Владимир со своим воинством подходил осторожно - ему уже приходилось сталкиваться с метательными орудиями новгородцев при захвате крепостей на Волге. Выдвинул вперед струги и челны, те пошли на перехват ушкуев, сам же с остальными судами приотстал. На помощь ушкуям Варяжко отправил свои струги, между легкими кораблями обеих сторон завязалась схватка на короткой дистанции, едва ли не борт о борт. В численности судов, как и в войске, Владимир имел более, чем двукратное преимущество, новгородцы же могли противопоставить лучшую выучку экипажей и свое грозное оружие - греческий огонь. Сражение стругов стало почином, дальше вступили в бой ушкуи и ладьи, с ними уже перевес киевского флота стал подавляющим - новгородцы отступали, огрызаясь огнем и снарядами онагров. Но стоило врагу ослабить напор и повернуть к нужному берегу, как на ушкуях пошли вперед, выбивая неприятельские суда одно за другим.
Пришлось Владимиру для их сдерживания оставить добрую треть своих кораблей, с остальными пошел на штурм выстроившегося на берегу противника. Новгородские воины встретили ливнем стрел из-за своего укрепления, а когда суда прорвались на мелководье - зажигательными гранатами. Под огнем и стрелами вои князя высаживались с бортов прямо в воду и шли вперед, закрываясь щитами и на ходу вставая в строй. Несли огромные потери, но не останавливались, пока не уперлись в заграждение гуляй-города. Пытались опрокинуть его, когда же не получилось, принялись рубить топорами и мечами. Бойцы за стенкой мешали им ударами копий через стрелковые бойницы - стрелы в близкой схватке уже не могли помочь, кто-то пытался достать врага мечом. Все же на нескольких участках княжескому войску удалось прорваться, здесь началась прямая сеча врагов - строй против строя.
Встретились достойные противники, не уступавшие в стойкости и храбрости, но в слаженности и выучке новгородцы имели преимущество, да и подкрепления из резерва помогли - смогли остановить все еще превосходящего в численности неприятеля. Варяжко стоял за передовой линией, давал указания командирам, маневрировал резервом, пару раз сам вмешивался в самых опасных местах. Бой шел уже второй час, стороны бились из последних сил, а судьба его все не решалась - кто же возьмет верх? Переломным мог оказаться тот момент, когда в спину новгородцев ударил отряд воев из-за стен детинца - по-видимому, прорвались через стоявший в воротах пост. Причем, именно тех, кого новгородцы захватили в плен при взятии Киева, а потом милосердно отпустили. Только усилиями воинов из последнего резерва и самого Варяжко с его личной охраной удалось отразить удар с тыла.
Возможно, боги сделали наконец свой выбор - медленно, шаг за шагом, северное войско отдавило противника от гуляй-города, а потом к самой воде, здесь и произошла финальная, самая кровавая, схватка - до последнего воина проигравшей стороны. Новгородцы на этот раз никого не пожалели, добили раненых и редких выживших. После боя принялись искать князя, но ни его самого, ни его дяди, по совместительству воеводы - Добрыни, - среди убитых не нашли. Похоже, успел сбежать вместе с малой частью дружины - несколько скоростных струг сумели прорваться сквозь строй новгородских ушкуев и уйти вниз по течению. Побег Владимира не помешал победителям праздновать свой великий успех - все, до последнего ратника, понимали, что в этом битве решалась судьба их родной земли, да и всей Руси. Как она сложится дальше - наверняка никто не мог сказать, даже их командующий, но то, что она круто поменяется, сомнений ни у кого не было.
Победа далась огромной ценой - из почти трех с половиной тысячи воинов остались в строю чуть более двух, да и среди них немалую часть составили раненые. Получил рану и Варяжко - ударом меча пробили кольчугу и зацепили краем правый бок. Хорошо еще, что бойцы охраны вовремя заметили ранение командующего и перевязали, а то изошел бы кровью. Сам он в пылу боя даже не почувствовал боли, после же от слабости и головокружения едва не упал - поддержали стоящие рядом бойцы, они же прикрыли его и вывели из схватки. Поле сражения не покинул, продолжал командовать своим войском до самого конца, лишь тогда позволил охране увести его в детинец. Ранение случилось не столь серьезным, как показалось вначале из-за обильного кровотечения, уже через два дня нашел силы встать на ноги и вызвал командиров полков на совет.
