— Пока, дорогой! Любовником ты был посредственным, без фантазии, да и убийцей оказался неважным! До скорой встречи, красавчик!

Услышав за спиной игривый голос с изрядной долей иронии, Александр замер от ужаса. Обернувшись, он увидел задушенную девицу. Незнакомка преспокойно сидела на кровати и, склонив голову к плечу, мило улыбалась.

Вне себя, парень выбежал вон из квартиры. Голова раскалывалась от боли и горела, отказываясь соображать. Убитая ожила! Он с содроганием вспомнил хруст позвонков. В полубредовом состоянии Александр добрался до дома. Испуганная мать вызвала «скорую». С температурой под сорок и подозрением на менингит его в тот же день срочно госпитализировали.

Вернувшись с практики, Мила узнала о «подвигах» жениха от мамы. За время Сашиного пребывания в больнице страсти немного утихли, но объяснений девушка так и не дождалась. За июнем последовал жаркий июль. И вот уже первые желтые листочки замелькали в темно-зеленой пыльной зелени городских деревьев, напоминая о наступлении макушки лета. За показным Милиным спокойствием скрывалось глубокое отчаяние. Все чаще она, тайком, открывала коробочки с обручальными кольцами, надеясь на чудо. Ей казалось: вот-вот раздастся долгожданный звонок и появится улыбающийся Александр. А остальное станет уже неважным! Она прижмется к родной груди и услышит слова, о которых мечтают все девушки. Если бы Александр догадывался об этом! Напротив, он совершенно пал духом, порою не верил даже самому себе, с мучительным стыдом вспоминая прошлое. Так стоило ли надеяться, что любимая сможет понять, а тем более простить?! Наивный мальчик! Как плохо он знал женское сердце!

В день свадьбы к Милиному дому подъехали свадебные машины. Шофер «Чайки» поднялся на пятый этаж, по указанному адресу. Ему открыла расстроенная, смущенная Надежда.

— Прошу вас, уезжайте поскорее! Свадьбы не будет.

Неловко переминаясь с ноги на ногу, мужчина стал извиняться:

— Что ж, простите за беспокойство, я не хотел…

Женщина торопливо ответила:

— Ничего, прощайте, — и поспешно захлопнула входную дверь.

Глухие рыдания дочери лишили ее остатков самообладания. Сознавая собственную беспомощность, Надежда прислонилась к стене и беззвучно, изо всех сил зажимая рот руками, расплакалась.

Наступил сентябрь. Шло время, но оно не приносило облегчения. Мила только глубже погружалась в безысходную тоску. Даже Леля, обычно такая бойкая, терялась, оставаясь с ней наедине.

— Мил, очнись, у тебя впереди целая жизнь! — убеждала она. — В конце концов, на нем свет клином не сошелся! Познакомишься с другим, порядочным парнем, выйдешь замуж и будешь сама потом посмеиваться над своими теперешними переживаниями! А его Бог накажет! Обязательно накажет за предательство! Вот увидишь!

Испугавшись неживого лица подруги, она решила перевести тему. Задорно улыбнувшись, Леля тряхнула кудрями.

— А помнишь, как мы, перед поступлением в институт, пошли в церковь, рядом с Преображенским кладбищем, просить Николая Угодника о помощи?

Увидев слабую улыбку, осветившую лицо Милы, девушка с энтузиазмом продолжила:

— Помнишь, как мы, по ошибке, оказались на половине старообрядческой церкви? Шептались, что храм какой-то странный. Потом, когда разобрались, пулей выскочили! На церковном дворе столы стояли с белыми скатертями, а на них яблоки, груши, виноград. Оказалось, мы пришли как раз на Преображение, яблочный Спас…

— Конечно, помню! — отозвалась Мила и грустно вздохнула.

— Мы у Николая Угодника просили учиться в одном институте и в одной группе!

— И ведь исполнилось! — Милино лицо немного оживилось.

— Вот и теперь Господь обязательно поможет тебе, а его накажет!

— Никого не надо наказывать, прекрати такое говорить!

— Надо же, пожалела! А он тебя жалел, когда… — Леля запнулась на полуслове, увидев полные слез глаза подруги. Ей стало стыдно за свою несдержанность. Заключив расстроенную девушку в объятия, она прошептала: — Извини, Милочка, я не хотела, Бог с ним!

