Иисус Христос заранее знал о Своем предназначении, сознательно шел на будущие страдания, о чем неоднократно предупреждал Апостолов.

Дело в том, что грех Адама и Евы привел к глубокому, болезненному повреждению человеческой природы. Совершенство бессмертия сменилось в них неизбежностью смерти; ликование вечной молодости — грустью беспощадного увядания. Легкость бесстрастия [32]исчезла. Тяжелый груз голода, жажды, болезней согнул прежде распрямленные плечи. Увы! Они не могли далее оставаться в раю, прежде всего из-за самих себя. Поэтому Господь отправил наших прародителей на землю.

— Скажи, Отче, ведь Бог обо всем знал заранее?

— Безусловно.

— Тогда почему Он не предотвратил несчастья?! Не убрал от них опасное дерево?

— Верный вопрос, мой мальчик! Господь создал человека по Своему Образу и Подобию. И прежде всего со свободной волей, всегда предоставляя нам самим делать главный выбор: выбор между добром и злом. Что толку от мнимого праведника, помимо собственного желания, избавленного от греха, если сердце всегда готово к совершению его?! Стоит только поднести зажженную спичку, и сразу вспыхнет огонь, в краткий миг перечеркивающий годы прежней, безупречной жизни. Не дерево в конечном счете явилось причиной несчастий Адама и Евы, а они сами, решившие сделаться, по наущению змия «как боги, знающие добро и зло». [33]

Только подобное способно притягиваться к подобному, а человеческая природа с тех пор сделалась чуждой Божественной! Врата Царствия Небесного закрылись для всех людей, без исключения. Ни один, даже самый великий праведник, не мог изменить сложившегося порядка вещей!

И тогда Бог Отец послал к нам Своего Сына, Иисуса Христа, Бога, бывшего «прежде всех век», [34]то есть еще до сотворения мира. Бог Сын, воплотившись [35]от Святого Духа и Пречистой Девы Марии, соединил в Себе два начала: Божественное и болезненное, человеческое. Он воспринял человеческую природу, поврежденную первородным грехом, чтобы воскресить ее в Себе, страшным путем крестных страданий, и тем самым вернуть ей бессмертие, вечную молодость и бесстрастие. Только Ему Одному, Единому Безгрешному Богочеловеку, было возможно победить смерть и войти в Царствие Своего Отца, открыв дорогу туда не только праведникам, но и, прежде всего, раскаявшимся грешникам! Отныне отменялись все жертвы, кроме Одной, бескровной, — Евхаристии. [36]Великой Жертвы, приносимой Самим Господом Иисусом Христом людям.

— Я слышал о ней! — ужаснулся Исаак. — Вы, христиане, вкушая кровь и тело, называете это бескровной жертвой?!

— Мой мальчик, успокойся! Мы причащаемся [37]хлеба и вина, которые становятся в своей сокровенной сути Плотью Христа.

— Вот именно! Значит, хлеб и вино превращаются в Его Тело и Кровь!

— Нет! Что ты! Неужели ты думаешь, Господь, Сам отменив кровавые жертвы, предлагал бы людям вкушать плотское естество! Таинство Евхаристии — духовного порядка. Вещество хлеба и вина остается прежним! Оно не изменяется, а соединяется с Духовным Божеством Христа, становясь Телом и Кровью Христовой в своей сокровенной сути. Именно поэтому Жертва, предлагаемая на Евхаристии, называется бескровной. Спаситель, имея в виду сие таинственное соединение, говорил: «Я есмь хлеб жизни. [38]Ядущий хлеб сей жить будет вовек». [39]

Но иудеи предпочли Христу, с его «неудобными» заповедями, вечной жизнью и обещанным Царством Божиим, совсем другого мессию. С трепетом и восторгом ожидают они великого прихода, ликуя от одной только мысли о будущей земной славе! Несчастные, отравленные гордыней люди, готовые душу отдать за краткую, призрачную иллюзию богатства и власти…

Старик покачал головой и грустно добавил:

— Какая беда! Послушай, радость моя, горькие, полные любви слова Иисуса, обращенные к своему народу незадолго до того, как «Сын Человеческий предан будет на распятие»: [40]«Иерусалим, Иерусалим, избивающий пророков и камнями побивающий посланных к тебе! Сколько раз хотел Я собрать детей твоих, как птица собирает птенцов своих под крылья, и вы не захотели! Се, оставляется вам дом ваш пуст». [41]

Итак, Бога Сына иудеи отвергли, так же как когда-то Бога Отца. И распяли.

