— Да.

На мгновение мы умолкаем, каждый думает о своем.

— Мама скучает по тебе.

— Неужели? — Неужели. Это еще почему?

Она кивает.

— Очень.

— По-моему, нет. — Мне не нравится, какое направление ни с того ни с сего принял разговор, хочется перевести его на другую тему, пока он не зашел слишком далеко.

— Она хорошо ко мне относится, — говорю я, ощупью двигаясь дальше, — мы всегда оставались друзьями, хотя недолго жили друг с другом, может, она поэтому и скучает. Я тоже по ней скучаю, но потому, что она всегда меня ждала и я всегда виделся с ней из-за тебя. Может, и она примерно так же ко мне относится. Вот и все. Теперь у нее совершенно новая жизнь, которая по-настоящему насыщенна, новая работа у нее гораздо более многообещающая, чем прежняя, может, время от времени она ее и достает, может, иной раз и обронит фразу типа: «В Санта-Фе мне жилось намного легче!», что-нибудь в этом роде.

Я смотрю на нее, имеет ли смысл то, что я говорю?

— Это так, — говорит она, — там на самом деле было намного легче. Мне было намного легче, да и намного беззаботнее. Мы виделись с тобой всякий раз, когда мне этого хотелось, а не только раз в месяц.

— Я почти весь летний отпуск проведу с тобой, — напоминаю ей я. — Ты будешь со мной все лето.

— Это не одно и то же. Конечно, а как же иначе?

— Но ведь в Сиэтле неплохо. У тебя появились симпатичные друзья и подруги, в том числе и те, с которыми я познакомился. Ты мне сама говорила, что тебе нравятся ребята и девчонки, что там живут.

— Ну да, но они не такие, как мои друзьяи подругиздесь. Настоящие друзья и подруги.

— Они станут такими. На это нужно время.

Она не верит тому, что я говорю. Я сам не верю тем словам, которые срываются у меня с уст, а она, черт побери, все нутром чует почище любого радара!

— Я хочу обратно.

— По-моему, это невозможно, моя хорошая. Во всяком случае, не сейчас.

— Почему?

— Потому.

— Почему потому?

— Потому что сейчас ты живешь с матерью, а молоденькой девушке нужно быть вместе с матерью. Большую часть времени.

— А если бы я была мальчиком?

— Не думаю, что от этого что-то изменилось бы. К тому же ты ведь не мальчик.

— Ты сам всегда говорил, что не важно, кто я — девочка или мальчик.

— Это действительно не важно.

— Тогда почему это не не важно, если я — девочка и хочу жить вместе с тобой?

— Я имел в виду другое. Маленьким детям, как правило, нужно жить с матерями.

— Но не всегда. Мы же с тобой отлично ладим, разве нет?

— Конечно.

— Тогда почему это не не важно?

О Боже! Я вроде бы считаюсь одним из лучших адвокатов в городе, который мыслит на редкость логично, а она, черт побери, ставит меня в тупик!

— По-моему, тут ты права.

Подняв голову, она улыбается: ну вот видишь?

— Но дело не только в этом.

— Я знаю, что ты сейчас скажешь.

— Ну и что же?

— Что я стану взрослой девушкой, а взрослой девушке нужна мать, которая бы ее опекала. — Она говорит изменившимся тоном, стараясь подражать взрослой женщине, скажем, Патриции.

— Ну… это действительно так.

— Мэри-Лу могла бы мне в этом помочь.

— Мэри-Лу?

— Разве она не твоя девушка?

— В известном смысле. — У меня такое ощущение, что я стою на месте для дачи свидетельских показаний и мне сильно не по себе.

— Ну вот, она и могла бы.

— Это не ее дело. Это дело твоей матери.

— Сейчас у мамы нет на это времени. Она вкалывает почем зря.

Ну вот, приплыли.

— Я тоже, — осторожно говорю я.

— Так и должно быть.

— Как это понимать?

— Отцы и должны вкалывать почем зря. А она — мать.

— Мэри-Лу тоже очень много работает.

— Этого бы не было, если бы у нее был ребенок, — парирует она.

— На это мне ответить нечего, потому что ребенка у нее нет, к тому же это все равно не имеет значения, потому что твоя мать — Патриция, а не Мэри-Лу. Речь идет о двух разных женщинах.

