаем возможность сами решать, что предпринять дальше. Мы можем возвратиться к сцене из своей жизни, которую только что оставили, и получить любую информацию, чтобы ответить на вопросы и завершить эту жизнь. Мы также можем отправиться к своим близким, с которыми расстались, попрощаться с ними или посмотреть, что произойдет с ними в будущем. Если мы видим, что с ними все в порядке, то освобождаемся и можем покинуть Земной план». (Это его точные слова – слова семилетнего ребенка.)

Я спросила, что произойдет, если мы увидим, что у наших любимых неприятности. «Мы можем быстро возвратиться в тело, чтобы находиться рядом с этими людьми. У нас есть возможность возвратиться в духовное тело и летать над сценами жизни, которую мы оставили, чтобы видеть все происходящее в реальном времени. Мы находимся в ином времени, когда покидаем Землю. Затем мы отправляемся на Небеса, прежде чем возвратиться назад, чтобы родиться в ином теле».

Определения, сделанные Чейзом, удивительно точно совпадают с рассказами о переживаниях на пороге смерти и с описаниями состояний бардо восточной мифологии. Если это знал семилетний Чейз, не знаем ли мы все это также? Не является ли наше рождение всего лишь «сном и забвением» тех внеземных состояний, как писал поэт Вордсворт? Казалось, что Чейз нуждается лишь в легком толчке, чтобы вспомнить все это.

Описываемый эксперимент происходил в то время, когда воспоминания Чейза о Гражданской войне были спровоцированы войной в Персидском заливе. Через три года после своей первой регрессии он высказал желание возвратиться в ту жизнь, чтобы завершить свою смерть. Наконец он смог примириться с этой памятью и избавился от грусти. Снова я вспомнила о силе этого процесса – самые цепкие влияния из прошлых жизней могут быть нейтрализованы благодаря ясным воспоминаниям. Эти сеансы были исполнены глубокого смысла для нас обоих. Почему я не могла добиться того же результата во время случайных регрессий с чужими детьми? Возможно, у них не было тех тяжелых проблем, которые тревожили Чейза и Сару? А может быть, это произошло потому, что импульс исходил от самого Чейза, а не от меня?

Я достигла мертвой точки в своих экспериментах с детьми. Яне была уверена в том, что они смогут разрешить какие-либо проблемы таким образом. Тогда зачем все это было нужно? Мой энтузиазм начал угасать. Я не знала, чем заняться дальше. Приходилось только ждать, вдруг что-нибудь снова выведет меня на этот путь.

У Чейза появилась проблема, которую он не мог решить. Как-то в канун Нового Года он отправился на свою первую вечеринку в школу каратэ, где обычно тренировался. Это были дни расцвета популярности вездесущих Черепашек Ниндзя, и дети играли в Черепашек, смотрели видеофильмы по каратэ и уминали с особым удовольствием любимую еду Черепашек – пиццу. Они делали темные туннели из одеял, превращавшиеся в их воображении в сточные трубы, в которых жили Ниндзя. Чейз был вне себя от восторга. Но поздно вечером он стал выказывать признаки подавленности и никак не мог заснуть. Моя подруга, Эйми Мак-Логхлин, присматривающая за детьми, никак не могла успокоить его. На рассвете она усадила его в машину и отвезла к нам домой. Чейз был измотан и в каждую секунду готов был заплакать. Он никак не мог объяснить своего настроения, сказал только, что пытался проверить, до которого часа сможет продержаться и не заснуть. Когда же он решил уже заснуть, то ему это просто не удалось.

После этой ночи с Чейзом стали происходить приступы беспокойства каждый вечер в одно и то же время. У него заболевал живот, он резко бледнел и начинал беспокоиться, что снова не сможет уснуть. Мы испытали все: теплые ванны, релаксационные упражнения, горячее молоко, успокоительную музыку, но ничего не помогало. Разговоры с ним также ни к чему не привели. Я поговорила со взрослыми, присутствовавшими на вечеринке, но те утверждали, что ничего необычного не произошло. Итак, в, чем заключалась проблема Чейза? Такое состояние продолжалось целых шесть недель, и я начала беспокоиться. Мы уже собирались обратиться к врачам, когда сам Чейз предложил попробовать пройти регрессию.

Я решила дождаться того часа, когда обычно начинался приступ беспокойства. Вместо того чтобы проводить релаксационное упражнение, я собиралась воспользоваться болезненными ощущениями, возникающими у Чейза в животе, как мостом к прошлой жизни. Этому научил меня Роджер Вулгер. Я попросила Чейза лечь в кровать и описать ощущение в животе. Он сказал, что чувствует пустоту, которая поднимается от желудка к горлу, а затем вновь возвращается в живот. Для того чтобы усилить его фокусировку, я спросила, может ли Чейз различить цвет этого ощущения. Он ответил: да, ощущение имело оранжево-желтый цвет. Это не было чувство тошноты (хотя его несколько раз рвало во время приступа), скорее, это было чувство опустошенности – добавил Чейз. Я предложила ему «оставаться с чувством пустоты».

Это подействовало. Чейз увидел себя в образе взрослого человека, закованного в кандалы в темнице. Действие происходило в «замковые времена». Вокруг царила тьма, и он был один. Его руки были вытянуты над головой и болели. Он продолжал осознавать все ощущения в своем теле, рассказывая историю.

Я предложила отправиться в более раннее время, предшествующее его заключению в темницу. Он увидел себя на деревенской площади. Там располагался базар. Он собирался что-то украсть. Его рука потянулась к прилавку, но он тут же был схвачен. Следующее, что он помнит, – это темница.

Я попросила его направить внимание на эмоции. «Я чувствую себя виноватым, – продолжал Чейз, – я раскаиваюсь. Это было большой глупостью – так распорядиться своей жизнью. Я ощущаю чувство вины у себя в животе. Я не могу спать в таком положении. Я умираю. Я взлетаю вверх, я проплываю над замком и над городом. Я знаю, что должен взлететь еще выше. Я чувствую себя лучше».

«Нужно ли тебе сказать что-то тем людям, которых ты здесь оставил?» – спросила я, проверяя, нет ли незавершенных дел в этой жизни. Так обычно поступал доктор Вулгер, когда пациент рассказывал о состоянии после смерти.

«Они знали, что я пойман. Этого достаточно», – Чейз удовлетворился этим ответом.