— Надо выходить раньше из дома! Напишите объяснительную. Учтите: если такое повторится, останетесь без премии! — По всему чувствовалось: пары начальница спустила, и продолжения не последует.

В комнате воцарилось напряженное молчание. Слышалось только шуршание бумаг и треск счетных машинок. Надежда, заняв рабочее место, облегченно передохнула. После утренних неприятностей на нее напало дремотное состояние. К тому же к полудню солнце, раздвинув мутную пелену облаков, начало сильно припекать и мешать работать. Оторвавшись от бесконечной череды чисел, Надежда посмотрела в окно: бабушка тянула за руку упирающегося малыша, а тот злился, хныкал, смешно топал ножкой… У проходной рабочие собрались… Отчего-то ей сделалось тоскливо. Взгляд продолжал рассеянно скользить по прохожим, пока не задержался на незнакомке. Надежда испуганно вздрогнула и побледнела. На нее лавиной обрушились тяжелые воспоминания: смерть матери и жуткая встреча в больничном парке…

Время близилось к обеду. Служащие сосредоточенно трудились, оставляя на страницах документов новые записи. Только одна из них, Валентина Антоновна, внимательно наблюдала за Надеждой, ломая голову над тем, кто мог или что могло довести молодую сотрудницу до такого состояния. За год красивая тридцатисемилетняя брюнетка с пышными волнистыми волосами, живыми шоколадными глазами и стройной фигурой превратилась в нервозную, исхудавшую женщину с усталым лицом и настороженным взглядом. Конечно, смерть матери ни для кого не проходит бесследно, но все же время лечит, а тут… Вот и сегодня, чего она испугалась? Кто стоял под окном?

Наступил обеденный перерыв. В комнату бухгалтерии, весело пересмеиваясь, заглянули две сотрудницы из планового отдела. Одна из них, задорная курносая женщина с замысловатой, тщательно уложенной прической, спросила звенящим от возбуждения голосом, в предвкушении приятной возможности позубоскалить:

— Девочки, хотите повеселиться?!

«Девочки» заметно оживились, радуясь возможности отвлечься от утомительной работы.

— Ну, наша Антонина сегодня и учудила… — Сотрудница обвела комнату искрящимся взглядом.

Здесь следует отметить, что Антонина Ивановна, о которой пойдет речь, была женщиной поистине гигантских размеров. Она решительно не желала худеть, хотя уже с трудом справлялась со своим огромным телом. Количество ежедневно поглощаемых ею пирожных и булочек давно превысило критическую отметку и казалось фантастическим!

— Вася, вы ведь знаете Тониного мужа, решил посадить жену на диету. Поэтому с сегодняшнего дня он сам начал делать своей «малышке» бутерброды. Но нашу Тоню не проведешь! По дороге на работу она запаслась двумя дополнительными батонами и исправила Васину досадную «ошибку», добавив к каждому «диетическому бутербродику» по огромному ломтю хлеба. Если бы вы слышали ее довольный бас: «Думал, голодом меня уморить, не выйдет!» — Рассказчица постаралась как можно точнее скопировать голос и манеры Антонины Ивановны.

Появление начальницы прервало дружный смех. Недовольный вид Маргариты, вместе с напоминанием о проходящем обеденном времени, стер улыбки с лиц подчиненных.

— Маргарита Оттовна, вы не забыли? Мы с Галиной Петровной за венгерскими курами уходим, вернемся позже! — напомнила Шура.

— А мы в «Колбасный», за сырокопченкой, — присоединилась к ней Татьяна Ивановна.

— Хорошо, идите, на мою долю две курицы и палочку колбасы, — милостиво разрешила главбух.

Женщины, торопливо собравшись, направились к выходу.

— Надя, а ты что сидишь? — остановилась у ее стола Шура.

— Я сегодня не пойду, — отказалась Надежда, — идите без меня.

— Тебе плохо? Какая-то ты бледная!

— Все нормально, не волнуйся, иди, а то не успеешь!

Перевалив за вторую половину, рабочий день неумолимо приближался к концу. Оставив дела до завтра, усталые сотрудницы готовились к преодолению последнего препятствия, отделяющего их от дома. «Добытые» с трудом, вымученные многочасовым стоянием в очередях продукты распределялись по сумкам, которые тяжелым грузом оттягивали руки терпеливых женщин советской эпохи.