— Мы с мамой почти не видимся! — со злостью говорит она. Судя по всему, злость копилась в ней давно, а сейчас вырвалась наружу. — Иногда бывает так, что я ложусь спать, когда ее еще нет. Мне это до смерти надоело! — восклицает она с настоящей обидой.

Черт! Как дела могли зайти так далеко? С какой стати она должна страдать от наших амбиций? Она ведь еще совсем ребенок, который заслуживает того, чтобы рядом находился кто-нибудь из родителей. Интересно, думаю я, знает ли Патриция на самом деле, что творится?

— У мамы новая работа, — говорю я, стараясь быть терпимым и по возможности справедливым к ней. — Иной раз ничего не поделаешь. Скоро все будет по-другому.

— А если нет?

— Послушай! Занятия в школе кончаются через месяц, ты все лето будешь со мной, тогда обо всем и поговорим, о'кей?

— У меня же все равно нет выбора, правда?

Хороший вопрос.

— Нет, — сама себе отвечает она.

— А тебе не кажется, что мама обидится?

— Не знаю. Может быть. Не знаю.

— Ты же для нее все! По-моему, она здорово обидится.

— Теперь уже нет. Я теперь уже не все для нее. — Глядя на меня, она опирается на локоть. — А для тебя? Разве я не много значу для тебя?

— Ты для меня значишь больше всего на свете.

— Ну и…

— У меня есть кое-что такое, чего нет у нее. Я больше преуспел, чем она. Я больше заработал денег…

— Сейчас она зарабатывает кучу денег. Готова побиться об заклад, что больше, чем ты!

— Может быть. — Черт, только этого мне еще не хватало! Чтобы Клаудия сидела тут и подсчитывала, кто из родителей больше зарабатывает.

— К тому же у меня это был уже второй брак, а она раньше не была замужем…

— Тебе же самому с ней страшно не нравилось! Это было еще хуже, чем быть вообще неженатым. Ты мне сам говорил. — Она видит меня насквозь.

— К тому же сейчас я живу с другой женщиной.

— С Мэри-Лу?

— Да.

— А почему она сегодня не приехала?

— Она не захотела мозолить тебе глаза, ведь это же твой праздник.

— Ты бы сам ей не разрешил, правда?

— Да.

— Надо было ей приехать. Мы бы здорово повеселились.

— Я ей передам. Она будет рада это слышать.

— Мне кажется, она бы мне понравилась.

— Ты бы ей тоже понравилась.

— Это важно. На тот случай, если ты на ней женишься.

Черт, мне за ней не угнаться!

— Мы пока даже не заикаемся об этом, Клаудия.

— Когда-нибудь, может, и заикнетесь. Просто я хотела тебе сказать, что она мне нравится. На случай, если это будет тебе интересно.

— Спасибо.

Мой мозг работает с лихорадочной быстротой. Общеизвестно, что дети обладают даром предвидения, неужели она догадывается о чем-то таком, о чем я сам не имею ни малейшего представления?

— Маме как раз это и нужно, — продолжает она.

— Выйти замуж? По-моему, на новой работе у нее нет времени думать об этом.

— Так или иначе, время у нее находится.

— Откуда ты знаешь? Она что, сама тебе об этом говорит?

— Она мне больше ни о чем не говорит. Она мне приказывает.

— Ты уверена, что не преувеличиваешь?

— Да. Она все говорит приказным тоном. Она без конца срывает на мне злость.

— Клаудия…

— Да, срывает! Теперь она то и дело выходит из себя. Что бы я ни делала, ее это не устраивает.

— Это все из-за новой работы. Ей, наверное, на самом деле трудно приходится, она работает гораздо больше, чем раньше. Она к этому не привыкла, ее гложет сознание вины из-за того, что она не уделяет больше времени тебе, вот она так и поступает. Ты же знаешь, что она души в тебе не чает.

— Ну да! — говорит она без всякого воодушевления.

Горячий шоколад в чашке уже остыл. Я снова наливаю его в кастрюлю, чтобы подогреть. Она бредет следом за мной на кухню. На ней ночная рубашка, она уже собралась ложиться спать. Уже одиннадцатый час, обычно она ложится пораньше. Я думал, что мы с ней выпьем горячего шоколада и поболтаем на сон грядущий.