Исаак молчал. Все перемешалось в его воспаленной голове. Чему верить, а чему нет?

— Ты хочешь услышать Евангелие? — спросил старец.

— Разве оно у тебя есть? — изумился Исаак. — Здесь, в пещере?!

— Есть. А чему ты удивляешься? Я сам переписал его, прежде чем покинуть монастырь.

Монах бережно вытащил из потайного углубления свитки…

Сколько времени прошло, часов или дней, неизвестно. Перед Исааком открылся совершенно новый мир, живущий по иным законам. Он многого не понял, но душа потянулась к Богочеловеку Иисусу Христу, обладающему чистым сердцем, горящим жертвенной Любовью к людям, грешным и праведным, без исключения.

Услышанное настолько потрясло юношу, что он не сразу догадался, зачем старик протягивает ему деревянную чашу с варевом.

— Я не хочу пить! — отказался Исаак.

— Пей, мальчик, в ней всего лишь травы. Тебе скоро понадобятся силы.

Он отхлебнул ароматного, пахнущего лесом и медом отвара и остановился.

— Допивай до конца! — строго приказал ему старец, и юноша не посмел ослушаться.

Вскоре Исаак ощутил необыкновенный прилив сил и бодрости, как после хорошего отдыха.

— Спасибо тебе, Отче! — поблагодарил он. Вспомнив о своей миссии и о том, сколько времени прошло с момента его ухода, юноша заволновался и торопливо принялся нащупывать в потайном кармане спрятанный перстень.

— Не доставай. Я знаю, зачем ты пришел.

Монах подошел к ларю и вытащил из него небольшой сосуд.

— Пусть Иосиф добавит мою настойку в любое питье Кагану. И последнее. Знай, книга власти дана иудеям не Вышним Богом! Ее создал Денница для господства над падшими ангелами и многими людьми.

Исаака уже не удивляла осведомленность старца.

— Расскажи, — попросил монах, — как там сейчас, в Константинополе?

Слушая юношу, он вспоминал прекрасный город своей далекой молодости, откуда начался его крестный путь.

— Благодарю за радость, которую ты мне доставил! Я словно вновь побывал на родине! Мне очень не хочется расставаться с тобой, мой мальчик, но сегодня нашим путям суждено разойтись навсегда. Впереди тебя ожидает длинная дорога к свету! — Со слезами на глазах отшельник обнял Исаака.

— Отче, о чем ты говоришь?

— На Святой Горе Афон есть монастырь, Великая Лавра. Она станет твоей судьбой.

Старец подошел к Образу и, встав на колени, благоговейно перекрестился.

— «Ныне отпущаеши [42]раба Твоего, Владыко, по глаголу [43]Твоему, с миром», [44]— смиренно произнес он.

Таинственные слова монаха остались непонятными для Исаака.

Старец поднялся.

— Пойдем, радость моя, нужно возвращаться, — позвал он юношу, — час пробил!

Темнота тоннеля сменилась мягким светом уходящего осеннего дня. Мысли путались. Исаак крепко сжимал сосуд с зельем в горячей руке, не понимая, отчего так тревожно бьется сердце. Неизвестное будущее пугало и одновременно манило, вселяя в душу радостную надежду. Из-за своей отвлеченности он не заметил тени, мелькнувшей за спиной монаха. В ту же секунду, Ингер молниеносным движением руки перерезал горло старику. Из страшной пульсирующей раны фонтаном вырвалась алая кровь.