С середины сентября установилась ясная теплая погода. В такие тихие, отличающиеся особым, мягким очарованием дни золотой осени душа невольно примиряется с невзгодами и перестает бунтовать, завороженная прекрасной картиной увядания.

Сегодня Александр решил съездить к маме, в подмосковную Электросталь. После сутолочной, шумной Москвы родной город показался ему маленьким, по провинциальному чинным и спокойным. Сойдя с электрички, он не торопясь направился к старому асфальтобетонному заводу. Если пройти через его территорию напрямик, то расстояние до материнского дома сокращалось почти вдвое. Уже начало смеркаться, когда, отыскав в заборе знакомую брешь, Александр оказался внутри ограды. Он знал, что предприятие практически не охранялось, поэтому смело пошел вперед. В детстве он часто забирался сюда с друзьями. Преодолев половину пути, Александр различил впереди неясную фигуру. По мере приближения он отметил, что человек стоит на одном месте. Наконец ему удалось разглядеть женский силуэт. Неужели… Сердце готово было выпрыгнуть из груди. Боясь поверить собственному счастью, он остановился и перевел дыхание. Осунувшееся лицо порозовело. Дрогнувшим, от волнения, голосом Саша несмело позвал:

— Милочка…

— Здравствуй, любимый, я так соскучилась, — отозвалась девушка. — Иди ко мне!

На самом краю сознания забрезжила робкая мысль о невозможности подобной ситуации, да и сама Мила вела себя несколько странно. Но никакие доводы рассудка не могли его остановить. Александр кинулся к ней навстречу. Лицо девушки исказила злоба. От неожиданного, сильного удара в грудь он попятился и, потеряв равновесие, шагнул в открытый люк с раскаленным битумом. Страшная боль оглушила его, мертвой хваткой сжала беспомощное тело. Цепляясь за края колодца, Александр прохрипел:

— Милочка, помоги!

— Конечно, помогу! Помогу… умереть!

Мила, не скрывая победной улыбки, занесла над ним ногу в сапоге с острой шпилькой, но внезапно остановилась.

— Ты опять опоздал! — обратилась она к подошедшему мужчине.

— Я так не думаю. — Незнакомец бережно достал из-за пазухи Распятие и благоговейно его поцеловал.

— Откуда?! Неужели привез с собой?! — Услышав слова молитвы, Мила закричала страшным, нечеловеческим голосом. Глядя на Крест, она корчилась, стонала, рычала как дикий зверь, пока совсем не исчезла в вечернем воздухе.

Монах бросился к потерявшему сознание юноше. Каким-то чудом Александру еще удавалось держаться наверху. Вытащив несчастного, мужчина окинул грустным взглядом обожженное тело и с состраданием произнес:

— Господи, помилуй грешного раба Твоего Александра…

Затем он бережно подхватил пострадавшего на руки и поспешно направился с ним к зданию городской больницы. В общей суматохе о спасателе на время забыли, а когда приехавший оперативник собрался его допросить, то никого в приемном покое не обнаружил.

Прошло три дня. Состояние Александра оставалось критическим. Ожог восьмидесяти семи процентов тела врачи считали несовместимым с жизнью. Перевезти его в Москву, в институт Вишневского, не решались, из-за тяжести состояния, а в местной больнице отсутствовало необходимое оборудование для лечения такого больного. Саша медленно угасал от болевого шока и почечной недостаточности. Начался отек легких, но сильное, молодое тело спортсмена продолжало сопротивляться смерти. Инна Петровна не отходила от постели сына, забываясь иногда чутким сном на соседней кровати. Вглядываясь в изможденное лицо своего несчастного мальчика, она десятки раз задавала себе один и тот же вопрос: почему это случилось именно с ним, с ее Сашенькой?!

Сегодня женщине показалось, что сыну стало немного лучше. Он попросил открыть плотные шторы. Палата сразу же наполнилась теплым золотистым светом, льющимся из окон. Взглянув на солнце, несчастный прошептал:

— Как хорошо, мама…

— Хорошо, Сашенька, — всхлипнув, ответила Инна Петровна.

— Не плачь, мамочка, все пройдет. Послушай, то, о чем я тебе сейчас расскажу, должно остаться между нами. Обещаешь?