Нет, какая-то противоречивая картина вырисовывается, надо бы понаблюдать повнимательней. Явно тут все немного не так, как мне показалось на первый взгляд.

Интересно, на чем же держится это общество, если родственным связям и впрямь не придают почти никакого значения? Общность интересов? И как подобного добиться, если в тела драконов вселяются сознания людей не только разных миров и культур, но и вообще не гуманоидных существ, чей разум и логика наверняка очень сильно отличаются от человеческих? Как они находят общий язык?

Наконец мы нашли того, кто что-то знал о моей родне, он даже сказал, в какой пещере их можно найти. Отреагировал на меня этот дракон точно так же, как и другие, что уже стало откровенно нервировать. Только еще спросил у Ворона непонятное:

– Так она не «пустая»?

На подтверждающий кивок черного задумчиво покачал головой и наградил меня непонятным задумчивым взглядом.

И что значит «пустая», в каком смысле?

Чувствую себя первооткрывателем. Сколько всего тут неясного, меня азарт одолел, в который уже раз, выяснить все назло этим конспираторам. Уже начинаю прикидывать, как бы избавиться от Ворона хоть на время, а то ходит за мной как надзиратель. Уж я б тут пошарила без него как следует!

И наконец «долгожданная» встреча с родственниками. Может, я черствое и равнодушное существо, но никаких эмоций, кроме неловкости, испытать так и не удалось, несмотря на все попытки. И наверное, я склонна судить всех по себе, но кажется мне, что родственники тоже особой любовью к потерянному ребенку похвастаться не могли. Смотрели они на меня ровно с тем же недоверчивым любопытством, что и все остальные драконы.

– Ворон, не мог бы ты?.. – И глазами показываю: не соблаговолите ли удалиться, дорогой товарищ?

Дракон мою пантомиму понимает мгновенно и без дополнительных разъяснений. Недовольно кривится, но уходит.

Ну и что же дальше? Родственники… мама, папа и два младших брата-близнеца креативной апельсиновой расцветки. Что осталось о них в памяти моего нынешнего тела? Вроде бы я любила братьев и по-детски восхищалась отцом, о матери не помню ничего, кроме того, что она была постоянно занята близнецами и на меня внимания совершенно не обращала. Впрочем, это совсем не мои воспоминания, они слишком детские, еще незамутненные взрослым скепсисом. Как раз тот период, когда мне начали сниться полеты, и я больше присутствовала в этом теле в качестве наблюдателя, чем управляла им.

Только на нынешний момент это проблему никак не решает. Не имею ни малейшего представления, что делать с родственниками дальше. А значит, в сторону лишние сантименты, от них сейчас все равно никакой пользы, будем общаться в деловом ключе. И в качестве собеседника я сразу выбрала главу семейства, за редкую масть, не зря мне расцветка Геста показалась знакомой. Драконий папа был похож на него как брат-близнец, что вполне может оказаться правдой.

– Поговорим? – предлагаю.

Он лишь согласно кивнул, в выразительных лиловых глазах отразилось одобрение. Мы найдем общий язык, вот точно.

Остальные родственники даже с некоторым облегчением вернулись к своим делам, радуясь, что их избавили от тягомотной обязанности изображать эмоции, которых они не испытывали. А мы с главой семейства отправились на неторопливую прогулку до ближайшего очага, где готовили что-то вкусно пахнущее.

Разговор начинаю первой:

– Понимаю, что такой подарок, как я, тут никому не нужен, да и сама не очень-то стремлюсь влиться в семью, но общая ситуация вызывает недоумение. У вас всегда так равнодушно относятся к пропаже детей? И почему на меня все смотрят, как на уродца в цирке?

Дракон бросил на меня чуть виноватый взгляд. Что, совесть мучает? Так совершенно напрасно, я ведь ни в чем не обвиняю, просто понять хочу. Так и сказала. Дракон вздохнул и покачал головой.

– Жалею, что проглядели тебя. У нас ведь не принято привязываться к «пустым» детям. Ты была поздняя, мы не рассчитывали, будто что-то изменится.

– А теперь можно доступно для тех, кто ничего не знает о вашей жизни? Кто такие «пустые» и почему к ним такое отношение?