Обсудили дальнейшие действия и варианты - оставаться в Киеве до избрания нового князя или возвращаться в Новгород, собирать силы для похода в Поволжье. Идти туда сейчас со столь малым воинством не имело смысла - у булгар даже без войска Владимира своих воинов хватало с лихвой для удержания захваченной земли. Так что идти туда следовало после достаточной подготовки, вероятнее всего, в следующем году, в этом уже не успевали - нужно еще набирать людей в полки и хоть немного их подучить. Даже укорил себя мыслью - следовало дать команду взять живыми княжеских воев, пригодились бы теперь. Тут же поправился - тогда, в бою, его бойцы рассвирепели в отчаянной схватке и остановить их практически было невозможно. На совете приняли решение не оставлять Киев без присмотра, а то найдется такой, кто подсуетится и приберет опустевший княжеский престол, не имея на то законного права.
Вновь разослали грамоты к посадникам и наместникам с вестью о победе над Владимиром, повторно призвали к избранию нового князя, разве что уточнили дату съезда полномочных мужей и выбора правителя Руси из предложенных ими кандидатур. На этот раз ответы последовали скоро - теперь, когда новгородцы побили Владимира и лишили его реальной власти, никто не хотел упустить возможность продвинуть на освободившийся престол кого-то из своих. Но первыми объявились в Киеве не они, а волхвы, изгнанные из города Владимиром после принятия им христианства. Не просили, а потребовали - ничтоже сумняшеся в своем праве, - от новгородского правителя вернуть им священное место, сжечь возведенный на нем храм чуждой веры и покарать тех, кто глумился над истинными богами.
Бесцеремонный тон, без тени почитания, и сама речь главы волхвов Ладислава, как он сам себя назвал, вызвали в Варяжко раздражение - так с ним не обращались давно, еще с юных лет, когда заслужил у окружающих людей какое-то уважение. Похоже, тот попытался ошеломить его своим напором, - как говорили в прошлой жизни - пошел на него буром, - и заставить согласиться со своими требованиями. Спокойно, не показывая недовольства, ответил:
- Правда в истинной вере и ваши слова справедливы, в том нет сомнения. Но здесь я гость и не вправе чинить самоуправство. Подождите немного, скоро изберут нового князя киевского - с ним и разберетесь в столь важном деле. Пока же располагайтесь в детинце - вам укажут место для постоя, но прошу - до поры не чините распри с теми, кто принял чужую веру, мне не нужна в городе смута.
По-видимому, старший волхв не ожидал отпора, пусть и в мягкой форме, смотрел недоуменно на Варяжко, а когда же понял, что ему, по сути, отказали, побелел лицом от охватившего его возмущения и с нескрываемым гневом проговорил:
- Уж не продался ли ты слугам ложного бога, этим сладкоречивым исчадиям пекла? Нет в твоих словах почтения к светлым богам и к нам, их верным сынам! Окстись и не перечь нам более, иначе проклянем и сгорит твоя душа в геенне огненной!
Все также внешне спокойно, но кипя внутри от злости, ответил зарвавшемуся волхву:
- Никому я не продавался и вера моя крепка, в том могу поклясться всеми богами! Но служу я народу и не должен чинить ему бед, даже и по воле вашей. Повторюсь - дождитесь избрания нового князя, в том слово мое последнее.
Сидевший рядом второй волхв придержал главу, когда, покраснев лицом от гнева, тот попытался что-то сказать - возможно, что и проклясть Варяжко:
- Не спеши, Ладислав, охолонь. Нам надо еще поразмыслить, а потом выносить приговор.
Обратившись уже к Варяжко, продолжил:
- Ты муж служивый, печешься о деле своем. Но должен понимать, что сейчас важнее - слово людское или воля богов, что привела нас к тебе. Подумай о том, а мы уйдем - вернемся, когда очистится от скверны священное место, а народ покается в злодеяниях против исконной веры. И до тех пор не будет ему прощения и благословения богов, многие беды случатся в наказание. В том их воля, мы же можем только молиться и просить у них снисхождения к неразумным детям своим.
