Закупили за счет казны хлеб, скот, инвентарь для хозяйства - от топора до сохи с железным лемехом, и выдали каждой семье, пострадавшей от ворогов. Помогли и деньгами, но в долг, на обзаведение теплой одеждой, посудой и другой домашней утварью. Людям мастеровым дали ссуды на их ремесло, так что они сами могли прокормить свои семьи. С этой помощью народ в разоренных землях пережил трудную пору - хотя и бедно, но не умирая от голода и холода. В самом Новгороде жизнь налаживалась гораздо скорее - со снятием вражеского заслона на Ловати и Двине пришли караваны судов с хлебом из Поволжья и Приднепровья, а за ними и с другими товарами, так что о недавних лишениях люди скоро забыли, как и угрозе от поморских племен. Прежние тревоги и уныние сменились весельем и радостью первых побед, а затем все пошло обычным чередом, с будничными хлопотами и заботами.
Тем временем Варяжко готовил новую экспансию - теперь на север. Только не к Балтике - минувшая война с Поморьем послужила хорошим уроком не лезть туда прежде срока, а к Белому морю, где в будущем поставят Архангельск - главный торговый центр на севере Руси. Отсюда открывался морской путь из северной Европы в новые земли - от Поволжья до Урала, которые Варяжко, ничтоже сумнящеся, намеревался также присоединить к Новгороду в самом скором времени. Кроме природных богатств, сулящих немалые выгоды, этот малонаселенный край привлекал и кажущейся доступностью - не видел серьезных помех в продвижении Новгорода в этом направлении, в отличие от той же Балтики. Но все же перестраховался - отправил в разведку несколько групп из особого отряда, который он сам сформировал и держал при себе для подобных целей.
Этой зимой породнился со старейшиной словен Доброславом - взял в жены его внучку Преславу. Обратил внимание на девушку по наущению Велимудра, тот без обиняков высказал:
- Ты хотя и крепко стоишь на ногах, но все же не лишним будет, если за тебя заручится сильный род. Присмотрись к младшей внучке Доброслава - девка кровь с молоком, будет справная жена. А род ее почитаемый, идет от самого Гостомысла - того, кто призвал Рюрика, - породниться с ним немалая честь!
Увидел девицу на празднике коляды - та вместе с подружками пришла колядовать в дом почтенного мужа, у которого гостевал Варяжко. Тот и подсказал:
- Вот эта девка та самая, о которой я тебе толковал. Хороша? Вот то-то, бери ее в жены, пока не увели! А с Доброславом я сговорюсь, да он и не будет против - о тебе между нами была уже речь.
На взгляд Варяжко, ее было чересчур - слишком крупная и полная! Ему больше нравились стройные девушки, но при том признавал - по нынешним меркам она в самую пору, всем на загляденье, да и лицом не страшна, хотя до утонченной красоты, как у Румяны, ей ой как далеко. Но даже и была бы безобразна и крива, то ее родство перевешивало подобный изъян - ради дела и не такое стерпишь! Варяжко про себя уже согласился со старым мужем, желавшим ему добра, о том и сказал: - Девка хороша! Беру ее в жены, если сговоримся.
Сговор прошел без сучка и задоринки, правда, Варяжко не увидел на лице отца невесты, Креслава, внешне ничем приметного мужа лет за сорок, особой радости при виде жениха - наверное, выбрал уже кого-то другого в мужья младшей дочери, да пришлось уступить воле своего отца. Заломил вено чрезмерное - целых пять гривен, как бы пытаясь отпугнуть не совсем желанного зятя, но тот, не моргнув, затеял с ним торг, как с барышником, сбывающим пусть и ладную, но обычную кобылу, а не златогривую лошадку из небесных чертогов:
- Спору нет, Креслав, девка всем хороша. Но ведь не дороже денег, которых она стоит. Да за пять гривен можно и двух заморских княжней купить на торгу, а тут своя, доморощенная, нашим хлебом и молоком вскормленная, а не каким-то нектаром или амброзией. Красная цена - две гривны, и то ради уважения к роду вашему.
- Что же ты, Варяжко, обижаешь дочь нашу, - начал заводиться невозмутимый до сих пор отец семейства, - пусть она не княжеских кровей, но ни в чем отказа не знала, ела и пила что душе угодно. Мы же ее холили и лелеяли, берегли, как зеницу ока. Четыре гривны, и то ради уважения к тебе - славному воителю и мужу.