Вечерело. Небо вновь затянулось облачной пеленой. Несмотря на установившуюся теплую погоду, чувствовалось близкое дыхание осени. Пользуясь общей суматохой, Валентина Антоновна подошла к Наде и тихо спросила:

— Наденька, ты едешь на «двести тридцатом»?

Когда женщина кивнула ей в ответ, она продолжила:

— Сегодня я составлю тебе компанию.

— Правда? — обрадовалась Надежда. — А куда вы собрались?

— В церковь.

Надежда промолчала, но через некоторое время, сосредоточенно роясь в сумочке, вдруг тихо попросила:

— Можно мне с вами?

Валентина не ожидала от нее такой просьбы, но вида не показала.

— Конечно! — приветливо улыбнулась она.

Женщины вышли на оживленную улицу и медленным шагом направились к остановке, вдоль чугунной заводской ограды. Надежда сильно нервничала, зачем-то часто, испуганно оглядывалась по сторонам, почти не слышала обращенных к ней слов.

— Давай немного постоим, — попросила Валентина Антоновна и взяла сотрудницу за руку. — Какая холодная! Наденька, да ты вся дрожишь!

Надежда прислонилась к ограде и безутешно разрыдалась.

— Успокойся, девочка, успокойся!

Недоумевая о причине слез, Валентина Антоновна принялась ласково гладить сотрудницу по спине. Прошло немало времени, прежде чем несчастная перестала горько всхлипывать и смогла продолжить путь. В автобусе оказалось несколько свободных мест. Валентина Антоновна посадила женщину к окну, а сама, устроившись рядом, вытащила из сумки книгу и углубилась в чтение. Надежда с благодарностью взглянула на тактичную спутницу. Да, именно Валентине Антоновне ей, впервые, захотелось обо всем рассказать.

В семидесятые годы вера в Бога считалась чем-то постыдным и, едва ли, не противозаконным. «Строители коммунизма» относились к религии крайне отрицательно. Черкизовская церковь, освященная в честь пророка Илии, располагалась на живописной возвышенности. Хорошо видимая издалека, она привлекала внимание чистотой и воздушностью: белая, похожая на сказочный терем, с нарядными синими и золотыми куполами. Этот храм, один из немногих, уцелел после их многолетнего варварского уничтожения. У подножия холма, решив организовать зону отдыха, местные власти вырыли большой пруд, на берегу которого построили кинотеатр «Севастополь».

Надежда бывала в церкви редко, по большим праздникам, да и то за компанию с подругами: освятить на Пасху куличи или просто поставить свечу. Среди оживленной людской суеты терялось истинное понимание происходящего, остающегося в памяти лишь красивым спектаклем. Сегодня же храм выглядел строгим и сосредоточенным. Когда женщина поднялась по ступенькам к высоким кованым воротам, приветливо распахнутым навстречу, ее охватило волнение. Она и сама не могла определить, отчего. Вечерняя служба давно закончилась. Всегдашнее смущение под взглядами посторонних людей отступило. Церковь встретила тишиной, мягким полумраком, потрескиванием свечей, мерцанием лампадок. Надежда, не в силах оторваться от кротких, полных сострадания глаз Спасителя, остановилась перед Образом и почувствовала, как в душу возвращаются мир и покой.

— Господи, — прошептала она, — Господи… — На глазах выступили слезы. Слова исчезли, заговорило само сердце, горячо забившись от бесконечной благодарности.

Женщины молча вышли из храма. Каждая думала о своем, но то общее, что связало их сегодня, делало молчание исполненным глубокого смысла. Погода стояла прекрасная. Мимо пробегали люди, торопящиеся на восьмичасовой сеанс в кино. Надежда вздохнула. Домой возвращаться не хотелось. Увидев утопавшую в сиреневых кустах лавочку, она предложила посидеть. Со стороны казалось, приятельницы просто наслаждались теплым сентябрьским вечером и от нечего делать наблюдали за прохожими. На самом деле Валентина Антоновна, сохраняя внешнее спокойствие, сильно волновалась.

— Наденька, на заводе меня кем только не считают, некоторые даже сектанткой называют, подозревают в колдовстве. Но это полная чушь! Да, в Бога я стала верить, в церковь часто хожу. А вот почему, никому не известно. Послушай! Возможно, мой рассказ поможет тебе. Только, прошу…