Подошли к очагу, повара вручили нам две небольшие миски с вкусно пахнущим рагу. У-мм, грибочки, люблю! Устроились чуть в сторонке, чтобы никому не мешать, и я на время забыла обо всех своих вопросах, ублажая вдруг вспомнивший о насущном желудок. Сегодня удалось только позавтракать, да и то не слишком плотно.

Но как только я удовлетворила первый голод, мы вернулись к разговору. Узнала наконец, кто же такие «пустые» дети. И… нет, аппетит у меня не пропал, и даже настроение не испортилось. Потому что я ожидала чего-то подобного, да и остальное меня не шокировало, все вполне закономерно.

«Пустые» – дети, которые так и не обрели разум. Меня, помнится, занимал этот вопрос: бывают ли в Заповеднике те, кому не досталось чужого сознания? Значит, бывают, и родители стараются к ним не привязываться. И вовсе не потому, что не хотят любить таких неполноценных, хотя на самом деле они даже более неразумны, чем фамильяры, которых разводят люди, у тех хотя бы за счет ментальной связи с хозяином какой-никакой разум появляется, а эти просто звери, самые обыкновенные, даже глупее собаки. Однако все дело в том, что их еще в самом раннем возрасте отдают людям. Это позволяет «пустым» обрести некое подобие разума и заодно работает на легенду о полной дикости и безмозглости драконов Заповедника. Потому что фамильяры из них получались гораздо более глупые, чем из питомников, особенно если затягивать с тем, чтобы отдать малышей.

– Я думала, люди невылупившиеся яйца забирают, их разве транспортировать не проще?

– Нет, с тех пор как мы договорились с егерями, яйца почти не трогают, с ними как раз сложней, нужен определенный температурный режим, от него зависит пол ребенка.

– Как у крокодилов, что ли? – спрашиваю.

– Да, – он улыбается, – примерно.

– И я, значит, была такая «пустая»?

– Не ты, – педантично уточняет дракон.

– Ну да, это тельце, – соглашаюсь. – Но все равно, вот пропала я, и что, даже никто не забеспокоился, не искал?

– Отчего же, искали сутки. Тело не обнаружили, значит, это не волки и не рысь. Егеря всегда предупреждают, если забирают малышей. Остаются лишь браконьеры.

Железная логика.

– А браконьеры, значит, нормально?

– Разумеется, ведь итог один. На самом деле для нас нет большой разницы между егерями и браконьерами. И те и другие со всеми предосторожностями доставляют малышей к людям.

Я не стала уточнять, что бывает, если происходит ошибка и браконьеры украдут не того. То же, что и со мной или с Артемом, в его случае просто вернулся обратно в Заповедник.

О моральной стороне проблемы я даже задумываться не стала. Потому что не мое это дело совершенно, оставаться здесь не собираюсь. То есть и раньше не собиралась, а теперь окончательно убедилась, что не мое это. И дело вовсе не в том, что драконьи родственники приняли не радостно, сама-то тоже энтузиазмом не блистала. Слишком во мне еще свежа память о человеческой жизни, чтобы легко принять драконью родню. Нет, все гораздо проще: я не могу себе представить, как вообще смогу жить в каменных пещерах, при такой скученности, да еще и среди этих экзотических светящихся кристаллов. Чтобы такое воспринимать нормально, надо, наверное, с детства привыкать. Я имею в виду драконье детство.

Вернув поварам пустую посуду, мы отправились дальше, прогуливаясь и беседуя. Я расспрашивала о разнообразных мелких подробностях драконьего быта, было просто интересно. Узнала заодно, как зовут моего собеседника, а то прямо даже неудобно – не знаю имени главы семейства. Имя было необычным, Лазарь. Впрочем, как он объяснил – прозвище, оставшееся от прежней жизни, а своего старого имени он уже почти и не помнит. Все равно не пользуется им здесь.

Оригинальненько так, с другой стороны, новая жизнь – новое имя, в чем-то это даже логично. Ко мне вот прозвище тоже прилипло, как уж оно не нравится, но привыкать начала. И чую, жить мне с ним теперь долго-долго, полное-то мое имя тут никто и не выговорит, наверное.