- Две с половиной, Креслав, уж иду в убыток ради такой крали. Но больше не проси, не поймут же люди - с чего, мол, отдал такие деньжищи или с головой не дружишь?
- Да какое им дело - то нас только касается и останется между нами. Ладно, бери за три с половиной - коль ты идешь на уступку, пойду и я. Но за меньше не отдам, то уже в обиду будет!
Сговорились за три гривны и пять кун, ударили по рукам, после обсудили свадьбу, наметили ее через седмицу, как раз к празднику водосвета - будет молодым утеха и здоровья от воды целебной. Все то время, что шли переговоры, жена хозяина - дама мощного сложения, дочь пошла в нее, сидела за столом рядом с мужем и молчала, только изредка поддакивала, когда тот оборачивался к ней. По-видимому, Креслав держал ее в строгости, несмотря на свой небольшой рост и стать вовсе не богатырскую. Как ему это удавалось - Варяжко не выяснял, хотя знал не понаслышке, что в иных семьях жены не считались с мужьями и даже поколачивали их. Сама невеста пристроилась в углу на лавке здесь же, в горнице - отец не стал выставлять дочь после знакомства с женихом. Сидела тихо, опустив глаза, лишь пунцовое лицо выдавало ее смущение и стыд. Когда же Варяжко встал из-за стола, собираясь уходить, подняла на него очи свои карие - в них увидел не страх или тревогу за новую жизнь, а искорки любопытства и интереса к нему - по-видимому, жених пришелся по нраву.
До свадьбы пару раз навестил невесту и то ради приличия - сама же Преслава его нисколько не прельщала, несмотря на ее выдающиеся телеса. Пока семья находилась в Казани - старшая жена вновь ходила на сносях, не стал беспокоить ее и детей неблизкой дорогой, - тешил плоть с бывшей наложницей, Радмилой. Еще два года назад, когда переезжал в Поволжье, вернул ее прежнему мужу - тот предложил выкупить жену, прослышав о переезде Варяжко. Отдал больше, чем сам получил, даже согласился на условие - отпускать ее на время, когда он будет в городе. Так и повелось, в свои приезды снимал комнату в гостином дворе, заезжал к купцу и брал Радмилу для плотских утех, а перед отъездом возвращал. Теперь же, когда обосновался в городе на правах хозяина, и вовсе перевез любовницу в новые хоромы, заплатив Мировиду выкуп. А тот не роптал, не в силах отстоять свою ненаглядную, только ждал в надежде - она вернется к нему, когда приестся тирану.
В день свадьбы молодые вознесли дары богам - Роду и Роженицам в главном капище Новгорода, получили благословение волхва Божидара. После храма вышли на лед реки и вместе со всем народом праздновали Водосвят, во многом схожим с христианским Крещением, даже в тот же день. После освящения воды раскаленным железом славили песнями Мару-Марицу-Водицу, бросали в прорубь зерно и хлеб. Самые смелые окунались с головой в ледяную купель, большинство же праздновавших людей, Варяжко тоже, обошлись символическим омовением - смачивали руку в проруби. Дальше вместе с приглашенными гостями отправились в хоромы родителей невесты, теперь уже законной жены, после недолгого обряда благословения и прощания продолжили пир у новобрачного мужа. Народу было много - в просторных хоромах едва хватило места всем. Пришли родичи с обеих сторон, важные мужи других родов, прежние и нынешние сослуживцы, соратники.
Степенные мужи и их жены говорили речи, преподносили новобрачным дары, пили и ели вдоволь с богатого стола, в положенный час разошлись, довольные оказанным приемом. Варяжко притомился изрядно, но не от волнения - ее вовсе не испытывал, а как после тяжкого труда. Преслава же, напротив, радовалась как дитя забавной игре, весь день и вечер с ее лица не сходила счастливая улыбка. А когда гости разошлись и пришло время отправляться в опочивальню - смотрела на него с наивным восторгом, даже благоговением в ожидании чудесного таинства. Не стал расстраивать новоиспеченную жену в первую же ночь, постарался исполнить ее мечтания в меру своих возможностей. Поднял на руки пятипудовую супругу, поднялся по скрипящей от тяжести лестнице в терем, аккуратно, не махом, опустил нелегкую ношу на просторное ложе. Не стал тушить свечу, при ее свете стал разоблачать пышное тело, жена же послушно, с закрытыми глазами, помогала ему в том.
